Творческий конкурс

Стояла тёплая весенняя ночь. В саду около императорского дворца буйно цвела вишня. В воздухе буквально пахло весной. По крыше неслышно скользила трёхцветная кошка с дворцовой кухни. В какой-то момент кошка словно почувствовала чей-то взгляд, обернулась, выгнула спину, зашипела в темноту, спрыгнула на крышу пристройки, оттуда – на землю и скрылась в кустах. В ту же секунду Его Императорское Величество Райнхард фон Лоэнграмм проснулся. Резко, неожиданно, словно в голове кто-то повернул выключатель. Его Величество повернулся на другой бок и закрыл глаза. Нет! Сон не желал возвращаться. Император снова встал. «Что за…», - подумал он. – «Нет, вроде с мочевым пузырём всё в порядке». Он запахнул халат и вышел в приёмную. Дремавший в кресле дежурный вскочил и вытянулся во фрунт. Его Величество благосклонно кивнул и проследовал туда, куда пешком ходят даже такие как он. Нет, всё в порядке. Лоэнграмм вернулся к себе. Сон как рукой сняло. Он запахнул поплотнее халат, подошел к окну и отодвинул штору. Ночь была великолепна! Тихая, ясная, звёздная. Словно вся Галактика склонилась над своим повелителем. Да что там Галактика, Вселенная! «Разве можно спать в такую ночь?! В такую ночь надо смотреть в небо! Творить!» - думал молодой император. «Любить в конце концов», - подсказал внутренний голос. Его Величество покраснел. Утром на совете император был чуть более обычного задумчив и молчалив. Адмиралы по установившемуся уже порядку вставали и докладывали. Его Величество слушал и рассеянно кивал. - Чего это с ним? – шёпотом спросил Миттермайер у Мюллера. - Не знаю, - так же тихо ответил тот. – Дворцовые сказали: полночи колобродил. - Может, программа «Играй, гормон» началась наконец? - Тиш-ше, Вольф! Услышит – мало тебе не покажется! – словно давешняя кошка зашипел Мюллер. – Хель его знает! Совет тем временем шёл почти без участия Его Величества. Не среагировал он даже на упоминание адмирала Яна: читали очередное донесение разведки. И на очередную выходку «чёрных уланов» не среагировал. Накануне несколько младших офицеров в пьяном виде перебили окна в борделе в ближайшем от места стоянки городе. Хозяйка заведения вызвала полицию и написала жалобу. - Ну и что?! – рявкнул по окончании оглашения жалобы Биттенфельд. – Надо же боевым офицерам где-то отдыхать, вернувшись с передовой! - Совершенно верно, - невозмутимо кивнул читавший жалобу Оберштайн. – Но при этом им не следует нарушать покой и права честных подданных Нойе-Рейха. Специально для адмирала Биттенфельда замечу, что мы содержим армию исключительно на деньги законопослушных налогоплательщиков. Таких, как уважаемая фрау Рейгель. - Ну и что?! – продолжал возмущаться Биттенфельд. – Откуда вы знаете, Оберштайн, что эта … фрау – честный налогоплательщик? Оберштайн устало прикрыл глаза. «Боги милосердные! Дайте силы выдержать … этого человека». - Не беспокойтесь, господин Биттенфельд. Мои сотрудники проверили её налоговую декларацию. Она в полном порядке. Так что фрау Рейгель честно исполняет свой долг перед государством и обществом. В отличие от … некоторых ваших подчинённых. - Но мои люди… - Сядь, Биттенфельд, - император махнул рукой и Биттенфельд стих. – Оберштайн, что полагается им согласно Устава и законов? - Пятнадцать суток ареста или месяц общественных работ и штраф в размере двойной стоимости испорченного имущества. - Вот и примените эти правила… Биттенфельд вскочил. - …частично. Пусть выплатят штраф, а арест или эти, как их, общественные работы – в половинном размере. Всё-таки фронтовики и первый раз. - Слушаюсь, Ваше Величество. – Оберштайн удовлетворённо сделал пометку в своём блокноте и опустился в кресло. «Главное, что