Коллекционер

Саундтрек: Merry – [collector] (альбом Beautiful Freaks)

Если сказать по правде, вечеринка не удалась: то, что наше начальство задумывало как торжество неформального общения, в реальности оказалось рядовой пьянкой, только с разрисованными рожами. Всё. Знал бы раньше, не пошел. Да и какое удовольствие лицезреть подвыпивших коллег, если сам ты из-за расшалившегося гастрита можешь позволить себе от силы бокал вина? Правильно, никакого. Трезвый и скучный, я смотался рано, в начале одиннадцатого, попрощавшись с теми, кто еще кое-как воспринимал реальность. После накуренного тесного зала голова шла кругом, потому я решил прогуляться до ближайшей остановки метро, к счастью, из района старой застройки, утыканного разномастными ресторанчиками, ко мне следовал прямой беспересадочный поезд. На самом деле я не слишком люблю Хэллоуин: все эти детские страшилки, байки про призраков, тематически разукрашенных людей. А особенно – промозглое утро после праздника, когда в сыром воздухе вешается ощущение разразившейся катастрофы, у домов валяются уже никому не нужные тыквы, кажется, будто все вокруг повымирали... Я вырос в маленьком городке, первое ноября там всегда было таким: пустым и жутким. В общем, находясь под властью скверных ассоциаций, я спешил побыстрее добраться домой и провести весь следующий день безвылазно, погрузившись в бытовые заботы. Я уже почти дотопал до поворота, за которым скрывался прямой спуск к станции, когда из ряда броских витрин мой взгляд выцепил забавную вывеску, увенчанную силуэтами летучих мышей: «Таверна м-ра Хайда». В самой вывеске не было ничего особенного: все тот же готический шрифт, те же крылатые существа, да и здание, подсвеченное тусклыми фонарями в форме пузатых тыкв, выделялось среди соседей разве что весьма колоритными посетителями, курящими на крыльце (их образы пугали правдоподобностью). Я не обратил бы внимания на это банальное место, если бы не одно важное обстоятельство: на вывеске кто-то сидел. Бред. Глюки. Я пригляделся: сидел, ей-богу! Облокотившись на латинскую «Н» и заложив ногу на ногу, на уровне третьего этажа скромно устроился человек в длинном сюртуке и большом цилиндре... «Как он туда забрался?» – хмыкнул я, при беглом осмотре не отыскав внизу даже подобия лестницы, но стоило мне сморгнуть, как незнакомец бесследно испарился. «Воображение шалит», – я отвернулся и буквально воткнулся в прохожего. - Прошу прощения! – в извинениях отшатнулся он, вскинув руки. - Ничего, – на автомате брякнул я. Мы застряли под желтым фонарем, размазанные черные тени, намалеванные под его глазами в честь праздника, показались мне жуткими. Тощий и нескладный, серолицый, облаченный в старомодный костюм, он смотрелся самым что ни на есть настоящим духом, минуту назад соскользнувшим со страниц книги ужасов. На его фоне я, лишь бы как замотанный в рваные тряпки, ни капельки не напоминал привидение, которым рискнул нарядиться. – Призрак? – я озвучил свое предположение, он расплылся в хитрой улыбке и кивнул себе за спину, где темнел край деревянной крестовины. - Кукловод, – продемонстрировал руку в перчатке с привязанными к пальцам оборванными седыми нитями, – который сам стал куклой. - Ясно. А я привидение. Непохоже, но это так. - Мое почтение, – незнакомец вежливо поклонился и едва не потерял свою огромную шляпу. – Не подскажете, сколько времени? – выпрямившись, он оказался выше меня на полголовы. - Одиннадцать, – я сверился с циферблатом на запястье, удрученно понимая, что братанья с коллегами преступно затянулись. Погрузившись в хмурые мысли, я не сразу заметил на себе внимательный остановившийся взгляд. - Час до полуночи, как поздно... – посетовал хэллоуинский кукловод, желая, видно, добавить что-то, но вдруг закашлялся, резко согнувшись пополам. Мой легкий хмель как рукой сняло. - Вам плохо? – я подхватил мужчину за плечи. – Эй! - Все в порядке, – прошептал он, собираясь сомлеть. - Ничего