У реки под старой ивой

Лучи настойчивого алого солнца сладким жаром разливались по просторной комнате в центре Мадрида. Они бесшумно скользили по багровым шторам и, не спрашивая разрешения, хозяйничали на дубовом паркете, играясь с ворсиками ковра. Им, в отличие от Уилла, пока еще не хватило наглости пробраться в укромный уголок уютной кухни, где власть была отнюдь не у жадного солнца. Здесь был иной король и все меркло, когда руки мастера включали плиту и отточеным движением отправили овощи и мясо тушиться. Мелодия шипения масла, мерного постукивания ножа и дыхания Ганнибала слились для Уилла в единую мелодию, полную страсти и накала в этом ответственном моменте перед тем, как Ганнибал подольет немного вина и подожжет его, резко подбросив содержимое сковороды несколько раз. Ласковые языки пламени недолго пританцовывают над плитой, заигрывая с прохладным воздухом вокруг, и исчезают, отдав последний вздох терпкого тепла. Уилл сидел за кухонным столиком и наблюдал за действом, словно юный мальчишка в цирке. Ганнибал еле сдержал желание потрепать Уилла по волосам, но боялся спугнуть яркие блики радости в его глазах. Казалось, будто Уилл и сам сдерживается, чтоб не зааплодировать. - Не устану замечать, как великолепно выглядит не только то, как ты подаешь, но и как готовишь, - выдохнул Уилл, пока Ганнибал раставлял блюда на столе. Уилл постепенно успокоился, но те чувства, что в нем будоражил Ганнибал во время готовки, всегда оставались сладким послевкусием. - Благодарю, Уилл. Я рад, что все еще могу тебя этим удивить, - Лектер усмехнулся и принялся разливать вино по бокалам. Уилл подцепил вилкой выложеный цветком кабачок. В миг проснувшиеся после дневного сна вкусовые рецепторы ощутили робкий привкус пряностей и Уилл подумал о том, что у них все сейчас так: робко, но ярко. После падения с обрыва Уилл не надеялся, что останется жив, как и Ганнибал. Вода затягивала их и все, что помнил Уилл, как он отчаянно желал, чтобы Ганнибал умер вместе с ним. Но, выбравшись на берег, он понял, что это был для него знак свыше. Да, он не мог жить с Ганнибалом и без него, но ведь сейчас он умер, переродился. Эту чашку никогда не собрать обратно воедино, но можно сделать ее чем-то иным. "Пусть будет, что будет" - и Уилл, пустивший все на сомотек, слепо доверился Ганнибалу, пытавшегося дотащить его до причала, где, как оказалось, была пришвартована лодка. На вопрос откуда она здесь Ганнибал ответил всего одним словом: "Чио" - что и следовало ожидать. Тогда в крохотной каюте при свете одной лишь керасиновой лампы Уилл чувствовал себя неловко и боялся того, что Ганнибал не простит попытки убить их обоих. Аккуратные прикосновения рук и тонкие швы быстро стерли все сомнения: Ганнибал простил ему и Уилл побоялся, что ничего не изменится и он никогда не сможет принять перемены. Но сейчас, спустя почти год, он понимает насколько был прав тогда, на берегу, прижимаясь к груди обнимающего его Ганнибала. Все изменилось. В первую очередь Уилл. Научившись принимать от жизни то, что дается, можно многого добиться. Даже счастья. И сейчас, в этот короткий миг, Уилл впервые осознал, что счастлив. - Знаешь, - начал Уилл, растягивая гласные, - этот столик мне нравится куда больше того, что стоит в столовой. Он огромен и за ним постоянно такое ощущение, будто мы ждем кого-то еще. Тут в кухне... интимнее. Ганнибал посмотрел в глаза Уилла поверх бокала, медленно отпил из него и, оставив вино, накрыл руку Уилла, сжимающую хлопковое полотенце. Грэм разжал пальцы и осторожно перевернул ладонь, переплетая их пальцы. - Да, ты прав. Куда комфортнее, когда никого не ожидаешь.