честный налогоплательщик не пострадал». Биттенфельд тоже сел: делать было нечего. Где-то через полчаса, когда докладывавший последним Меклингер закрыл папку, поклонился и сел, Его Величество обвёл всех присутствующих рассеянным взглядом. - Всё, господа? – Адмиралы молча ждали. Его Величество встал и подошёл к огромному, во всю стену, окну. Адмиралы поднялись и тоже повернулись к окну. - Как скучно мы живём, господа, - негромко проговорил он. – Всё работа, работа… Нам некогда даже просто оглянуться вокруг. Подчинённые выжидающе молчали. «Чего это он?» - выражением лица спросил Миттермайер у Мюллера. Тот пожал плечами и возвёл очи горе. «Я ж говорю: «Программа «Играй, гормон» началась», - говорил весь его вид. - А знаете что, господа, - Райнхард повернулся. – Так дальше жить нельзя! Нельзя жить без творчества! Без полёта фантазии! Мы погибнем как личности без этого, господа. «Та-ак», - подумал Оберштайн. – «Сегодня же проверить дворцовую кухню и медсанчасть. И про другой персонал не забыть». - Сегодня ночью, - проговорил Его Величество, снова глядя в окно. – мне не спалось. И мне пришла в голову изумительная мысль. Нам категорически необходимо провести творческий конкурс среди адмиралитета и старших офицеров! Нельзя, господа, жить без полёта фантазии! - Совершенно верно, Ваше Величество! Нельзя! – адмирал Меклингер аж светился от счастья. «Наконец-то на мой департамент обратят внимание!» - так и читалось на его лице. - Спасибо, Меклингер, - Меклингер даже зарделся от похвалы. - И поэтому, - Его Величество повернулся к по-прежнему стоящим по струнке адмиралам. – я решил провести творческий конкурс. Мы возьмём какую-нибудь историю. Например, какую-нибудь книгу. Или историю из жизни. Да хоть из нашей. И начнём фантазировать на эту тему. Рассказывать, что мы думаем об этой истории и её героях. Подумаем, могли бы события пойти иначе. Или попробуем поменять судьбы героев. А потом самые интересные рассказы опубликуем, и пусть подданные Нойе-Рейха решат, кто из нас придумал лучше. Адмиралы молча переваривали услышанное. Такого не ожидал никто. - Ваше Величество, может не надо? – озадаченно пробормотал Меклингер. – Ну, хотя бы про на… вас? - Что такое, Меклингер? – серые молнии блеснули из-под бровей. – Ты против творчества? Это же твоя стезя? - Что вы, Ваше Величество, что вы, - адмирал-художник подавил вздох. – Но только… - Что «только»? - Я бы, Ваше Величество, - «узнать бы, кто вам, молодой человек, такие идеи внушает, я, мирный человек, всё, что выступает, оторвал бы». – потщательнее выбрал бы тему. - Вот этим мы с тобой и с … фройляйн Мариендорф сегодня и займёмся, - и обернулся к остальным. – Завтра, господа, я объявлю вам тему. На сегодня все свободны. - А … А как же Изерлон? – адмирал Биттенфельд изумлённо взирал на своего государя. – Они же … стреляют. - На сегодня война подождёт, - не обрачиваясь, бросил Его Величество и быстро направился к двери в свой кабинет. Хильда фон Мариендорф и Эрнст Меклингер поспешили за ним. Остальные остались в зале заседаний. - Он что? С ума сошёл? – задумчиво произнёс Биттенфельд. - В каком-то смысле, возможно, вы правы, Биттенфельд, - не менее задумчиво проговорил Оберштайн. У Ройенталя и Мюллера вытянулись лица. Случалось просто небывалое: Оберштайн согласился с Биттенфельдом. Но ситуация от этого яснее не становилась. - Ну, хорошо. Нам-то что делать? – Вален почёсывал подбородок. - Исполнять свои обычные должностные обязанности, - Оберштайн спокойно направился к выходу. Остальные потянулись следом. Едва поспевая за Его Величеством, Меклингер, улучив момент, вопросительно взглянул на Хильдегарде. Та в ответ только недоумённо пожала