себе «в порядке»! Держитесь, – не на шутку перепугавшись, я обернулся в поисках лавочки, чтобы усадить бедолагу. – Таблетки есть? Вы сердечник? - Да, – он слабо кивнул, уронив голову на руки, пока я пытался расстегнуть ему воротник, что впотьмах было ох как непросто. Правда, инициатива вышла наказуемой. – Не надо, – он грубо оттолкнул мои пальцы. – Пожалуйста, – умоляюще посмотрел на меня. - Но ведь... - Это не поможет, – пояснил он. – Мне нужно принять лекарство, но оно дома. - Где вы живете? - Там, – он махнул в сторону неосвещенного переулка. - Я вас провожу, – решительно сказал я. – Показывайте дорогу. Опираясь на трость с костяным набалдашником, незнакомец не без труда поднялся на ноги. Страхуя его под острый локоть, по пути я немо молился за своего нечаянного партнера: мне совсем не хотелось, чтобы кто-то помер у меня на руках. - Мы пришли, – скоро объявил он. Невысокий старинный домик смотрел на нас слепыми темными окнами. – Второй этаж. Тут крутая лестница, осторожно. - Черт, – выругался я, приложившись о ступеньку ногой. К счастью, благодаря прогулке, моему провожатому полегчало, он достойно преодолел два пролета. Уютная квартира встретила нас терпкими запахами клея, дерева и машинного масла. - Проходите, пожалуйста, – произнес он, аккуратно освобождаясь из моей хватки и зажигая свет. Как выяснилось, я стоял посреди квартиры-студии, просторное помещение которой было сплошь увешано полками, лишь возле окна они расступались перед диванчиком, служившим, по всей вероятности, спальным местом хозяину. От изумления я растерял все слова: я будто попал в музей, ведь стеллажи от пола до потолка занимали часы всевозможных форм и размеров, от огромных, с боем, переживших обе войны, до крошечных современных гаджетов. «Частная коллекция?» – подумалось мне, покуда ее владелец, порывшись в низком комоде, извлек из шуфлядки некий изогнутый металлический предмет, похожий на ключ, и, удалившись за ширму, какое-то время пропадал. До меня донесся негромкий подозрительный скрежет, после которого все стихло. - Надо же... – прошептал я. - Нравится? – спросил бархатный голос: хозяин квартиры вернулся удивительно быстро и совершенно бесшумно. На его лице, уже не столь сером, как раньше, но все равно бледном, блуждала улыбка, а сам он держался вполне бодро. Приступ миновал. – Спасибо за помощь. - Не за что. - Нет, вы меня по-настоящему выручили. Отныне я ваш должник. В знак моей благодарности можете забрать себе любой экземпляр, – мужчина широким жестом указал на стены, и я не скрыл восхищения: - Это все ваше? - Мое, – скромно признался «кукловод». – Собрано за жизнь и немного больше. «По наследству что-то досталось!» – догадался я, а вслух заметил: - Необычно, наверное, жить в окружении сотен тикающих часов! - Я привык, – кроткая улыбка тронула его бескровные губы. – Они меня успокаивают, слушая их мерный стук, я лучше засыпаю и быстрей выздоравливаю. В хронометре заключено само время, пойманное да запертое под прочным стеклом. Часы – неотъемлемая часть моей жизни, – взяв паузу, он протянул мне прохладную ладонь. – Меня зовут Гара. - Ю, – ответил я на приветствие, сперва удивившись странноватому имени, но после решив, что, возможно, мой новый знакомый родом издалека. – Очень приятно. - Взаимно. Красивые, – коллекционер недвусмысленно потер запястье. - Ах, это... Так, ничего особенного, прикупил когда-то в Европе. - Хороший выбор, – похвалил Гара, снял с головы черный цилиндр, устроив его на вешалке, тряхнул отросшими волосами. – Копия Брайтлинг, однако достойная, – и, увидев, с какой неподдельной любознательностью я рассматривал стоящий на полочке раритет, прищурился: – Посмею предположить, что мир антиквариата не чужд вам. - Я собирал часы, давно, – я скромно пожал плечами. – Но, конечно, по сравнению с вашей моя коллекция была совсем маленькой. - А что же с ней сталось? – озадачился он. - Да как-то разбрелась по рукам. Я