Седьмая глава

Михаил, более известный как Майк, Науменко сидел, развалившись на диване, закинув ногу на ногу. В комнате стоял едкий запах сигаретного дыма, и молодой музыкант решил, что его скромную обитель стоило бы проветрить. А потому он тут же, пускай и лениво, но всё же подошел к окну, сдвинул шпингалет и открыл нараспашку стеклянную дверцу. С улицы веяло приятным запахом лета. Ах, как все-таки жаль, что нам отведено так мало времени для наслаждения великолепным парфюмом теплых деньков... Даже вечер был весьма теплый, а потому Майк мог спокойно стоять у окна в одной футболке, не опасаясь, что он простудит горло и не сможет из-за этого какое-то время петь. А ведь для него как для творца неделя-две без пения могли показаться целой вечностью, настоящим адом на земле. Майк вдохнул полной грудью. Ах, ночной воздух... Теплый ветерок дул ему в лицо, ласково перебирая его темные волосы. В ночной тишине отчетливо слышалось тикание часов, из другой комнаты доносился звук включенного телевизора. Вдруг раздался глухой бой часов. Первый удар, второй... Часы пробили двенадцать. Полночь. Всегда именно этот час имел какую-то необъяснимую мистику, ведь, согласно поверьям, именно в это время происходило все самое таинственное и магическое. Для кого-то полночь была часом, когда в ночь перед днем нового солнца правит бал нечисть, а для кого-то полночь была временем, когда исполняются все желания. Но для Майка это было не более, чем просто периферия между старым и новым днем. Спустя несколько секунд после боя часов Майк услышал пронзительный звук дверного звонка. Музыкант лениво пошел в сторону входной двери, недоумевая, кто мог прийти к нему в столь поздний час. Открылся дверной засов, послышался скрип двери. -Добрый вечер, Майк! - он услышал знакомый женский голос. Это была N, она часто приходила к нему. Хотя даже для нее было странно придти к нему так поздно. -Привет, N! - улыбнулся Майк, почему-то не осмеливаясь спросить ее о причине столь позднего визита. -...Не правда ли сегодня чудесная ночь? - улыбнулась девушка. N представляла собой своеобразный "размытый образ", очень трудно было дать ей полноценное описание. Можно было разве только сказать, что она была ничем не лучше, но при этом и ничем не хуже остальных. Возможно, именно поэтому у нее и было такое странное имя, впрочем, Майк не обращал на него какого-либо внимания. -Да, - сказал он ей в ответ, - но я... -Одинок? - перебила его N. Майк уж был готов возразить, но призадумавшись, понял, что N была как никто права. -Что же ты стоишь на пороге? - сказал музыкант, пытаясь хоть как-то развеять внезапную тишину. N в ответ на это лишь скромно пожала плечами и ,улыбаясь, вошла в квартиру своего друга. Пока мисс переобувалась, Майк решил сходить на кухню, дабы сделать им какой-нибудь горячий напиток. -Тебе кофе или чай? - чуть крича сказал музыкант. "Чай" - послышалось в ответ. "Какая удача!" - подумал вдруг Майк, ведь в кухонном шкафу он, увы, больше ничего, кроме чая, и не нашел. Достав с полки железную банку с листовым черным чаем, он снял крышку с заварного чайника и насыпал туда немного чая. Затем он поставил греться воду, и после того решил, что возможно для дальнейшего времяпрепровождения не помешает вино. Пока закипала вода, Майк пошел в другую комнату за вином. В той же комнате как раз таки работал телевизор. Картинка даже ненадолго привлекла его - сцена в фильме была, судя по всему, кульминационной, а как правило, именно кульминация становится самой интересной частью. Но со стороны Майка было бы очень некрасиво просто сесть и продолжить просмотр фильма, зная, что на кухне его ждет гостья, а потому он просто выключил телевизор. Музыкант достал из бара вино и поспешил вернуться в компанию к N. Когда он, наконец, вошел на кухню, то увидел, что N уже сама налила им обоим чай. От этого ему стало как-то неловко, в конце концов, она его гостья, и он просто не имеет права заставлять ее, да и вынуждать тоже, делать то, что по идее должен делать он. Но так как "поезд уже ушел", ему оставалось просто сесть за стол. N улыбнулась Майку, ну а ему оставалось улыбнуться в ответ. -Как дела-то? - спросила N, с некой снисходительностью в голосе, как будто бы она была расстроена такой реакцией на свою улыбку. -Как у меня могут быть дела? - сказал в ответ Майк с оттенком снисходительности в голосе, - Все как всегда! Дом, работа, концерты... -Ну-ну, концерты..., - начала было N. -...Точнее, квартирники! - перебил ее Майк. -Ну квартирники, не велика разница, - продолжила N, - Это уже начало пути к славе! Я более чем уверена, через несколько лет о тебе будет знать не только страна, весь мир будет петь твои песни! Майк снисходительно улыбнулся. Слова, им никогда нельзя было верить до конца, ведь зачастую они значат больше, чем дело. Но кто же не грешил этим? И Майку это было не чуждо. -...