плечами. - Закройте двери! – не терпящим возражений тоном приказал Лоэнграмм. – Всё, что будет здесь сказано, должно остаться между нами. До моего распоряжения. Лоэнграмм опустился в кресло и положил ногу на ногу. - Разумеется, Ваше Величество, - «Боги милосердные! Неужто мне так надо было идти в няньки к самому капризному и взбалмошному ребёнку в Галактике!» - подумала Хильдегарде. Дежурный офицер плотно закрыл двери. Хильда, как обычно, расположилась за секретарским столом. Министр культуры остался стоять. - Сядь, Меклингер, - поморщился Райнхард. – Мне нужен твой совет. И ваш, фройляйн, тоже. Меклингер почтительно кивнул и присел на край стула для посетителей. - Я действительно хочу расшевелить этих засранцев. Мне надоело, что после службы они в кабаки и бордели. Никакой культуры! Никакого воспитания! Пусть лучше творчеством займутся. И потом… Ах, господа… Мне искренне жаль, что вы спали сегодняшней ночью! Это было… это было… сказочно! Я словно плыл на вишневом облаке по звёздному океану! Он вздохнул и замолчал. Хильда и Меклингер тоже молчали. - Итак? – тряхнул головой молодой император. – Что вы мне скажете? - Осмелюсь заметить, Ваше Величество, - аккуратно кашлянул Меклингер. – что творчество – это удел далеко не каждого. Тут талант нужен. Вот у господина фон Оберштайна, я как-то не замечал способностей, например, к рисованию. И не только у него. Вот адмирал Биттенфельд… - А я где-то слышал, - перебил Лоэнграмм. – что шедевр – это один процент таланта и девяносто девять – труда. Вот и пусть трудятся! А ты научишь! Меклингер вздохнул. Перспектива обучать рейхскригсминистра рисованию, а Биттенфельда изящной словесности его явно не обрадовала. - А поэтому, - Его Величество оперся локтём о стол и положил подбородок на ладонь. – мы сейчас должны придумать им тему. Иначе порядка не будет. Ваши предложения, господа? Хильда и Меклингер переглянулись. - Простите, Ваше Величество! – фройляйн фон Мариендорф. – Но всё же … Что вы хотите видеть? Литературу? Живопись? Музыку? Сочинения документального или художественного характера? Если документального, то, насколько я знаю, некоторые из господ адмиралов ведут дневники… - Я хочу видеть всё, фройляйн! И литературу, и музыку, и кино, и даже деревянные игрушки собственного изготовления! Дневники? Чудесно! Если мы выберем эту тему! А для выбора темы я позвал вас, сударыня! Можно задать им рассказать о нас. Вот и дневники пригодятся. А можно взять какую-нибудь старую книгу, которую читали все. - Лучше возьмите старую книгу, Ваше Величество. Если вы предложите им рассказать о современных событиях, боюсь, они подерутся. - Да, пожалуй, - поразмыслив с минуту, кивнул Лоэнграмм. – Ваши предложения? - М-м-м… - Хильда задумалась. – Я не знаю кто из них что читал. Мне, например, очень нравятся Плутарх и Шекспир. Меклингер вздохнул и возвёл очи горе. - Плутарх? Шекспир? – задумался Его Величество. – Нет, это не то. Я не уверен, что это читали все. А они должны быть в равных условиях. - Ваше Величество, - Меклингер уважительно поклонился. – Но почему в таком случае действительно не взять какую-нибудь старую книгу. Детскую. Например, сказку. Уж сказки, наверное, читали все. - Да-да-да, - уцепился за идею Его Величество. – Как ты это правильно всё говоришь, Меклингер! Помню, в детстве Ан… графиня фон Грюнвальд несколько раз читала мне одну сказку. Там было про старого мельника, который разделил наследство так, что младшему сыну достался только старый осёл. Кажется, сказка называлась «Ансамбль из Времена» или что-то в этом роде. - «Бременские музыканты», Ваше Величество, - вздохнув про себя с облегчением, подсказал Меклингер. «Кажется, на сегодня ебля