Tout est chaos À côté Tous mes ideaux: des mots Abimés… Je cherche une âme, qui Pourra m'aider Je suis d'une Génération desenchantèe, Desenchantèe. Всё вокруг — хаос, Идеалы — лишь ворох слов, Пустота… Я ищу душу, Которая поймёт, что я из Поколения, чья мечта мертва, Чья мечта мертва.
Mylène Farmer — Desenchantèe
Давным-давно в какой-то книжке она прочла: гнев — это печаль, которой очень долгое время было некуда деваться. Раньше Гермиона не задумывалась об этих эмоциях, но со временем начала всеми фибрами души поддерживать подобное мышление: глубокое отчаяние и чувство долга довели её до ручки, подтолкнув к пути, с которого слишком поздно сворачивать. Её меланхолия действительно переросла в ярость. Но не открытую, скорее, подавленную установленным после войны режимом жизни в волшебном мире; ярость, от которой нынче всеми уважаемая госпожа Гермиона Джин Малфой не могла спрятаться, которую не могла изгнать из себя, как ни пыталась. Однако совершенно неожиданно и незаметно для самой себя Гермиона нашла способ, который помог ей совладать с эмоциями и прижиться в новом обществе. Всё действительно началось после завершения войны. Печаль, окутавшая израненное сердце Гермионы, была безграничной, бездонной, в которой она утопала беспросветно, машинально подчиняясь всему, что происходило вокруг. Она понимала, что должна радоваться развязке конфликта, но девичье сердце отказывалось принимать не один шокирующий поворот судьбы. В битве за Хогвартс трагически погиб Рон Уизли: первая любовь, юноша, который бездумно спас её, защитив собственным телом от коварного и фатального выпада агрессивного Пожирателя. Он смело принял на себя вспыхнувшее зелёным светом непростительное заклинание и умер у неё на руках. А вместе с его гибелью раскололась на части и душа Гермионы. И если с одной потерей она могла ещё кое-как совладать, то самопожертвование Гарри Поттера оказалось тем, что всколыхнуло разум Грейнджер бесповоротно. Она долгое время не могла психологически принять такой исход, почти не вникала во всё, что происходило после той страшной битвы. Впервые в жизни разум Гермионы завис в прострации, и она не спешила выбираться из уютного небытия в реальность. Без Рона и Гарри она осталась совершенно одна в новом магическом мире, где всё менялось не по дням, а по часам, даже минутам. Морально искалеченная, она тогда не воспринимала сущий хаос в волшебном сообществе как нечто радикальное, пока не очутилась в его эпицентре. Последствия той войны оказались неоднозначными: сторона добра вроде бы и победила. Гарри ценой собственной жизни удалось окончательно и бесповоротно убить Волдеморта; оставшихся Пожирателей смерти либо упекли в Азкабан, либо порешили на месте. Победа была очевидной, но крайне горькой и болезненной. Столько погибших. Тем не менее остались волшебники, которые оказались зажаты между светлой и тёмной сторонами магического сообщества: половина семей из списка «Священных двадцати восьми» веками поддерживала манию чистой крови в своих родословных, и новое Министерство магии прекрасно осознавало, что эту традицию нужно искоренить. Высокопоставленные сотрудники Министерства посчитали, что в семьи, особенно ранее открыто поддерживающие идеологию чистой крови, просто необходимо «внедрить» маглорождённого волшебника или волшебницу, чтобы наконец прекратить сей абсурд. Сделать это додумались новым законом. По сути, возобновлённое и ожесточённое после войны Министерство магии взяло на себя обязательство рандомного сводничества чистокровных наследников древних волшебных семей с многообещающими маглорождёнными членами общества. Этой методикой они хотели разбавить «чистую кровь», чтобы таковой в магическом обществе Британии и вовсе не осталось. Для создания и принятия подобного закона выдвинули несколько солидных причин, которые новоизбранный министр магии лично растолковал недоумевающим подчинённым. Он обратил внимание на то, что многие фанатики идеи чистой крови были вынуждены вступать в брак со своими родственниками, например с двоюродными братьями и сёстрами, ради непосредственного сохранения чистоты этой крови. В доказательство этому аргументу были приведены близкородственные браки в семьях Блэков и Мраксов, а также в родах Малфоев и Лестрейнджей, хоть, согласно