Пыльная

      Она сидела в кресле у письменного стола, собирая из запчастей какой-то хитрый инструмент для уборки, попутно разглядывая мои расчеты и чертежи, лежавшие в полном беспорядке на столе, полке. Некоторые, мятые, немного рваные и залитые чаем, лежали на полу. На столе стояла зелёная лампа, какие обычно стоят в кабинетах важных людей, которые вечерами работают с бумагами, а потом, поправив галстук, деловито отряхивают пиджак и уходят домой. У тех, что на письменном столе покрытие точно на бильярдном, и хоть сто лет они просиди за этим столом, оно остаётся таким же, как в день покупки. На моём же столе чего только не было: и царапины от ножа, как шрамы на коже старого африканского война, и, не отмывающиеся никакими известными мне способами, пятна чернил. Был даже и свежепролитый кофе, который я, правда, быстро вытер и, если не приглядываться, след был незаметен. Старая лампа не давала должного освещения и читать при ней, как выразился один «нормальный человек» (в лице случайно зашедшего соседа)  — глаза сломаешь. Но я же «нормальным человеком», как оказалось, не был, и меня она вполне устраивала, и я уже, можно сказать, наловчился читать и писать в полумраке, будто кошка, как мне хотелось думать. Мне нравился тёплый свет этой лампы, мне нравился цвет её плафона, из-за которого комната окрашивалась в джунгли. И, закрывая уставшие глаза, я представлял себя пантерой, эдаким Багирой, мирно отдыхающим на широкой ветви причудливого дерева.       Сейчас я сидел на кровати, скрестив ноги и раскладывал по номерам аккуратно вырезанные страницы из журнала. Страниц было много, они занимали всю кровать и некоторые даже пришлось разложить на полу, о чём я вскоре пожалел, когда порвал одну, нечаянно наступив на неё, да ещё и поскользнувшись в придачу.        — Говорю, вот обидно, да? Учишься, учишься, копишь жизненный опыт, запоминаешь, наблюдаешь, читаешь. А потом — оп — и умираешь. Рождается заново, и опять… — вдруг, как бы между делом, спокойно произнесла она. Я уже давно привык к подобным умозаключениям. Она периодически, если не систематически, выдавала что-то такое. Из её уст это всегда звучало так беззаботно. Наверное, она с большей серьёзностью бы спросила меня "который час?".        — Ты так уверена, что заново переродишься? — с некоторой долей усмешки сказал я.        — Конечно, а как иначе? Распадусь на атомы, а потом снова соберусь в нового человека. Мне кажется, это так очевидно, — подняв брови улыбнулась она.        — А как же рай, небеса, ну или черти со сковородами? — уже не без интереса, с ироничной улыбкой я откинулся на подушку, пытаясь растереть затёкшие ноги. Журнальных страниц, кажется, не убывало.       Раздался щелчок.        — Наконец-то, собрала! Держи, — она протянула мне «хитрый инструмент», дескать, смотри, а ты не верил, что я починю, — Это все слова попов из церкви. Может, в библии вовсе не о том писалось. Заговор, все такое прочее, хотя конечно, сплошные домыслы, — она пожала плечами и потянулась с тряпкой к книжной полке, — Как пыльно-то, Господи!        — А Творец?        — А что Творец? Он великий изобретатель и архитектор. Да и вообще, во всех науках преуспел. Не думаю, что он настолько скучный, что даст прожить нам всего одну жизнь.       Со стола неожиданно посыпались бумаги, а затем и вся большая стопа из книг, журналов и моих записей рухнула на пол. В комнате образовалось облако из пыли, от которого и я, и она резко закашлялись. Громко вздохнув от досады, она кое-как попыталась разогнать пыль и вернуть на место упавшее, но, разочаровавшись в этой затее, села в кресло и продолжила.        — Он сотворил энергию, всякие элементы химические и прочее, — говорила она так, будто пыталась объяснить первокласснику устройство мира, хотя, похоже, я и был в её глазах первоклассником, — А все остальное сформировались из этого по придуманным Им физическим законам. По-моему неплохая версия, да? — она подперла рукой голову и посмотрела как-будто сквозь меня. Я невольно обернулся.        — А как же то, что создали мы сами, люди? Техника, электроника…        — Если мальчик смастерил что-то из конструктора, есть ли в этом и заслуга создателя конструктора? — она улыбнулась и откинулась в кресле, положив ноги на спинку кровати. Она любила иногда вот так просто смотреть в потолок не слыша и не замечая ничего вокруг себя. Можно было только гадать, что творится у неё в голове. В такие моменты в её глазах можно было увидеть бурю, шторм, застигнувший рыбацкую лодку врасплох, торнадо, надвигающийся на спящую деревню.       За окном хоть и стоял февраль, но вдруг послышались раскаты грома.        — Вот те на! Гроза, да в феврале! Эх, что с миром творится!       Она звонко рассмеялась и развернула кресло к окну, встала и растворилась, исчезла вместе с новым всполохом яркой молнии. Ушла. Я начал считать секунды. Раздался гром. 12 секунд. Гроза совсем близко.