мозгов заканчивается. Можно будет наконец-то заняться делом». - Да-да, Меклингер! Это оно! Отлично! Вот её-то мы и возьмём. Потрудитесь, господа, выяснить, проходили ли в обозримом прошлом подобные конкурсы и, если были, то найдите правила. Через час жду вас с докладом. И встал, давая понять, что разговор окончен. Через час Хильдегарде вернулась и рассказала, что в Рейхе последние сто пятьдесят лет подобных конкурсов не проводилось. Известны только академические дискуссии. Так что, по большому счёту, Его Величество не ограничен так называемым «прецедентным правом». - Но, Ваше Величество, - продолжила фройляйн фон Мариендорф. – В Альянсе разного рода конкурсы периодически проводились и проводятся. Вот типовые правила. К сожалению, за час я успела сделать только компьютерный перевод. И протянула папку. Его Величество взял папку и стал быстро просматривать. - Отличная работа, фройляйн! Теперь выясните, какие направления в искусстве сейчас считаются наиболее модными и популярными. И… сделайте этот перевод читаемым. Каждый термин поясните, пожалуйста. Через час жду ответа. Меклингер, выслушав новые вопросы, про себя грязно выругался. И они с Хильдой продолжили свои изыскания. Через час Эрнст и Хильда входили в кабинет императора уже с двумя увесистыми папками. В папках были переводы вариантов правил, таблиц результатов, лучших работ и статей из разного рода справочников и энциклопедий. Ещё около получаса Его Величество внимательно слушал, изредка задавая уточняющие вопросы. - Как ты сказал, Меклингер? ООС? - Совершенно верно, Ваше Величество. Out Of Character. В переводе с языка Альянса это означает «существенное отклонение от созданного автором изначального произведения характера персонажа». Последнее время этот приём пользуется популярностью у авторов-любителей. - Хм… Интересно, обижаются ли авторы… Как ты сказал? Канона? - Именно канона, Ваше Величество, - кивнул Эрнст. – Но боюсь, у них просто забывают спросить. Его Величество задумчиво покачал головой. - Так ты говоришь, большинство конкурсов – некоммерческие? - Процентов восемьдесят. А восемьдесят процентов из этих восьмидесяти вообще сложно назвать официальными. То есть их проводят не творческие объединения, не издательства, а просто инициативные группы, состоящие из частных лиц. Без призового фонда и гарантированных публикаций для призёров. - Надо же! – удивился Райнхард. – Это в наше-то меркантильное время да ещё в Альянсе? - Именно так, Ваше Величество. Райнхард задумчиво крутил в руке карандаш. - Так что ты там упомянул про эти … как их? Нестандартные сексуальные отношения? Сидевшая чуть сбоку Хильда густо покраснела и низко опустила голову. За сегодняшнее утро её пришлось прочесть несколько таких «опусов», и она до сих пор приходила в себя от некоторых картинок и ситуаций. - Нетрадиционные, Ваше Величество, - Меклингер молил все высшие силы, чтобы тоже не покраснеть. К сожалению, Ваше Величество, это сейчас модно. Восемьдесят процентов работ – о личной жизни персонажей. Восемьдесят же процентов из работ о личной жизни – о нетрадиционных отношениях. - Что ты заладил «восемьдесят, восемьдесят…» - Что поделать, Ваше Величество, статистика, - развёл руками министр культуры. - Вот и хорошо. Пусть выкручиваются. Благодарю вас, господа, дальше я всё решу сам. Это – император кивнул на лежавшие на столе пухлые папки. – оставьте. И можете возвращаться к своим прямым обязанностям. Меклингер поклонился и быстро вышел, почти выбежал. Хильда с трудом сдержала облегчённый вздох. Его Величество раскрыл верхнюю папку. На следующее утро Его Величество с интересом оглядел адмиралитет. Всё шло как обычно. Докладчики докладывали, остальные