Жизнь - великая вещь, и она требует от себя великих людей! - продолжала тем временем N, пока Майк настраивал свою гитару, - Таких, как ты, что не станут выдавать семерку за туз! -По себе судишь? - ухмыльнулся музыкант, но увидев поджатые губы собеседницы тут же извинился. -А спой мне что-нибудь? - N решила сменить тему. -Что именно? -Что-нибудь! "Что-нибудь". Ох, как Майк не любил этого выражения. Как и многие прочие творческие личности. Хм, по крайней мере, он мог хотя бы сам решить, что петь. Но ведь трудно выбрать что-то одно! Ладно. Я сижу в сортире и читаю "Rolling Stone", Венечка на кухне разливает самогон, Вера спит на чердаке, хотя орет магнитофон, Ее давно пора будить, но это будет моветон. Дождь идет второй день, A Нужно спать, но спать - лень, Хочется курить, но не осталось папирос. A Я боюсь спать - наверно, я трус. Денег нет, зато есть пригородный блюз!... Голос Майка, как всегда слегка гнусавый, с таким голосом он мог бы стать неплохим исполнителем кантри. Но какая может быть кантри-музыка в советском союзе? Только блюз, да и то пригородный. Но, так или иначе, по лицу N было видно, что эта песня ее очень веселила, забавляла, одним словом, нравилась. Майку было приятно, что его творение пришлось по вкусу слушателю, ведь, как правило, если кому-то нравится чье-либо творение, то значит, что у этого кого-либо есть определенная душевная связь с этим творцом. А ни это ли то, что нужно не только художнику, но и обычному простому человеку? «Простой человек» - это словосочетание всегда вызывало у Майка ассоциации с блюзом той самой личности. Мажорная песня. Но оправдывал ли веселый мотив текст? Майк вздохнул. Ох, редко когда кто-либо действительно видит какой-то грустный смысл в песне, ведь на первый план выступает именно мелодия. Это была не только проблема Майка – многие другие музыканты помимо него с этим сталкивались, тот же его друг, Борис Гребенщиков, с которым они и альбом записывали… Впрочем, наверное, именно благодаря сладкому неведению публики их еще и не упекли в психушку за «бред инакомыслия». На том спасибо. Тем временем собеседница музыканта даже и не обратила внимания на то, как внезапно он помрачнел, а взгляд его устремился в какую-то неопределенную точку на стене, от чего выглядел пустым, а сам Майк выглядел потерянным. -Майк, это шедевр! Какой же ты молодец! – N аплодировала ему, нахваливая его талант. Майк знал, что именно это он от нее и услышит. Предсказуемая реакция, шаблонные фразы. Не было в ее аплодисментах радости, а в голосе восхищения. А может, это просто он стал требовать слишком большего. Она не сказала ничего лишнего. Возможно наоборот, высокопарная ода была бы намного более похожа на пустую лесть. Музыкант улыбнулся. -Я знаю, нам трудно понять друг друга, но ты вежлив, и я не сержусь! – смиренно-спокойно сказала N, опустив взгляд и пригубив уже довольно сильно остывший чай. Майк нашел ничего лучше, как сыграть ей очередную свою песню. Грустные мысли побудили его исполнить грустную, но так идеально подходящую к их скромным посиделкам, песню. …Но не пугайся, если вдруг Ты услышишь ночью странный звук - Все в порядке, просто у меня открылись старые раны. И я пишу стихи всю ночь напролет, Зная наперед, что их никто не прочтет. Зачем я жду рассвета? Рассвет не придет - кому он нужен?... Вместе с настроением в голосе Майка изменилось и выражение лица N. Она не сводила с него взгляд, все наблюдая за тем, как он отчужденно смотрел куда-то в пустоту, играя на гитаре просто каким-то доведенным до автоматизма способом. Это была не просто песня о душевной боли. Это была песня о тяжелой судьбе творца, о трагедии повседневной жизни, об одиночестве и смерти. N и не смела перебивать его. В конце концов, так он залечивал свои старые раны. Как только Майк закончил, N не сказала ему ничего по поводу этой песни. С ней и не нужно было как-либо объясняться. Девушка взглянула в окно, находившееся за спиной музыканта, и сказала: -А вот и рассвет. Майк же, как будто по щелчку пальцев, ожил, освободившись от так внезапно сковавших его чар собственных мыслей о вечном и о пустой грусти настоящего. -Как рассвет? – с неподдельным удивлением в голосе сказал он, - Неужели мы всю ночь тут просидели, так и не удосужившись отойти ко сну? -Как видишь! – пожала плечами N. -Это никуда не годится! – нервно усмехнулся Майк, тут же встав со своего стула, - Не пора ли нам спать? И не говори, что поедешь домой, ты наверняка