Не так

Невилл изменился, и тебе сложно смотреть на него такого без дрожи и накатывающих воспоминаний. Невилл изменился и дарит свои редкие растения Ханне, а не ходит за тобой по пятам. У тебя вроде бы есть Рон, но все не так. А когда-то, помнишь, Грейнджер, курсе на шестом, он целовал твои заплаканные щеки, а ты позволяла. Не любила, нет. Позволяла себя любить. Так легче, так проще, так не больно. И предательство Рона ранило не так сильно, когда ты касалась влажными губами дрожащих губ. И у вас был целый учебный год, запрятанный в темных каморках и пустых классах. А когда умер Дамблдор, ты сбежала. Не могла иначе. Ведь Гарри, ведь Рон, который все еще болит, там под ребрами. Ты думала, что легко забудешь этот безумный год и действительно легко забыла смешного нелепого мальчишку. Пряталась в объятиях Гарри, теплом свитере Рона, отдающего пылью и травой и не вспоминала. Ни капельки. Потом был бой. Тяжелый, изнуряющий и изматывающий. И ты не думала опять, ни капельки не думала. Не было ни времени, ни желания, ни сил. Но после, именно Невилл нашел тебя в коридоре, плачущую от облегчения. И ты опять позволила себе быть слабой, подставляя губы, щеки, шею под горячие, совсем не дрожащие, губы. Тогда ты позволила ему зайти дальше, подарила ему то, что не планировала. Ты винишь войну и поэтому вновь сбегаешь, и вновь прячешься в свитере Рона, в том самом, что отдает травой и пылью. Но теперь вспоминаешь и не можешь отделаться от мысли, что тут тебе не место. Что ты ненавидишь запах пыли, а любишь запах солнечных теплиц Хогвартса. Но Невилл слишком сильно изменился, и не простит. Теперь он дарит свои редкие растения Ханне. А у тебя, наконец, есть Рон. Но все не так.