ждали. Когда последний выступающий закончил, Пауль фон Оберштайн поднялся и повернулся к государю. - На этом, Ваше Величество, заявленная повестка дня исчерпана. Какие у вас ещё будут вопросы? Его Величество задумчиво посмотрел на него. - Сядь, Оберштайн. Мы не обсудили ещё один вопрос. Меклингер и Оберштайн обречённо вздохнули. «Не забыл», - хором подумали они. Его Величество поднялся, жестом велел адмиралам сидеть и стал прохаживаться по залу совещаний. - Итак, господа, мы вчера говорили о недостатке творческих идей в нашей жизни. И вот я, посовещавшись с коллегами, подумал и решил. Мы всё-таки проведём творческий конкурс. Фройляйн, раздайте правила. Хильдегарде виновато посмотрела на собравшихся и принялась раздавать отпечатанные правила. Минут пять в зале стояла гробовая тишина. - Ваше Величество, - Фаренхайт поднял на государя полные ужаса глаза. – простите меня, но как, например, я смогу сделать всё это?! - Ты, Фаренхайт, всё и не будешь. Я распределю работу. Будешь, например, рисовать тентакли. Ты умеешь рисовать тентакли? - Я? – от растерянности и без того светлокожий Фаренхайт побледнел. – Я не умею, Ваше Величество! - Научишься! – Фаренхайт побледнел ещё больше. – Я пошутил, Фаренхайт. Не волнуйся. - Прошу простить меня, Ваше Величество, - проговорил Фаренхайт, переводя дух. - Это ты меня прости, Фаренхайт, - Райнхард, видя такую реакцию, почувствовал себя неловко. – Мы бросим жребий. Фаренхайт нервно дёрнул шеей. - Нет! – остановил сам себя Его Величество. – Мы подойдём к правилам творчески! - Вы, двое, - обернулся он к сидевшим сбоку Ройенталю и Миттермайеру. Оскар почти откровенно ухмылялся, глядя на растерявшегося Фаренхайта. Да и Вольф с трудом прятал скакавших в глазах чертей. - Вот у нас тут в списке есть конкурс: писать макси в соавторстве. Вы этим и займётесь. Через три дня жду от вас план. Остальных прошу вытащить из этой коробки свои задания. Ройенталь шёпотом выругался. - Ваше Величество, - Меклингер поднялся. – Вы забыли объявить тему. - Ах да, - кивнул Лоэнграмм. – Спасибо, Меклингер. Темой или, как сейчас модно говорить, каноном у нас будет сказка «Бременские музыканты». А теперь тяните жребий. А фройляйн фон Мариендорф запишет кому что досталось. Ройенталь с Миттермайером уже получили задание. Фройляйн, уберите этот лот. Вы с Меклингером – тестеры и организаторы. Через три дня жду от каждого план. Копию списков – мне! И стремительно вышел в коридор. Адмиралы, чертыхаясь и шёпотом матерясь, подошли к коробке. Хильдегарде виновато улыбалась. - Простите, господа, это не моя инициатива. Господин Меклингер, - уже стоявший в дверях Меклингер обернулся. – Не могли бы вы задержаться? Вдруг у кого-то возникнут вопросы? Всё-таки вы в этом разбираетесь лучше меня. Эрнст, вздохнув, остался. Хильда была права: так проблем будет меньше, а день всё равно потерян. И остался не зря. Через пять минут вытянувшие жребий адмиралы начали вскрывать свои конверты. Раздались недоумённые возгласы. - Господа, что всё это значит? – Адальберт фон Фаренхайт двумя пальцами держал листок бумаги и растерянно смотрел на коллег. – Я не понял ни слова! - Минуту, - Меклингер взял записку. – Так. Вам повезло, Адальберт. Всего лишь миди джен PG-13. Можете писать быт, приключения, предысторию. Да хоть историко-географический очерк. И личной жизни героев можете практически не касаться. Но всё-таки должна быть какая-то серьёзная проблема, по которой детям должно понадобиться разъяснение взрослых. И – не меньше четырёх тысяч слов. Не считая тире и многоточий, разумеется. Но – не больше пятнадцати тысяч. Вы – почти счастливчик. Озадаченный Фаренхайт отошёл, бормоча: «Где же я эту историю с