еле ходишь от усталости! -Ну наверное пора! – не без сарказма в голосе ответила N, встав вслед за покидавшим кухню Майком. А ведь он был прав – только она встала, как ей сразу захотелось лечь. Она оперлась руками о стол, пытаясь как-то сконцентрироваться на своих действиях, собрать силы на то, чтобы хотя бы благополучно дойти до места сна. Шаги музыканта были довольно быстрыми, он, казалось, чуть ли не бегал по крохотной квартирке, а потому не успела N выглянуть из-за угла, что вел прямиком в коридор, соединявший кухню с комнатами, как Майк уже нес в своих руках подушку и одеяло. Увидев N, он тут же подозвал ее. -N, ты иди в комнату, я постелил тебе там чистое белье, - сказал он, пытаясь удержать в руках тяжелое одеяло, что так нагло стремилось упасть на пол. -Хорошо, - сказала девушка, но как только она дошла до порога комнаты, у нее возник очередной вопрос, - А ты где спать будешь? -Обо мне не беспокойся! – ухмыльнулся Майк, - Уж в своей-то квартире я найду место, где прилечь. Пожав плечами, N устремилась прямиком в темноту комнаты. Да и зачем было лишний раз себя утруждать нажатием кнопки выключателя. Ноги все равно донесут до кровати, тем более, она стояла не так далеко от двери. Майк же, в свою очередь, отправился в гостиную. В ней до сих пор было открыто окно, а потому было довольно прохладно. Но он и не обратил внимания на это. Он бросил подушку на пол, а затем лег и сам, укрываясь одеялом. Долго его не отпускала какая-то дрожь. То ли от холода, то ли просто от чересчур сильной усталости сон никак не приходил к нему, а потому тело начинало жалобно дрожать, будто бы умоляя подсознание Майка подарить ему приятный, красочный сон, благодаря которому он, на следующий день, будет в самой что ни на есть превосходной форме. Но мольбы были услышаны, и совсем скоро музыкант уже тихо и мирно спал, укутавшись в одеяло, как гусеница в кокон. Сквозь сон ему показалось, будто бы в районе спины его пронзает острое и холодное лезвие, задевая чуть ли не его сердце… И с этой болью он слышит какой-то непонятный шум, напоминающий шум воды, а перед глазами он видит сон уже какого-то совсем другого человека. И не успел Майк осознать, чей же сон видео сейчас он, как его разбудили яркие лучи солнца. Пытаясь справиться с сильнейшей болью в спине, он отправился на кухню. Еще не придя в себя, он открыл холодильник и, почесывая голову, достал оттуда торт. Затем он достал из стоявшей рядом тумбочки попавшуюся ему на глаза банку, в которой были еще какие-то скудные остатки кофе. Он и не помнил, откуда это все взялось у него, что кофе, что торт. Казалось, еще вчера на кухне нельзя было найти ничего, кроме повесившейся мыши. Майк заварил кофе и налил его в две кружки. Одну он взял себе и, пригубив крепкий и горячий напиток, подошел к магнитофону и включил T.Rex. По всей квартире тут же пронеслась бодрая мелодия, каждый угол обители Майка теперь дышал этим мажорным аккордом. Разумеется, это не могло не разбудить N. Зевая, она на ходу завязывала в хвост свои волосы. Проигнорировав Майка, она зашла на кухню и взяла вторую, полагавшуюся ей чашку с кофе. Чуть проморгав, она стала пить. За минуту чашка была уже опустошена, в то время как Майк все ждал, пока кофе более-менее остынет. С грохотом чашка N опустилась на стол, и девушка направилась к выходу. Майк никак не комментировал ее действия, просто шел следом. Как только девушка надела обувь, она вдруг повернулась к нему лицом и сказала «Спасибо. И до свидания…». На этом все и закончилось. Прикрыв глаза, она махнула ему на прощание чуть приподнятой рукой, и через несколько секунд исчезла за входной дверью. Майк глубоко вздохнул. Кофе все не остывал, а боль в спине все не отпускала. Энергичными шагами он пошел на кухню, дабы выключить магнитофон – странно, но музыка сейчас ему не столько помогала, сколько мешала. И вот, в квартире вновь воцарилась тишина. Глядя в окно, Майк все думал о взаимосвязи боли в спине с его странным сном, периодически переключая внимание на неприятную горечь сваренного кофе, что он сейчас пил. Но стоять на месте скучно, а потому он пошел в гостиную, в которой он сегодня спал. Еще с порога его внимание привлекло красовавшееся на полу пятно крови. Но это не вызвало на его лице никаких эмоции, будто бы это было в порядке вещей. Сняв с себя футболку, в которой же он сидел вчера и сегодня спал, он вытер ею это алое пятно, и оно совсем скоро исчезло. На душе у него сразу появилось какое-то приятное, светлое ощущение, и он сел прямо на стоявший сзади него диван. Майк мечтательно прикрыл глаза, наслаждаясь спокойствием и умиротворением, что почему-то так редко его посещали.