документам, последние соблюдали эту традицию в меньшей степени. Прогрессирующее общество волшебников в новом построенном режиме не могло закрывать на данную традицию глаза: это больше не считалось приемлемым, и принятый закон о принудительных браках чистокровных и маглорождённых решал проблему. Министр также обратил внимание на вторую проблему мании чистой крови — вырождение. Он даже объяснил на примере рода Мраксов, что из-за браков между родственниками вырождение в той семье проявилось особенно сильно: мать Волдеморта была дурна собой, а его дедушка и дядя вдобавок к этому отличались психической неуравновешенностью, жестокостью и крайней неопрятностью в быту. По сути, Министерство магии распространило мысль о том, что Лорд Волдеморт оказался убийцей с манией бессмертия из-за паршивых генов, которые веками скапливались в чистокровной родословной, а внезапно смешавшись с генами магла, выстрелили самым безумным волшебником, которого знала история. Отсюда министр подтолкнул общество к мысли, что, возможно, если бы не мания чистой крови в этих древних семьях, среди волшебников поколения Волдеморта оказалось бы меньше преступников и кретинов, жаждущих безнаказанно убивать мирных граждан. В заключение он привёл последний пример проблемы чистой крови: это правда, что в роду Блэков все были достаточно умны и красивы, но многие представители семьи страдали патологической жестокостью и необузданным характером. Беллатриса Лестрейндж, напомнил господин министр, являлась ярким тому подтверждением. Ознакомив подчинённых с проблемами, что вносила в их обыденную жизнь мания чистой крови, министр предложил новый законопроект, за который в закрытом режиме проголосовал совет магов и который намеревались в незамедлительной и жёсткой манере соблюдать в Министерстве. Специально созданный для поддержания новаторской процедуры браков отдел занялся сводничеством чистокровных и маглороджённых волшебников пару месяцев спустя, и вскоре подобранные министерством «счастливые пары» стали оглашать в отдельной колонке «Ежедневного пророка». Первые выпуски газеты ознакомили волшебное общество с такими режущими глаз партиями, как Джастин Финч-Флетчли и Дафна Гринграсс, Деннис Криви и Астория Гринграсс, а последними в списке оказались Драко Малфой и Гермиона Грейнджер. Сказать, что подобное решение отдела вызвало в магическом мире диссонанс, — не сказать ничего. — Мадам, — тихий голос служанки прервал поток воспоминаний Гермионы, — пришёл мистер Нотт. Он ожидает вас в библиотеке. Зажмурившись, миссис Малфой сделала глубокий вдох, пропуская сквозь себя прохладу, пропитанную запахом осени, морально собираясь с силами. — Хорошо, сейчас спущусь, — кратко кивнула она, захлопнув небольшой дневник в кожаном переплёте, в который с первых дней жизни в особняке Малфоев принялась изливать душу. Лёгким взмахом палочки Гермиона запечатала книжечку заклинанием и спрятала, трансфигурировав в неприметную вазу с цветами. Расправив платье, убеждаясь, что выглядит согласно всем элегантным стандартам и требованиям своей свекрови, она направилась к выходу из комнаты. Печально осознавать, что её единственным кругом общения в эти дни была исписанная тетрадка. Именно сюда она излагала свои мысли, мечты и надежды, а также любые опасения, возникшие с тех пор, как она переехала в особняк Малфоев. Обнаруженные, эти личные записи могли спровоцировать множество проблем. К примеру, человек, на которого в школьные годы Гермиона не обращала внимания, — Теодор Нотт. О нём в этом дневнике написано очень много вопиющего, такого, о чём магическому обществу лучше не знать. Но именно общественность новыми законами и действиями спровоцировала Гермиону ко всему, что происходило, и признаться — сожалеть не о чём. В дружбе с Ноттом оказалось её спасение, и что-либо менять она не собиралась. Гермиона с трудом припоминала, когда и с чего именно всё началось, но точно подмечала причины, толкнувшие её к нарушению законов морали и верности. Несколько лет принуждённого брака с Драко Малфоем помогли ей понять, что счастья в этих отношениях ждать не стоило. Чистокровное семейство относилось к навязанной невестке как к пустому месту, а когда доводилось общаться — не лучше, чем к прислуге. Гермиона же тайно радовалась тому, что не происходило