уехал учиться в Осаку, и родители постепенно избавились от старого хлама: им не нравилась моя склонность к накопительству, – решившись, я все же взял в руки круглый деревянный будильник, чей винтажный циферблат разрезали золотистые стрелки. – У меня всегда так: мечтаю об одном, мне прочат другое, приходится искать компромисс. Когда-то я даже клавишные осваивал, надеялся связать судьбу с музыкой, – я аккуратно постучал по стеклышку прежде чем вернуть очаровательный экспонат на место, – да не срослось, – вздохнул. Последнее известие заметно воодушевило Гару. - Значит, вы пианист? - Громко сказано, – я посмеялся, – я уже почти ничего не помню. - Нет-нет, не спорьте! – он настойчиво запротестовал. – Нельзя забыть навыки: они записаны в подсознании. Ах, как же я обожал играть на рояле, храбро бросаясь в стремительные потоки нот, не ведая устали! – смежив веки, Гара мечтательно улыбнулся, и, надо признать, я лишь сейчас обратил внимание, насколько длинны и красивы пальцы его аристократически тонких рук. Музыкальных рук. – А нынче, увы, больная спина не позволяет часто садиться за инструмент. Годы берут свое, мне нужен помощник... Он произнес это с нескрываемой горечью, заставив меня задуматься: сколько же Гаре лет? Внешне я не дал бы ему намного больше моего, накинув пару годков максимум, однако в его глазах таилась удивительная мудрость, делавшая все мои гадания тщетными. Пока я с искренним интересом изучал содержимое обширной коллекции, ее обладатель следил за мной, с каждой секундой взгляд его становился просветленнее, а улыбка – шире. Наконец, он по-дружески, точно мы были знакомы вечность, потрепал меня по плечу. - Выбирайте. Любая вещь из хранящихся здесь по праву ваша. - Что вы... – покраснел я, но он прервал мои жалкие оправдания. - Я настаиваю. Послужит подарком, – внезапно Гара озадачился, как если бы его только что осенила дерзкая мысль. – А хотите, покажу свой самый ценный экземпляр? Держу подальше от чужих глаз, но вы во многом близки мне. Подойдите. Сгорая от любопытства, я сделал роковой шаг навстречу неведомому. Мне думалось, Гара, расстегнув театральный сюртук, извлечет из внутреннего кармана нечто крохотное, безбожно дорогое, какой-нибудь уникальный микроскопический хронометр, но вместо этого коллекционер принялся неловко развязывать пышный узел на шейном платке. Когда концы аксессуара легли возле жесткого наглухо застегнутого воротника, музыкальные пальцы скользнули ниже, освободив пару петель шелковой сорочки. - Ношу постоянно, – с благоговением произнес Гара. – Когда-то мне пришлось отдать за эти часы самое дорогое, но я ни разу не пожалел о том. Думаю, вы поймете: коллекционер всегда поймет коллекционера. Я замер, не в состоянии вымолвить ни слова, он же, приняв мое замешательство за согласие, аккуратно отодвинул ткань. На груди висели резные ходики со слегка облупившейся краской. В длину не больше ладони и, судя по всему, совсем плоские, плотно прилегавшие к телу, они шли, еле слышно отсчитывая минуты. Под стандартным домиком с узорчатыми фигурками птиц туда-сюда колебался короткий маятник и висели шишечки-гирьки; мельчайшие завитки, украшавшие корпус, переливались серебряным да золотым напылением, не утратившим за минувшие годы исконного блеска. Часы буквально дышали древностью, угрожая рассыпаться, однако ежесекундно побеждали время. - Вы никогда не снимаете их? – пробормотал я. – И спите... - Конечно. «Сумасшедший», – подумал, роняя вслух: – Потрясающе. - Хотите такие же? – встрепенулся он. – Ручная работа. Сделаны именитым мастером по индивидуальному эскизу. У вас будут свои, только ваши, неповторимые. - Но это же целое состояние!.. – сглотнув, я протянул руку и невесомо коснулся дрожащими пальцами птичьего силуэта. На подушечках остался блестящий след. - Осторожно! – испуганно вскрикнул Гара, я одернул ладонь, точно обжегшись. - Почему? - Они очень хрупкие. Они... – он запнулся, смертельно