Всё должно быть так, как говорю я

Себастьян делает шаг вверх по лестнице. Мраморные ступени блестят после недавнего дождя, они кажутся почти зеркальными, будто посмотришь ещё минуту на отшлифованную поверхность камня – и увидишь своё отражение. Грубое, испещрённое морщинами, словно трещинами на сухой земле, со шрамом, пересекающим левый глаз, лицо. Лицо бойца, привыкшего получать удары и отвечать на них. Внешностью можно пренебречь. Себастьян толкает дверь руками, и обе створки распахиваются настежь. Ещё один уверенный шаг к цели. Шаг тихий-тихий, неуловимый слухом, даже если бы стояла идеальная тишина. Это поступь крадущегося тигра. И так же, как и в природе, жертва едва ли догадывается о чьём-то приближении. Вот только Мориарти никак нельзя назвать “жертвой”. О, как Джим не любит эту походку Морана. И дело не в том, что его раздражают движения Себастьяна или слишком прямая, будто по струнке, осанка. Нет, просто он никогда не может услышать, не может предугадать приход своего снайпера, и это его злит. Мориарти не любит оставаться в неведении, он стратег, он просчитывает ходы наперёд, оставляя право быть победителем за собой. Но с Себастьяном так не получается. Его нелегко обмануть, сложно запутать. Моран всегда собран, сосредоточен, внимателен и готов появиться в самое неожиданное время. Он не может отказать себе в этой маленькой слабости, как бы ни раздражался Мориарти. На Себастьяне потёртая песчаного цвета куртка с капюшоном, камуфляжные штаны и военные ботинки, под ногами – дорогой паркет, впереди – дверь. Он почти на месте. На мгновение застывает перед дверью, будто не решается войти. Глупо так думать, ведь Себастьян берёт винтовку в руки чаще вилки; он ничего не боится. Касается щеки. Колючая пятидневная щетина. Он обязательно побреется, но сейчас есть дело поважнее. Моран хватается за изогнутую ручку двери и дёргает её на себя. Вот так просто, без стука. Пусть будет неожиданнее. Входит. Мориарти в своей обычной позе: полулежит в кресле, голова откинута назад так, что можно пересчитать все хрящи кадыка, глаза уставлены в потолок, даже куда-то сквозь. С появлением Морана в кабинете, казалось бы, ничего не изменилось: Джим всё так же сидел в кресле, не повернув головы и не поздоровавшись. Но Себастьян уловил – взгляд Мориарти изменил направление. Теперь он нацелен прямо на Морана. На снайпера нацелились – смешно! Карие глаза пристально вглядываются в Морана, бегают по телу, определяя внешний вид и состояние. Ненадолго застывают на лице. Себастьян останавливается перед рабочим столом. — Ты никогда не научишься стучаться? — вяло спрашивает Мориарти, больше обращаясь к себе, чем к Морану. Тяжело вздыхает и принимает сидячее положение. — Докладывай, — уже приказным тоном, грубо говорит Джим, будто за секунду в его тело вселился совершенно другой человек. Но этот тон – настоящий. Моран улыбается уголком губ. — Цель устранена. Помех не возникло, всё прошло чисто. Мориарти молчит и буквально разъедает взглядом стоящего напротив Себастьяна. Смотрит с прищуром, не мигая и слегка поджимает нижнюю губу – знак недовольства. — Я давал тебе трое суток. Ледяной голос, такой отстранённый и властный. — Он умело прятался. Мне пришлось поднапрячься чуть больше, чем мы рассчитывали. Мориарти резко встаёт с места и обходит стол, сложив руки за спину. Вид хищника, готового наброситься за это маленькое отступление от графика. Моран старается не смотреть на Джима, не смотреть на него прямо, не смотреть ему в лицо: обожжёт своим холодом. — В следующий раз всё должно быть так, как говорил я. Ни шагу без моего ведома. Теперь Мориарти стоит почти вплотную. С каждым вдохом Моран чувствует навязчивые, бьющие по рецепторам нотки одеколона и ровное дыхание, отдающее мятой. — Волновался? — задаёт вопрос Себастьян и ехидно улыбается. Улыбка не тигра – лисы. Плутовская, шаловливая. И поворачивает голову вправо, туда, где стоит Джим. Невидимая черта “нельзя” пройдена. Мориарти чуть отворачивается, обнажая белые зубы-клыки. Взгляд бесцельно скачет по комнате, перескакивая с предмета на предмет. В глазах прыгают бесенята. — Н-нет, — выдыхает на самое ухо Морану Джим и бьёт горячим дыханием в щёку. Моран улыбается в спину уходящему Джиму. Если “нет”, то почему же голос дрогнул?