ничего хуже. Иногда в кошмарных снах ей вспоминалась стычка с Беллатрисой в этом поместье, и сказать, что всё забыла и оставила в прошлом, Гермиона не могла; она даже комнату, в которой её мучили, обходила десятой дорогой — настолько глубоко ранили те давние события. Застряв в особняке Малфоев и замужем за Драко, Гермиона отчаялась. Находясь в подавленном состоянии, не сопротивляясь приказу Министерства, она частично смирилась со своей участью. Единственное, что её не устраивало в новой жизни, — отсутствие хоть какой-либо близости с другим человеком. То, что Драко к ней не прикоснётся, стало понятно ещё до свадьбы. Гермиона мысленно благодарила его за такое решение, потому что вряд ли позволила бы Малфою дотронуться до себя. И всё же со временем, окружённая лишь стенами спальни, книгами и одиночеством, она стала грезить о близости. Печаль, которую она испытывала ежедневно, было сложно затмить другими эмоциями, особенно сидя в полном одиночестве. Эта грусть постепенно скапливалась и закипала, превращаясь в раздражение и в конечном счёте — в злость. Она гневалась на себя за то, что столько лет потратила впустую, просто существуя и подчиняясь сложившимся обстоятельствам; гневалась на Министерство и новые порядки в мире магов и в итоге — на Малфоев за то, что те относились к её обитанию на своей территории крайне равнодушно. Гермиона жаждала испытать всплеск хоть каких-нибудь эмоций. Хотелось не только душевной связи с кем-либо, но и банального физического контакта. Отсутствие этих необходимых элементов существования всё чаще вызывало ярость, а так как Гермиона не могла себе позволить выпустить пар знакомыми ей способами, она достаточно долго подавляла эти чувства. Она мечтала, чтобы её обняли, погладили по волосам и успокоили; хотела ощутить духовное единство и гармонию, улыбнуться и пошутить в ответ. За прошедшие годы Гермионе казалось, что она забыла, как растягивать губы в улыбке, словно скорбь особняка, в котором она жила, проникала внутрь сердца, вытесняя позитивные чувства, заменяя их пустотой и холодом. Всё, что столько лет скапливалось, норовило в один день выстрелить, и Гермиона опасалась последствий подобного нервного срыва. К её удивлению, мечту о близости исполнил человек, о существовании которого она на то время забыла и об узах с которым до дыр исписан её дневник. Теодор Нотт. Их случайная встреча перевернула мир обоих, прекратив бесконечную дисфорию блёклого существования в новых реалиях магического мира. С тех пор как они пересеклись, обыденность Гермионы в особняке перестала быть такой мучительной. Дни перестали сливаться воедино, а в грядущем появились краски. Нотт — человек, встречи с которым она с нетерпением ждала каждую неделю, ведь он буквально вернул Гермиону к жизни, и с тех пор их тесно связывал секрет. Малфои относились к Теодору очень положительно, ведь он являлся школьным товарищем Драко и для него двери поместья всегда открыты. Гермиона подозревала, что семейство Малфоев даже радовалось тому, что Нотт навещал и уделял внимание никому ненужной грязнокровке, тем самым избавляя их от нужды общаться с ней. Их волновало лишь положительное мнение Министерства при проверке сводной четы молодых Малфоев, а так как Нотт радовал их невестку — вопросов не было. Предлог Теодора для частых визитов заключался в его исследовательской работе на тему создания усовершенствованного маховика времени. Он навещал библиотеку в особняке Малфоев, так как там хранилось множество редких и опасных книг. Никто не возражал интересам Нотта, который пригласил Гермиону в помощницы после нескольких длинных академических бесед. Малфоев не интересовала их невестка и её ежедневные занятия, а посему было глупо отказываться от предложения Теодора. Согласившись, она ни разу не пожалела. Гермиона молча наслаждалась тем, что под предлогом научных исследований в библиотеке особняка Малфоев могла хоть ненадолго сблизиться с неравнодушным к ней человеком. Теодор искренне заинтересовался ею как личностью, а она — им. Скрытые за стенами библиотеки чувства вскоре переросли в нечто романтичное и оказались взаимными; остальное — часть прошлого, нынешнего и будущего. Гермиона с нетерпением желала грядущего и возможных перемен. Передвигаясь по пустому коридору, она спешила в