Melancholia

Век без возможности что-то изменить. Только наблюдать. За сотню лет люди так и не меняются — неудивительно, если тысячелетия не смогли ничего исправить, но и ощущения, что живёшь в другом мире, тоже не возникает. Лелуш уже не помнит, когда перестал причислять себя к роду человеческому. Бог, опущенный в манере жизни до примитивного смертного, — злая насмешка. Мелодия, появляющаяся из-под тонких пальцев, сплетающаяся в паутину из аккордов, гамм и форшлагов, — медленная агония ожидания, утопический сон о прошлом. Не это ли люди называют меланхолией? Только ещё не время... Никаких вестей, никаких сообщений, лишь внезапные, похожие на обрывки пожелтевших ненаписанных писем воспоминания и неосознанное желание снова встретиться. Когда-нибудь. Когда придёт время. Надежда — тоже ложь, убийственный яд. В музыке произведений небезызвестных композиторов Лелуш слышит давно забытый шум двигателей самолёта, заканчивающего рейс в Калифорнии, и видит на внутренней стороне век незабвенную фигуру в белом пальто, выходящую на трап. Объехала целый мир, но так ничего и не нашла, раз решила вернуться. Однажды С.С. возникает на пороге его дома вместе с морозным запахом зимы, и ветер с хлопьями снега врывается в дом, разметает нотные партитуры и какие-то бесполезные документы. Музыка превращается в вихрь из снежинок, листов бумаги и чёрных нот, похожих на чёрный снег. Никто не произносит и слова, имени — это ненужное, людское, зато в глазах, в прикосновениях всё невысказанное, утаённое, даже то, в чём они никогда не признаются. Иллюзорной музыкой звучит рояль, сплетая ветер и шелест бумаги, стук каблуков и шуршание одежды, рождая в мыслях то, в чём сообщники никогда не признаются, но передадут прикосновением, взглядом. Медленный случайный танец — странный антидот. Лелуш понимает, что искренне улыбается. Значит, всё правильно. В конце концов, всякая иллюзия зовётся ложью.