побледнев, а меня вдруг оглушило непонятно откуда взявшимся диким желанием задержать филигранные стрелки, поймать их, не дать им бежать по кругу... На пару вязких мгновений я выпал из реальности и, абсолютно не в силах сопротивляться этой жажде сотворить зло, нагло остановил маятник. Тот панически завибрировал под пальцами. – Нет, – голос Гары сломался, стал глухим, болезненно хриплым. Я не поднимал головы и не видел лица коллекционера, который, будучи крайне напуганным, почему-то даже не пытался сопротивляться. – Пожалуйста, – где-то внутри домика раздался жуткий скрежет, будто шестеренка сошла с резьбы и, проехавшись по соседке, замерла. Меня прошиб пот. Рефлекторно вздрогнув, как от приснившегося кошмара, я разжал пальцы. В сознании атомной бомбой разорвалось: «Что ты делаешь, идиот?!». Ошарашено взглянув на Гару, я обомлел: парень, белый как полотно и неподвижный как статуя, немигающе смотрел в одну точку, готовый вот-вот повалиться. «Опять?» – молнией пронеслось в моей голове. - Гара-сан! – я инстинктивно взял его за плечи, несильно встряхивая, – руки, вцепившиеся в ткань рубашки, разжались, повиснув вдоль тела, а сама рубашка распахнулась, открывая за собой черноту... Вернее, пустоту мастерски выпотрошенного тела, форму которого держала клеть сухих жестких ребер. Пространство меж ними замазывалось плотной соединительной массой вроде кожи вперемешку со спекшейся кровью, но внутри этого жуткого остова не было ни легких, ни сердца. Их место занимал сложнейший часовой механизм с шестеренками и пружинами, вмонтированный в когда-то живое тело, а красивые часы, презентованные мне ранее, вовсе не висели у Гары на шее – болты прикручивали их прямиком к грудине, вдавленной чуть-чуть вглубь. По обе стороны от нее в грудной клетке зияли вертикальные надрезы шириной в половину пальца, собственно, и позволявшие рассмотреть внутренности до мельчайших деталей. Ходики служили сердцем и заводились, судя по всему, с помощью той подозрительной металлической штуковины... Кукла. Ожившее чучело. Я не слышал, как заорал, не запомнил, как в ужасе отскочил в сторону. Тело, лишившись опоры, опрокинулось на спину и, грохнувшись, осталось лежать, напоминая сломавшуюся большую марионетку. Мне померещилось, все часы в комнате вдруг замолкли, погрузив ее в гробовую враждебную тишину. «Что я, придурок, натворил!.. – страх сковал душу. – Бежать, скорее!» Но стоило мне броситься к выходу, как снаружи послышались чужие шаги, чья-то приглушенная брань, лязг ключей. Понимая, что пути отступления отрезаны, я не нашел ничего лучше, чем спрятаться за шкафом. С замиранием сердца я наблюдал, что будет дальше. Дверь отворилась, и в квартиру вошел чудовищно низкорослый мужчина в двубортном пальто и широкополой шляпе. - ...Вечно у тебя свет горит, Гара-сан, – пробурчал незнакомец, продолжая возмущения, начатые еще за порогом, но заметил бесчувственного коллекционера... – Как ты задрал уже! – коротышка вымученно взвыл, подняв взор к потолку, и, подойдя к валявшемуся навзничь приятелю, презрительно пнул того в бок. – Посреди дороги разлегся, совсем совесть потерял, лицедей. Хорош дрыхнуть. Но парень даже не шелохнулся, лишь голова немного съехала в сторону. Мужчина нахмурился, явно заподозрив: с товарищем случилось неладное, а меня охватил животный трепет, лишив последней надежды. «Вот и все. Я сломал его. Мне конец». - Эй, Гара! Ты чего, а? – незнакомец присел на корточки, тронув худое плечо бывшего кукловода. – Помирать задумал? – со своего укрытия я не мог разглядеть всех манипуляций, но в тот момент и без зрения понял: недомерок увидел и остановившиеся часы, и скошенные гирьки... – Черт! – он выругался, прибавив с десяток отборных ненормативных фраз. – Твою мать, только этого не хватало! Подтащив к лежащему ящик, прежде занимавший неприметную нишу, мужчина открыл крышку и вывалил на пол целую кучу разных предметов: деревяшек, тряпок, шурупов, шестеренок, пружин, болтов, гаечных