сторону библиотеки, ощущая, как ускорялся пульс не только от ходьбы, но и от предвкушения встречи с Ноттом. Она старалась не выказывать переполняющую её душу радость, в случае если ей на пути подвернётся прислуга или кто-нибудь из Малфоев. Никто не должен заподозрить её счастье, особенно источник этих чувств. Минув ещё несколько развилок и коридоров, Гермиона оказалась перед знакомым портретом Арманда Малфоя, основателя древнего рода, и, подбежав к запертой двери, прошмыгнула внутрь библиотеки, точно мышка, прислонившись к дереву спиной. Выдыхая, она заперла дверь на замок и с улыбкой на устах осмотрела огромное помещение: высокие стеллажи с книгами поднимались по обе стороны комнаты, несколько письменных столов и удобных кресел располагались в центре библиотеки. Проход между стеллажами уходил в глубь помещения, теряясь в темноте, а небольшой диван с мягкими подушками располагался под левой стеной, маня к себе вспышками воспоминаний, от которых трепетало сердце Гермионы. Она осмотрелась и не успела отойти от двери, как была обхвачена сильными руками за талию, прижата спиной к крепкой груди, а рядом с ухом почувствовала тёплое дыхание. Судорожно выдохнув, Гермиона откинула голову назад, улыбаясь. — Одного визита в неделю вскоре будет мало, — прошептал ей на ухо манящий голос Тео, от которого вдоль позвоночника пробежала волна мурашек. — Не могу не согласиться, — выдохнула она, поворачивая голову к его лицу, прикасаясь щекой к щеке, вдыхая аромат его одеколона, впитывая тепло его тела. Через мгновение их уста сплелись в пылком поцелуе. Гермиона тонула в крепких мужских объятиях, теряла рассудок от прикосновений и горячего дыхания Тео. Он же властно прижимал её к себе, одной рукой задирая юбку, второй массируя грудь. Прервав поцелуй всего на секунду, Нотт поспешил отвести её к дивану, на котором они предавались утехам уже не в первый раз. И пусть к ним в библиотеку никто никогда не заглядывал, они всё равно относились к этим встречам со скрытностью и спешкой, ведь любая запертая дверь не устоит перед элементарным «Алохомора». Гермиона, развязывая затянутый корсет платья, старалась не показывать, насколько происходящее её заводило: в груди девичье сердце колотилось с бешеной скоростью, пальцы похолодели и дрожали, а голова кружилась, точно после карусели. Теодор занял место на диване, оказавшись без верхней одежды, созерцая её скрытое под платьем тело с явным аппетитом. Как же она любила наблюдать за тем, как Нотт буквально пожирал её страстным взглядом, как его мускулистые руки рефлекторно следовали отточенной рутине их встреч, притягивая Гермиону к нему. А она не видела причин сопротивляться: упорно надавив на широкую грудь, из-за чего Тео откинулся на спинку дивана, пристально наблюдая за каждым её движением, одной рукой Гермиона принялась изучать рельеф мужского пресса, другая рука и рот стали ласкать частички мускулистой груди, практически срывая с тонких уст Тео стоны. Ему неимоверно хотелось попросить Гермиону не спешить, ведь подобным процессом нужно сполна насладиться, но Тео также понимал, что в данных условиях это невозможно: они скрывались от Малфоев и прислуги — нет, скрывались от всего мира. Эти украденные мгновения в библиотеке были единственным лучом света в жизни обоих, и очень жаль, что приходилось торопиться ради безопасности и поддержания тайны. Мысли Нотта отправились в иное русло, как только он ощутил горячие и влажные губы, которые ласково целовали яремную впадинку, а мягкая и холодная подушечка пальца вскользь, будто случайно задела левый сосок его обнажённой груди. От такого контраста Теодора словно пробрало током, и он выгнулся на диване, запрокинув голову, зарывшись пальцами в густые кудри Гермионы. Будь его воля, Нотт забрал бы девчонку к себе, избавив от бесконечных мучений в этом особняке, но это как минимум незаконно. Плавно очерчивая кубики его пресса ноготками, Гермиона проложила влажную дорожку поцелуев вниз, немного мешкая с ремнём брюк. Тео, усмехнувшись, слегка приподнялся, позволяя ей освободить его от штанов и нижнего белья. Он обхватил часть её платья и резко сорвал с плеч, оголяя аккуратную грудь и изящную талию. Нотт давно считал, что Малфой после войны стал идиотом, и самой главной причиной был его брак с Грейнджер: