За ручку

Это миссия была настолько скоротечной и простой, что Соло всерьез подозревал, что их сюда направили только потому, что у Бельгии вся разведка отправилась в отпуск лопать вафельки. В любом случае, пока дядя Уэйверли решал, куда бы их ещё направить, они наслаждались затишьем и квартирой в центре города. Хотя, судя по большевику, наслаждался только Наполеон. К завтраку тот вышел мрачнее, чем обычно: губы были сжаты добела, а приветствие тот и вовсе выдавил сквозь зубы. - Как-то ты сегодня особенно груб. - Прости, – Илья смущенно потупился, наливая себе кофе. – Не выспался. - Оу, надеюсь, это не мы тебе помешали? Клянусь… я честно хотел дойти с ней до отеля.. Но моя бессонница так ко мне прицепилась. - Не ваша пятнадцатиминутная возня мне не давала спать, – фыркнул Курякин, сев напротив. - Я бы попросил… - Соло не успел прочесть лекцию большевику о том, сколько времени он уделяет каждой своей даме, дабы, как следует её распалить и усладить, потому что, едва сделав глоток, Илья взвыл, отставляя чашку: - Что же за «американский» стиль пить кипяток… И ушел к себе, держась за щеку. А это интересно. Весь день Наполеон был немым свидетелем того, как Курякин старательно избегает чего-либо сладкого или липкого в еде и не пьет холодного или горячего. Но, не смотря на все это.. стоило только что-то откусить, и он болезненно морщился и усиленно старался жевать правой стороной. А к вечеру и вовсе зачем-то стащил из кухни соду. Не нужно быть Холмсом, чтобы прийти к следующему выводу: - У тебя болит зуб, большевик. - Не болит, – прошипел Курякин, полоща рот прополисом. – Я на нем лежал неправильно. - Зуб - не женщина, на нем можно лежать как угодно, – фыркнул в ответ Соло. – Завтра пойдешь к стоматологу. - Не пойду… Немного воспалилась десна… Прополощу и все пройдет. - Как знаешь, – американец удалился к себе. Что он ему нянька? Но через пару дней, на Курякина без слез нельзя было смотреть. Нет, щека у него не распухла, как в мультиках, которыми им пугали в школе, но эти замученные глаза и синяки под ними говорили о том, что «десна» стала беспокоить его круглосуточно. - Большевик, так больше не может продолжаться, – заметил Наполеон. – Тебе нужно к врачу. - Не пойду… - упрямо пробасил Курякин. - Почему? – Соло взбесило это детское упрямство. - Это не по-русски заботиться о здоровье? Карл Маркс запрещает держать свои зубы в порядке? А, нет. Знаю. Если русский агент даст полечить свои зубы - вскроется пломба с цианидом. - Она прекрасно замаскирована, её не заметить, – пробубнил в ответ Илья. - Тогда в чем дело? - Я боюсь… - Чего? – Наполеон онемел от такого ответа. - Боюсь я! – рыкнул Курякин, тут же морщась. – Эти сверла… Это жужжание… Сидишь и терпишь пока тебе ковыряются во рту, а этот чертов новокаин не действует давно, но нечего просить ещё, мужик взрослый, потерпишь. - Новокаин? – Наполеон вопросительно вскинул брови. – Сверла? Как ты можешь жужжание их слышать. - Я их и чувствую… - В Америке и Европе пациенту дают газ. Ты спишь и видишь сны, а просыпаешься уже с белоснежной улыбкой и без боли. - Врешь, небось, – скептически фыркнул Илья, держа чашку двумя руками. Ну, просто малыш с медвежонком. - Не вру, не вру, - Наполеон теперь понял, что чувствовала мать, уговаривая его пойти в школу в первый день, – Я записал тебя на два часа, допивай чай и вперед по этому адресу, – он положил перед русским коллегой визитку. - Не пойду… - вот уж не хватало. Накачают ещё чем-то. Лучше быть без зубов. - Ну, хочешь, я пойду с тобой? - За руку возьмешь? – голубые глаза смотрели из-за чашки настороженно, ожидая подвоха. - Возьму, - Соло даже не знал, чего хотелось больше.. Рассмеяться или обнять покрепче. - Тогда пойду, – с этими словами Илья пошел собираться. Теперь главное, чтобы не психанул у кабинета. А то надо будет как-то объяснить месье врачу, что это за пациент такой, который выбил дубовым столом секретарши дверь. Да и перед Уэйверли неудобно получится. Наверно, когда-то мадам Курякина вела своего сынишку к врачу точно так же… Вот только вряд ли она, в подарок за храбрость, покупала ему бутылку шнапса. Какого именно - решал, конечно же, маленький двухметровый храбрец, весом в сто килограмм.