ключей... Правую руку Гары кукольник отодвинул в сторону, расстегнув оставшиеся пуговицы, расправил одежду, обнажив тем самым картину, от которой у меня по коже мурашки побежали. Счастье еще, что я наблюдал ее сбоку, а не перед собой, иначе меня неминуемо вырвало бы. Хотя, каюсь, до конца я не досмотрел, брезгливо отвернувшись, как только ком предательски подкатил к гортани. Фыркнув, низкорослый деятель схватился за полураскрытые ребра и с силой надавил на них – раздался хруст, но, как ни странно, клеть не треснула – распахнулась на несмазанных петлях, сокрытых у Гары под мышками и используемых лишь при крайней необходимости. Меня передернуло, а новоявленный мастер уже по-хозяйски запустил руку по локоть в грудь коллекционеру в попытке там внутри что-то то ли закрепить, то ли освободить. Наконец, это что-то щелкнуло, кукольник удовлетворенно хмыкнул, с утроенным энтузиазмом принимаясь копаться в теле, напичканном шестеренками, привинчивая, заменяя, протирая, перевязывая. Копошился он достаточно долго. По комнате разносились привычные звуки мастерской: позвякивания, поскрипывания, специфические шорохи, стук. Время от времени отброшенная рука Гары самопроизвольно подрагивала, но лицо коллекционера оставалось безжизненным, точно маска. Я не мог сказать, жив ли он. Впрочем, слово «жив» скверно вязалось с происходящим: здесь чинили механическую куклу, только с виду напоминавшую человека. Хотя кое-что в ней страшно смущало, не давая отбросить мистические предположения и восхититься творением гениального часовщика: пять минут назад Гара говорил, как живой, вел себя, как живой, улыбался... Гара был живой, черт возьми! Пусть даже не сейчас, а когда-то. Когда-то. Извращенец, увлеченно завинчивавший очередной болт, проводил нечто среднее между эксгумацией и ремонтом. Часовой механизм дергал за сухожилия, намотанные на деревянные рейки, как за марионеточные нити, заставляя тело двигаться, стрелки отсчитывали пульс, задавая ритм, в котором мертвый обретал способность размышлять и чувствовать не хуже живого. Игрушка. Марионетка. Чудовище. Или кукловод, ставший куклой?.. «Мумифицированная оболочка обчищена и набита приспособлениями, которыми управляет импровизированное сердце. Он вроде как немертвый и неживой. Кукла на шарнирах, бывший изувеченный труп...» – я зажмурился. Больше всего на свете в тот миг я пожалел, что вообще заговорил с накрашенной хэллоуинской нечистью. Эх, если б не шабаш, Гара своей вычурной внешностью, бесспорно, отпугнул бы меня. В обычный вечер я послал бы этого фрика куда подальше, но сегодня хрен отличишь нормального человека от всяких... - Хайдэ-сан. Вы вернулись, – хрипло проронил Гара, вздрагивая и открывая глаза. Часы в комнате вновь пошли, создавая тиканьем прежний фон, мастер захлопнул чужую грудную клетку, закрутил по бокам шурупы. - Полежи: твой мотор пришлось чуть-чуть перебрать, – сказал деловито. - Я прекрасно себя чувствую, Хайдэ-сан. - Мистер Хайд, – поправил мужчина, собрав вещи обратно в ящик, и любезно помог Гаре присесть, привалившись спиной к стеллажу. - Хорошо: мистер Хайд. - То-то же, – собственник злополучной таверны загадочно улыбнулся, вздохнув, уперся в товарища тяжелым взглядом. – Хотелось бы мне знать, кто обидел мое чудо, пока я провожал гостей? Зачем ты исчез? Вот говорил же: не уходи никуда один – и на тебе. - Меня следовало подкрутить, а ты забыл! – вспыхнув, Гара обиженно захныкал. – Ты совсем не ценишь меня, не любишь, не заботишься обо мне! Игнорируешь, не хвалишь, считаешь пустым местом! Останься я – неминуемо вырубился бы, что бы ты тогда со мной делал?! - Отнес домой на руках. Нестрашно, – Хайд равнодушно пожал плечами, а коллекционер театрально схватился за голову. - Какое унижение! - Ладно тебе, – смягчившись, кукольник по-дружески обнял приятеля, ласково почесал его каштановую макушку. – Прости, замотался я с этими погаными торжествами. Обещаю, что