Драко даже не представлял себе, чем владел и что упускал из-за каких-то моральных аристократических устоев. Да любой колдун отдал бы за такую жену всё состояние и больше, а Малфой отказывался даже смотреть на неё, не желал притрагиваться — ну и пусть! То, что для Тео сперва было просто игрой на стороне, превратилось в настоящую зависимость, и он не лукавил, когда говорил Гермионе, что ему мало видеть её раз в неделю. Эти отношения развивались стремительно, бурно и в неожиданном русле. Выдернув Нотта из очередного потока мыслей, Гермиона, спустив чёрную ткань примерно до колен, улеглась между его раздвинутых ног, опёршись на левую руку и зафиксировав половой орган Тео в правой. Он засмотрелся на её приоткрытые уста, учащённо вдыхая, точно не мог дождаться следующей стадии их встречи. По спине Нотта пробежалась волна мурашек: в предвкушении он чувствовал, как, обхваченный тоненькими пальцами, его член пульсировал, подёргиваясь. Гермиона облизала губы, проведя языком по уздечке, вобрала в рот головку, лаская её, и начала медленные движения вверх-вниз рукой. Тео, вздыхая, прикрыл веки, выдал свои положительные ощущения протяжным и глубоким вздохом, пока Гермиона продолжила занятие. Она чувствовала, как мужское достоинство крепло под её ласками, наливаясь кровью и увеличиваясь с каждым мгновением. Раз за разом опускаясь ртом всё ниже и ниже, Гермиона поглаживала грудь Тео свободной рукой, старалась во что бы то ни стало принести ему незабываемое удовольствие. Нотт сквозь приоткрытые вспотевшие веки наблюдал за происходящим: Гермиона, дразня его и переходя от быстрого темпа к медленному, с точностью до секунды угадывала, когда он был готов вот-вот кончить, и переходила на совершенно иной темп. Властно сжимая от досады на макушке руку, Тео окунался в происходящее, давно желая получить долгожданную разрядку. Гермиона словно прочла его мысли: движения девичьей головы резко ускорились, а юркий язычок в полной мере почувствовал с новой силой взбухшие на члене вены. Тео перестал сдерживать тихие стоны, позабыв о скрытности: он двигал бёдрами навстречу, трахал мягкий ротик со всей возможной глубиной, а Гермиона едва успевала ласкать языком не останавливающийся ни на секунду эрегированный до предела член. Мышцы лица уже затекли, поэтому она не решилась мешать желанию Теодора быстрее кончить, и уже через несколько минут он подошёл к кульминации. Сильная рука сжала пышные волосы прямо у корней, а Нотт, дёрнувшись, заполнил рот Гермионы горячей спермой, нарушая тишину помещения протяжным стоном. Она, проглотив всё до капли, неторопливо поднялась, опираясь дрожащей рукой на диван: сорванное с плеча развязанное платье, вспотевшая грудь и уставшая челюсть — всё это не оттолкнуло Гермиону от желания продолжить начатое. Растерянно взглянув на Тео, она заметила, что тот, всё ещё учащённо дыша, смотрел в сторону двери библиотеки. Вздрогнув, она последовала его взору и была шокирована, увидев в комнате Драко Малфоя. Тот стоял даже не на пороге, а на полпути к дивану, то ли растерянно, то ли возмущённо созерцая происходящее. Судя по румянцу на бледных как мел щеках, Малфой увидел более чем достаточно, а может, даже всё и с самого начала. Гермиона потеряла голос, не знала, что сказать, да и чем тут оправдаться? В панике она перевела взгляд на Нотта, но тот выглядел спокойным и уверенным, будто их только что не застал за изменой его лучший друг. Теодор медленным движением снял с себя брюки, что доселе болтались на ногах, и, откинувшись на спинку дивана, притянул к себе потрясённую Гермиону. Та успела лишь выдать удивлённый вздох: руки Нотта задрали юбку платья, усаживая растерянную Гермиону прямиком на возбуждённый член. Она смущённо опустила голову, скрываясь за завесой пышных волос от бдительного взгляда Драко. Паника и мысли о том, что Тео слетел с катушек, улетучились, точно по щелчку: он насадил её на член резко и жёстко, спровоцировав томный стон, слетевший с её губ. Зачем он дразнил и злил Малфоя вместо извинений, Гермионе не понять. Чувство страха и стыда медленно распространялось по спине девушки. Липкость их соприкасающихся тел наталкивала на мысли о том, что без страха быть застуканными кем-либо они могли провести здесь целый день, наполняя помещение запахом