географией возьму-то?» - Тёзка? – Меклингеру в руки сунули ещё одну записку. Он поднял глаза. Перед ним с вопросом во взгляде стоял Айзенах. - А вам, Эрнест, повезло меньше. У вас гет, мини NC-21. То есть вам следует написать текст от одной до четырёх тысяч слов. Не меньше десятой части текста должны составлять откровенные любовные сцены между мужчиной и женщиной. Причём извините, дорогой тёзка, настолько откровенные, чтобы текст нельзя было давать читать несовершеннолетним. Притихшие адмиралы не без удовольствия наблюдали, как цвет лица Айзенаха медленно, но верно приближается к цвету его волос. - У меня же трое детей! – пробормотал Айзенах, схватился за голову и выбежал в коридор. Такой длинной фразы от него ещё никто не слышал. - Простите, герр Меклингер, не могли бы вы и мне пояснить? – Меклингер повернулся на голос. Перед ним стоял Пауль фон Оберштайн. Эрнст развернул листок и чуть не расхохотался. На листке значилось: «Арт, слэш, NC-21». - А вы, герр фон Оберштайн должны нарисовать интимную сцену. Между, простите, двумя мужчинами. И – да. Такую, чтобы нельзя было показывать детям. В комнате повисла тишина. Даже Фаренхайт отвлёкся от размышлений об истории с географией. Меклингер даже услышал, как Ройенталь шепнул Миттермайеру: «Вот попал-то! Он ведь, поди, и не знает, как хуй стоящий выглядит, не говоря уж об остальном». - Но как же я это сделаю? – Оберштайн был явно растерян. – Я же практически не умею рисовать… Меклингер развёл руками, Оберштайн отошёл в сторону, озадаченно покачивая головой. «Боги всемогущие! – думал Оберштайн. – Со всем остальным как-нибудь разберёмся, но я и правда не умею рисовать. Хотя… Нет худа без добра. Мечтал же в детстве научиться. Только вот куда обратиться? К Меклингеру? Не думаю, что это хорошая идея. Здесь стены не только с ушами, но и с глазами. И вижу этими глазами, к сожалению, не только я. Значит, надо спешно искать преподавателя. Не было печали… Ладно. Закончится это безобразие, найду того, кто внушил мальчишке эту идею. И он мне за всё ответит! Хотя в кухне и в аптеке всё в порядке. Надо искать в другом месте». - Да вы что, совсем охренели, мать вашу! – заорали над ухом. Оберштайн вздрогнул и вернулся в реальность. Фриц-Йозеф Биттенфельд, красный, как совсем недавно Айзенах, стоял посреди комнаты и размахивал перед носом Меклингера своей бумажкой. - Ёбаный космос! Мне! Мне, боевому адмиралу! Мужчине до мозга костей давать такое! Да ебал я этот ваш ёбаный конкурс! Ебал я этот ёбаный жребий! Ебал я это ёбаное творчество! Красная не менее оравшего Биттенфельда Хильда пыталась закрыть уши. Тщетно. Голос бравого адмирала был сильнее всех затычек. Остальные просто обалдело смотрели. - Господин Биттенфельд, - поморщился Оберштайн. От этого крика у него мгновенно разболелась голова. – Извольте выражаться спокойно и прилично. В конце концов здесь дама. - Да ебал я эту вашу даму, Оберштайн! – на секунду осёкся. – Пардон, фройляйн, это я не про вас. Меклингер, какого хуя ты подсунул мне эту херню?! - Да не подсовывал я её вам, Биттенфельд, - устало процедил Меклингер. – Вы сами жребий тянули. Извините, запасных конвертов нет. Его Величество написал задания ровно по числу исполнителей. - Биттенфельд! Да скажи же, что у тебя там! – не выдержал Вален. - Не буду, - буркнул Биттенфельд, выскакивая в коридор. Присутствующие вопросительно посмотрели на Меклингера. - Слэш у него там, господа. Миди, NC-21. Простите, фройляйн Хильда. - Не удивительно, что он так взбеленился, - с тоской проговорил Фаренхайт. «Как же мне всё-таки повезло, по сравнению с другими». И пошёл вслед за другом утешать и настраивать на творческий лад. До конца дня в здании было тихо.