исправлюсь, не злись. Скажи лучше, кто тебя избил. - Никто, – глаза коллекционера все еще блестели от слез. - Не бойся, ты же знаешь, ему от меня не скрыться. Все возвращается. - Помнишь, я говорил, как мне тяжело следить тут за всеми? – Гара понизил голос до шепота, но слова оставались четкими, поэтому даже за шкафом я впитывал каждое, тщетно борясь со стремительно нараставшей паникой. – Я уже стар и слаб, на ходу разваливаюсь да и скучаю без тебя в четырех стенах... Ты вечно занят, Хайдэ-сан. Мне нужен помощник. - И ты его нашел. - Да, – собиратель подозрительно покосился в мою сторону, отчего меня бросило в жар. – Правда, пока он немного... - ...безрукий, – раздраженно фыркнул Хайд. – Чуть не угробил тебя, слон в посудной лавке. Нельзя бездарям доверять столь хрупкие вещи! - Он научится, – вступился Гара. – Он не нарочно. Из него выйдет замечательный ассистент, только... – парень запнулся, потерянно опуская глаза. - Только что? – Хайд осторожно обхватил его тонкое фарфоровое запястье. - Только я не хочу, чтобы ты заменил им меня!!. – не выдержав, Гара разрыдался, горько-горько, точно наконец выговорился, отшвырнув подальше приевшуюся маску. И пускай спектакль был убог, а сам актер – жалок, строгий кукольник не оттолкнул расстроенного приятеля с советом немедленно прекратить истерику, а наоборот, аккуратно взял на руки. Несмотря на болезненную худобу, Гара, набитый металлическими деталями, вряд ли обладал бараньим весом, Хайд к тому же серьезно уступал ему в росте, и я ожидал, что мастеру будет непросто поднять свое детище – но нет: он подхватил его играючи, как пушинку. Отнес на диван, заботливо устроил у себя на коленях, принявшись деликатно застегивать мелкие пуговицы на его сорочке. В этом мирном процессе заключалось несравнимо больше страсти, чем если б они на моих глазах занялись безудержным сексом – то был ритуал достиженья предельной близости, интимного слиянья двух душ в одну... «Куда уж интимнее: он же его изнутри трогал», – рассудил я. Мастер наклонился, медленно целуя свою марионетку в лоб, словно делясь с нею теплом или вдыхая жизнь. - Что ты, Гара-чан, ты всегда будешь моей самой любимой куклой, – погладил костлявое предплечье, и мне неожиданно вспомнилось, какой холодной была рука Гары, когда я пожимал ее: неживой, нечеловеческой... Кажется, метод подействовал: несчастный хозяин квартиры постепенно утешился, убаюканный, расплылся в блаженной слабой улыбке. А я чихнул. Вот так вот по-идиотски: в углу скопилось чересчур много пыли. Дернувшись, случайно саданул локтем по шкафу, огромные часы в нем ответили на удар предательским боем – и в ту же секунду всё вокруг зазвонило, запищало, закуковало десятками кукушек... - Полночь, – выдохнул коллекционер. - Погоди-ка, – внимательный Хайд, бережно пересадив приятеля на диван, быстро поднялся на ноги. Я и глазом моргнуть не успел, как, в одно мгновенье нарисовавшись рядом, малявка сцапал меня за шиворот и бесцеремонно выволок на середину комнаты. – Он? Помощничек? – грозно вопросил у притихшего Гары. - Его имя Ю, – пикнул тот. - Ю. Допустим, – вскинув голову, часовщик въедливо всмотрелся в мое побелевшее лицо. Развернувшись, рявкнул: – Он тебя знает по твоей воле? Гара молча кивнул, и Хайд хищно ухмыльнулся. - Значит, не забудет. Замечательно, – угрожающе закатал рукава. Я попятился, чуть живой от страха, но в спину уткнулась полка с будильниками. Ловушка захлопнулась. Мастер медленно размял кисти. – Сегодня праздник, можно расслабиться: подумаешь, одним меньше... Я успел заслониться локтем, когда услышал резкое: - Хайдэ-сан! Бросившись наперерез, Гара крепко схватил мастера за плечи. Из-за значительной разницы в росте их дуэт смотрелся комично, я посмеялся бы, если б не задыхался от священного ужаса. - Не убивай его, – принялся увещевать бывший кукловод. – Ю мне нужен, он тоже любит часы и музыку... Мы поладим. Он пианист. - Пианист? – коротышка