And she's gone with my soul in her teeth.

Мир, каким многие привыкли его видеть, является лишь расплывчатой плёнкой с размазанными по ней яркими красками. Человеческое сознание – Эго – застилает существующую систему бытия плотным прозрачным пластиком, человеческое же подсознание – Супер-эго – разливает по ней гуашь, густую, люминесцентную, отображающуюся на сетчатке глаза гармоничными лично для нашего мозга красками и узорами. К чему я веду?.. Объективной реальности не существует. Стоит лишь присмотреться к ближнему своему - ваши палитры рознятся. Может лишь в паре оттенков, что характерно для схожих психических аппаратов, но и это накладывает ощутимый отпечаток на ваше взаимопонимание. Так, меня называют психопаткой. Уверенно и искренне ближние мои объясняют причины моих поступков, которые не могу прояснить для себя я. Однако, сквозь красочную плёнку, что они видят? – лишь собственный узор. Что снова приводит к циклу о всеобщей невменяемости, которую я предпочитаю называть «уникальностью». …Только вот, это не мои слова. Меня зовут Уилла Грэм, я нахожусь в Вульфтрап, Вирджиния. Сейчас три сорок шесть после полудня. Бездна смотрит в меня. И умилённо, сочувственно улыбается. Уголки губ – три миллиметра влево и два целых шесть десятых вправо – приподняты, около глаз, сквозь ухоженную и припудренную кожу, проступают нежные морщинки, однако сами глаза, - тёмно-карие, нависающие веки, опущенные внешние уголки, минимальная реакция зрачка на свет,- цепкие, беспристрастные, не отражают улыбки. Я стараюсь, - Боже, правда, стараюсь! – отводить взгляд и не анализировать идеальную обложку тысячастраничного гриммуара Демонов, по которой можно отследить лишь синдром чрезмерной педантичности, являющийся верным спутником доброй половины рациональных серийных убийц. Конечно же, она проследила, чтобы на её безупречно отглаженных брюках не осталось и намёка на травинку с лесных троп Мериленда. Ногти коротко пострижены, однако маникюр аккуратен – под ними не найдут частиц чужого эпителия и крови, даже если станут искать. Доход от её частной практики вполне достаточен, чтобы не скупиться на дорогую одежду… она никогда не надевает одну и ту же блузку более трёх раз. Мне не хочется этого видеть или хочется до отвращения, но при снятых очках реальность проступает ещё более, болезненно резко. Комната покачивается на мягких волнах – моя блёклая плёнка рассыпается рябью. Почти прозрачная по сравнению с другими, разве что замутнённая лёгкой синевой - лишь такую можно окунуть в кислотные оттенки чистого сумасшествия и проследить линии рисунков. Жаль только, я упустила пустяковую деталь: краска забивается в трещинки и складки, засыхая и составляя новые мозаики… Что получится, если скомбинировать высшие школы безумия в рандомном порядке? Правильный ответ – ничего. Ничего хорошего. Сквозь ледяной жар ощущаю капли пота на висках, рябь дребезжит осколками разбитой меня, той, что неподтверждённо существовала ещё не так давно. Той, что знала – все преступления совершают люди. В настоящее время не-я верит в Бездну. Она, в отличие от Дьявола, не имеет границ и идеалов. У неё длинные пальцы музыканта – хирургия выше любых искусств, королевская осанка и белокурые волосы оттенка состаренного пергамента. Она улыбается, сложив руки на коленях в аристократичной манере. Взгляд проникает в меня холодом стали, скальпель прорезает нутро почти любовно. Во мраке комнаты на лезвии блестит фантомная кровь, такой след не стереть ни одним очистителем. Мне не кажется. Её глаза впитали эту кровь. Из-под ресниц радужка блестит вишнёво-алым. Пытаюсь скрыться от её надменности и стереть высокомерный ореол за веками, но они не слушаются меня, равно как и руки. Дрожь отдаётся резкими импульсами во всех, даже самых тёмных уголках моего тела, будто отдача после выстрела из ружья. Я знаю, с чем сравнивать. Я стреляла… …Она же предпочитает холодное оружие, коим в её руках является даже карандаш. Любит чувствовать утекающую жизнь, сопротивление, отчаянную попытку жертвы ухватиться за надежду… И торжествует. Последняя борьба как завершающий картину мазок пастели. Таково её искусство. Окончательно перестаю чувствовать своё тело и свои мысли, на каждом новом витке образующие узелки – леска путается, суть срывается с крючка в бурлящую горную реку. В некогда спасительной темноте теперь ощущается враг, он заставляет меня видеть… …Его кровь, стекающую по чужим пальцам. Его наивные глаза цвета бурного водяного потока. Глупый молодой оленёнок, загнанный на самый край крутого утёса бенгальским тигром. Я никогда не забуду его нежную, чуть нервную улыбку. Эбрам, милый мальчишка, принявший роль жертвы за жизненное кредо. Впрочем, его жизнь была недолгой. Иногда я почти верю, что это лучший из возможных сценариев. Он мог бы пойти по её стопам: ягнёнок, взращенный волчьей стаей, влюбляется в кровь… Ему оставалось сделать последний шаг к Бездне. Он принимал её объятия, вслушивался в каждое слово. Он отдался её милости… И я не могу его судить. Мы оба просчитались. Белый шум, приправленный тонким ультразвуком, оформляется в слова. Я чувствую ледяные пальцы на своей щеке, в который раз поражаясь человеческой природе приспособления: неудивительно, что она в ладах с трупами. - …Слышишь? Уилла, ты снова ушла в себя. Сосредоточься, заставь свой разум пробудится от иллюзий. «Нет, нет, не когда мы снова один на один, не когда я снова уязвима перед тобой, твоей улыбкой и речами. Велико искушение поддаться, ты не Змий, но Иуда, и я верила, верила…» - мысли звучат, будто вставленная в старый магнитофон заедающая кассета. Они чужие, глухие, слишком болезненные, чтобы быть моими, ведь не осталось ни одного оголённого нерва – все затёрты до панциря, до кровавой корки. Она не защитит меня, но оттянет момент невозврата ещё на час, на день, на неделю, подарит время придумать оправдание для Джеклин и повод. Повод продолжить обряд экзорцизма. Я должна уничтожить Бездну, пока она не уничтожила всё, что мне дорого. Уверенна, если бы она знала, что дорога мне, то покончила бы и с собой. Будьте прокляты моё неумение притворяться и её навык распознавания лжи. Бездна смотрит на меня с надменной улыбкой. Ей не привыкать поглощать доброе, яркое, светлое. Но возможно ли поглотить бесцветно-бессветное, ни белое, ни чёрное, ни даже серое? Бездна смотрит на блики линз в оправе, в них отзвуки зарождающейся тени. Я чувствую, как чёрные нити-рога прошивают меня насквозь, вижу капли крови на её идеально начищенном паркете. Они проникают в уникальный рисунок дерева, дорожки и кольца переплетаются в танго, кружатся перед моими глазами, перед её глазами, перед нашей вершащейся судьбой. Её спокойные, медово-ложно-сладкие глаза не дают упасть. В них смех, испытание и нежность. В них кричит в агонии настоящее и истекает лимфой будущее. В них провокационно читается лёгко-небрежное: «Это будет занимательно».