секса. Драко определённо всё понял и даже не закатил скандал, не промолвил ни слова. Гермиону одновременно наполняли и пугали самые противоречивые чувства: она не хотела останавливаться, и судя по тому, как Нотт напористо заставлял её наездничать, — он также не был в настроении прекращать начатое. Однако это не отменяло тот факт, что за ними наблюдал Малфой. Молчаливо. Непонятно, обиженно или разгневанно, шокированно или заинтригованно? Гермиона боялась смотреть в его сторону, подчиняясь движениям тела Нотта. Внезапно к её нагому плечу прикоснулись холодные пальцы. Вздрогнув, она застыла на месте, ощущая внутри горячую пульсирующую плоть Тео, а на спине леденящие ладони Малфоя. Еле дыша, она приоткрыла веки, встретив взор заинтересованно наблюдающего за происходящим Нотта. Он крепко придерживал её за бёдра руками, заняв место на диване, точно просто расслаблялся в привычной обстановке. В его глазах сверкнуло озорство. За спиной, уже рядом с её ухом, раздалось неровное горячее дыхание. Зажмурившись, Гермиона сглотнула волнение. Влажный и горячий язык принялся изучать тонкую шею, лаская бархатную кожу, оставляя обжигающие следы. Скользнув правой рукой по талии, Малфой прижал её к себе плотнее, так, что Гермиона, прислонившись к его на удивление уже оголённому торсу спиной, ощутила в области ягодиц твёрдую как камень плоть. Драко беспорядочно и плавно ласкал её кожу пальцами, вдоль плоского живота, там, где ложбинки между грудей, проводя по их контурам, доводя ошеломлённую происходящим Гермиону до непривычной дрожи. Инстинктивно повернув голову, она закусила нижнюю губу, когда Малфой начал терзать кожицу на её ключице; оттянув зубами мочку её уха, Драко, всё ещё держа правую руку на талии, приобнял Гермиону за рёбра, прямо под сердцем. В этот момент Тео напомнил о себе плавным возобновлением толчков снизу, возбуждая Гермиону настолько, что та начинала теряться в происходящем: откинув голову назад, не выдержав, она схватила ладонь Малфоя, кладя поверх груди, заставив его сжать мягкую плоть. Он беспрекословно подчинился, и с девичьих уст сорвался стон облегчения, наслаждения и жажды, пробудивший в обескураженном Драко желание присоединиться к происходящему. Конечно, Малфой был шокирован открытием, и последствия для обоих никто не отменял, но, в моменте подчинившись влечению и возбудившей его картине, он сдался. Драко понятия не имел, что навязанная ему Министерством жена способна на такие поступки, тем более под крышей его поместья и из всех возможных помещений в библиотеке, где их могли застукать прислуга или, что хуже, его родители. После выброса адреналина в кровь у него точно помутнел рассудок и осталось только яркое желание действовать. Малфой резко нагнул Гермиону вперёд, ухмыляясь, глядя на то, как та закрыла собой разлёгшегося на диване Нотта. Одной рукой до боли стиснув ягодицу, задрав чёртово платье, а другой притянув за таз к себе, Драко отметил, что член Нотта всё ещё находился внутри его жены. Гермиона оказалась полностью обескуражена таким поворотом событий: движения Малфоя были такими наглыми и властными, руки посылали мурашки по хрупкому девичьему тельцу; она хоть и не видела, но могла чётко представить себе, как его губы скривились в знак того, что она оказалась подчинена его воле. Она застыла в нерешительности, нависая над лицом Тео, чей взор, как всегда, смягчился, а его рука переместилась на её скулу, поглаживая ту большим шершавым пальцем. Нотт в момент притянул её лицо к своему, пару секунд медля, наблюдая, как её щёки покрываются румянцем, а после мягко поцеловал раскрытые в удивлении уста, раздвигая их языком и пробираясь в её податливый рот. Прикрыв веки, Гермиона ответила на поцелуй, обвив руками крепкую мужскую шею. В то время как их языки бушевали в пылком состязании за лидерство в поцелуе, Малфой сделал то, чего Гермиона отнюдь не ожидала: облизав указательный палец, он медленно погрузил его в анальное отверстие, двигая в такт толчкам члена Тео. Её раскаленное тело окутали волны прохлады и жара. Гермиона распахнула глаза от неожиданности, но сильная рука Нотта удерживала её на месте, не позволяя вырваться из двойной хватки. Вторая рука Тео ловко пробралась к половым губам Гермионы, и вдобавок к уже вонзённому в неё члену и пальцу