присвистнул. Двое вопросительно уставились на меня. - Э... – судорожно сглотнув, я беспомощно поднял руки, в горле чудовищно пересохло. – Вы неправильно поняли: я давно не играю, я простой менеджер... - Кто, простите? – негромко переспросил Гара. - Потом объясню, – вздохнул Хайд. – Пианист. Пусть будет пианист: звучит благороднее, – лениво зевнул, отступая. – Ладно, уговорил. Разберись с ним сам. - Как прикажете, хозяин, – обрадованный коллекционер почтительно поклонился. Решительно ни черта не понимая, но догадываясь, что ничего хорошего мне не светит, я ошарашено крутил головой, все еще надеясь сбежать, но сторонники ночи, переглянувшись, благополучно преградили выход. Чертов маломерок невозмутимо приложил ладонь к груди. - Я Хайд, приятно, так сказать, познакомиться. А вы Ю, я знаю. Гару вы тоже знаете, и поскольку его милостью вам оказана честь быть посвященным в тайну его сущности, не смею перечить воле вашего покровителя. Добро пожаловать. - Поздравляю, Ю-сан, – подхватил коллекционер, завязывая свободные концы шейного платка, чтоб замаскировать следы оперативного вмешательства: теперь Гара вновь выглядел бесподобно, с иголочки, разве что оставался слегка взъерошенным. – Не переживайте, вам здесь понравится, я сделаю все, чтобы вы чувствовали себя как дома. - Господа, – я попытался отвертеться, – не хочу быть невежливым, но уже поздно и... - Бросьте! – перебил меня Хайд. – Ю-сан... как ваша фамилия? - Ямагучи. - Ямагучи-сан, вы вообще знаете, кто он? – мастер кивнул на смущенного Гару. – Это, к вашему сведенью, самый счастливый человек на земле! Его заветная мечта осуществилась, он получил все чего желал. И вы можете стать таким же. - Но ведь... – запнулся я. Слова Хайда окончательно сбили меня с толку, прокрутив в памяти кадры ремонта зомбокуклы, я не мог представить, как увиденное сочетается с самим понятием счастья. И потом: разве Гара человек? разве Гара еще человек?.. - Когда-то очень, очень давно, лет сто назад, а может быть, даже больше, в нашем городе жил один собиратель часов, – мирно поведал кукольник. – Все знакомые ювелиры завидовали его коллекции, в коей встречались поистине редчайшие экспонаты, но вместо того, чтобы гордиться ею, он страдал от осознания: при всех стараниях в ней так и не нашлось места чему-то исключительно уникальному. Навязчивая идея отыскать такие часы, каких не будет ни у кого на свете, выпила из коллекционера все соки, отняла сон, заслонила разум. В итоге он совершенно точно сошел бы с ума, если б однажды не встретил вашего покорного. Я согласился помочь ему, но с условием: он должен был отдать мне взамен самое дорогое – свою жизнь. - И я отдал, и ничуть не жалею: отныне у меня есть уникальнейшие часы! – вмешался Гара, задыхаясь от возбуждения. – Пусть даже время берет свое, с годами я рассыхаюсь, ветшаю, меня приходится регулярно лечить – все неважно, ведь стрелки на циферблате вращаются по бесконечному кругу снова и снова, опять и опять. По сути я вечен, Ю-сан. - Люди всегда мечтали о вечности, – снисходительно посмеялся Хайд, флегматично раскуривая терпкую сигарету. Ароматный дым седым узором растекся в воздухе, пронизывая меня насквозь. – Мечты должны исполняться, не правда ли? Я не знал что сказать. Я стоял неподвижно, беспомощно хлопая глазами и наблюдая через белесую завесу, как Гара, элегантно подхватив с ближайшей полки острозаточенный нож с рукоятью из красного дерева, медленно подошел ко мне и взял за плечо – удивительно крепко для измученной старой куклы. Низко наклонившись, почти касаясь губами моей щеки, коллекционер заботливо прошептал: - Не бойтесь, это не слишком больно. Мы будем с вами нежны. Секундой позже живот снизу вверх прошила жгучая боль, и последним, что я запомнил, стали глубокие бархатные глаза моего будущего личного бога и такой же бархатный голос: - Мне давно нужен был помощник.

The end

Написано и отредактировано: 05–13.10.2015 г. Минск, Беларусь