Малфоя он принялся массировать пальцами клитор, от каждого прикосновения к которому Гермиона вздрагивала. Запутавшись в ощущениях, она не знала, на чём концентрироваться и от чего извлекать наслаждение: влажные пальцы на клиторе доставляли удовольствие, медленно скапливая взрывной оргазм где-то внизу живота; член Тео в определённом ровном темпе двигался внутри неё, а присоединившийся к ним Малфой заставлял её испытывать совершенно новые чувства, действуя одним лишь пальцем. Тео не позволил ей отвлекаться, захватил в плен своего рта нижнюю губу Гермионы, оттягивая её и ловя болезненный стон. В этот момент она ощутила, что Малфой добавил второй палец и ускорил движения, сжимая её ягодицу до синяков. Она дрогнула и выгнулась навстречу: Драко, видимо, посчитавший, что потратил достаточно времени, наблюдая и мешкая, провёл головкой своего члена прямо по анальному отверстию, словно позволял её телу привыкнуть к нему. Но, не имея больше терпения, он, раздвинув шире стройные ноги, из-за чего Гермиона ощутила, как член Тео выскользнул из неё, очертил несколько раз вход в промежность, чтобы хорошенько смазать плоть, вошёл рывком в анальное отверстие. От неожиданности и боли она согнулась, прокусив до крови губу, заглушив этим вскрик. Малфой не стал ждать и сразу же сорвался на бешеный темп: он заходил слишком глубоко, непозволительно, заполняя её полностью и устраивая самую настоящую пытку диким и поначалу неестественным наслаждением. Гермиона не помнила как, но в какой-то момент она осознала, что в неё проникли оба парня: Малфой и Нотт, каждый в своём ритме, разделяли её, доводя до безумия. Такая маленькая, хрупкая, она, выгнутая в неудобной позе, не скрывающая своего удовольствия, пробуждала в них обоих неимоверное вожделение. Аккуратная грудь, колышущаяся в такт толчкам, тонкая талия и длинные ноги, её растрёпанные пышные волосы и капельки пота, стекающие по спине и между грудей, — всё заводило обоих мужчин ещё сильнее. Несмотря на нетрадиционность происходящего и волны смущения, которые Гермиона испытывала по отношению к собственному поведению, ей казалось, что её разорвёт от удовольствия: она и не знала, что может быть так хорошо. Малфой, всегда отстранённый и холодный, рывками и темпом доводил её до потери сознания, а Тео, всегда тайно поддерживающий её и окрыляющий, — до оргазма. Она послушно выполняла их немые указания, опираясь на локти, и прогибалась кошкой, причём достаточно низко, чтобы оба могли одновременно быть в ней. Но парни очень быстро сменили позиции, перенаправляя Гермиону так, как им хотелось, сгибая и наклоняя ради воплощения своих желаний. Таким образом она вдруг оказалась под Драко, который сорванно дышал прямо над её лицом. В этот раз он вошёл во влагалище и медленно, некоторое время дразня до той степени, что Гермиона сама стала насаживаться на его изнывающий от возбуждения член. Размеренно двигаясь, Малфой до синяков сжимал её бедра, с каждым мигом ускоряясь и начиная вести себя грубее — она ведь этого просила. Несколько болезненных ударов по и без того раскрасневшимся бёдрам, шлепки влажных тел друг о друга, становящиеся всё громче и громче стоны Гермионы и частые, рваные выдохи Драко — в этом заключалась вся палитра звуков, нарушающих тишину библиотеки. Они как никогда доселе прижимались друг к другу и с каждой минутой подводили ближе момент экстаза. Малфой надёжно вдавливал её своим телом в диван, прислоняясь к её щеке своей, пока Гермиона, охваченная совершенно животной страстью, запустила пальцы в его светлые волосы, томно вздыхая. Драко стал яро вдалбливаться в истекающее соком влагалище, обуздывая свою похоть. У Гермионы в какой-то момент не осталось сил стонать, а в горле пересохло. Стискивая зубы под напором, ощущая накатывание волн оргазма, она старалась собрать во рту больше слюны, чтобы хоть как-то перебороть противную жажду. Малфой над ней озверел до предела, и она почувствовала, что вот-вот кончит. Обхватив ногами талию Драко, она инстинктивно приготовилась к расползающейся по телу волне удовольствия. Ощущение огромного члена внутри неё и прохладного воздуха библиотеки вокруг творило с Гермионой нечто невероятное, вплоть до мерцающих вспышек перед глазами. В какой-то момент внутри неё все мышцы, точно струнки, натянулись и начали сокращаться, а каждый новый толчок заставлял её сгибаться сильнее, уподобляясь тугому комку внизу живота. Сокращающееся вокруг члена Драко влагалище многократно увеличило все ощущения, и ему не хотелось слишком отставать от партнёрши. Он набрал темп, игнорируя всё, кроме собственных инстинктов; следом за кончившей Гермионой он излился внутри неё, протяжно простонав, обессиленно повалившись на Гермиону. Она также пыталась отдышаться, всё ещё подрагивая от испытанного физического шока и наслаждения. Умопомрачительный звон в ушах медленно утихал, дыхание обоих выравнивалось. Драко даже поднялся с неё, освободив от тяжести своего липкого тела. В библиотеке опять повисла тишина. Гермиона лежала на диване неподвижно, лишь приоткрыла глаза, чтобы отыскать человека, который неожиданно на пике происходящего отошёл в сторону. Нотт, уже в брюках и рубашке, сидел в одном из кресел неподалёку и наблюдал за ними. На его устах промелькнула ухмылка, точно он осознал что-то интересное. Рядом на ноги поднялся Драко и начал молчаливо собираться, игнорируя нагую девушку, как будто ничего не произошло и он оказался в библиотеке случайно. Молчание, до этого оправданное происходящим в помещении, стало неловким. Трое, потерявшись в размышлениях, избегали прямого зрительного контакта, думая каждый о своём. Гермиона, после того как её муж отошёл от дивана, села, не в силах сделать ещё что-либо после такой нагрузки. Ноги не слушались, ныли и болели; в области таза, казалось, каждая клеточка взорвалась в собственной манере наслаждения, и Гермиона не могла определить, что чувствовала и где: лоно изнывало, клитор от трения побаливал, а анальный проход… Начав отчего-то стесняться, она прикрылась юбкой платья, скрытно поглядывая в сторону Нотта, совсем не робеющего от неловкости ситуации. Для неё было удивительным то, что она позволила Драко и Тео совершить с собой то, что они сделали. Ладно ещё Нотт, но как она позволила Малфою дотронуться до себя? Немыслимо! Однако больше всего её пугала неизвестность перед дальнейшими действиями Малфоя. Как теперь смотреть ему в глаза? Как он поступит с ними, ведь он застукал свою жену на акте измены с лучшим другом? А самое главное: подаст ли Драко на развод, расскажет ли Министерству истинную причину этого решения? Хотя эта умопомрачительная близость с ними обоими того стоила: Гермиона даже не подозревала, что могла испытывать подобное, и не с одним мужчиной. Ещё немного — и наступило мгновение, когда необходимо было что-то сказать. Молчание затянулось. — Считайте… — вдруг нарушил тишину Малфой. Прижимая к себе ткань юбки, Гермиона сквозь прикрытые веки взглянула на него. Драко поправлял рукава рубашки, резкими движениями застёгивая пуговицы. Он вернулся к привычному отстранённому фасаду, холодному и неприветливому. Полностью одетый Тео сидел в кресле, изучая друга заинтересованным взглядом. Гермиона не понимала, почему он был настолько спокойный, с учётом всего, что над ними нависало, да и почему не оттолкнул её, когда заметил Малфоя, почему продолжил заниматься с ней любовью на глазах у её мужа? И конечно же, её мучил вопрос: почему Тео позволил Драко присоединиться к ним? Это было самой ошеломляющей частью всего произошедшего, и, как Гермионе казалось, для всех троих. — Считайте, что я ничего не видел, — закончил свою мысль Малфой, поправив пиджак. — Но впредь зовите, когда будете заниматься… исследовательскими работами. И на этих словах, покраснев, он прытким шагом направился в сторону двери, через секунду оставив их наедине и в тишине библиотеки. Тео и Гермиона немо переглянулись, уста обоих скрывали удивлённые улыбки. Чего-чего, а такого поворота событий они не ожидали, но, несомненно, это даже к лучшему. Практика показала, что исследовательские работы втроём определённо более успешные, чем в паре. Раз Драко их не порешил на месте и не прогнал с позором из дома — жизнь в поместье, вероятно, чуточку улучшится. Поднявшись с кресла, Теодор подмигнул ей и без лишних прощаний удалился. Всё было хорошо, слова здесь не нужны. Облегчённо выдохнув, Гермиона расслабилась на диване. Сказать, что она ожидала подобный исход?.. Ничего она не ожидала, но ей определённо понравилось, и самое удивительное — Малфою тоже. К чёрту. Нужно повторить.