Сердце Пандемии

Не помню ни одной полноценной ночи с тех пор, как в клинике решили подключиться к камерам Дворца. Я тратил бесценные часы сна, бессмысленно смотря в монитор. Я смотрел на Неё, а точнее на то, что когда-то было моей любовью. Совершенно безжизненный вид. Порой даже кажется, что изображение застыло, хотя на самом деле это непрерывная трансляция. Здесь ничего не меняется уже давно. Холод стальных стен, многочисленные провода, и Она. Не знаю, дышит ли она, бьётся ли её сердце, или машины делают это за неё? Я искренне надеюсь, что она мертва… Для меня не имеют значения больные, с которыми я работаю. Мне наплевать на то, что на моих руках умирают дети, один за другим. Почти никто не выживает, бессмысленно бороться. Мы можем лишь облегчить их страдания. Те, кто может выжить, сделают это и без нашей помощи. А пока мы лишь сжигаем морфий, транквилизаторы и тела. Не помню, когда я в последний раз улыбался. Наверное это было, когда в очередной раз пялясь в монитор я обнаружил труп крысы в углу тронного зала. Это было настолько необычно, что показалось мне забавным. Наверное, я уже давно сошёл с ума. В нашей клинике нет зеркал, и я благодарю Бога за это. Никто здесь не знает, и не хочет знать, как он выглядит. Я привык видеть уродов каждый день. Они раздирают себе кожу, откусывают куски плоти, пытаются выдрать из себя демона чумы. Тело их покрывается багровыми опухолями, которые крайне легко повредить, и от этого раны становятся ещё ужаснее. Я сам через всё это прошёл. Перед тем, как мне вкололи транквилизатор, я успел выдавить себе глаз. Я ношу перчатки не из-за того, что брезгую прикасаться к больным, а потому, что не хочу смотреть на свои руки. Бледен, как труп, и тело моё в шрамах, я с лёгкостью сойду за прокажённого или даже за мертвеца. Эта болезнь – не просто чума, от неё нет спасения. Она не признаёт ни респираторов, ни защитных костюмов, ни полного отчуждения среди бетонных стен. Если тебе суждено ею заболеть, то ты заболеешь. Похорони себя в бункер, спрячься в подлодке или уйди в отшельничество – пандемия найдёт тебя. И не важно, где ты находишься, среди больных или в лесу. Не существует лекарства, любая вакцина – просто миф. Люди не верят ни в спасение, ни в милосердие Бога. Меня определили работать в клинику, так как считали, что болевший человек сможет помогать более эффективно. Они ошиблись. Просто такой же урод, как и они. Разве я подаю надежду своим видом? «Нет, лучше умереть», - думают они, и умирают. Я не смог бы поддержать их морально, даже если и хотел бы. Просто урод, который выжил. Я не был таким с самого начала эпидемии, тогда в моей жизни был свет. Тонкий луч надежды, просвет Любви. Я надеялся, что мы просто сможем всё это пережить невредимыми, но у неё были другие намерения. Она желала помочь всему человечеству, уничтожить причину болезни, но весь мир поплатился за её устремления. Всё началось из-за очередных разработок биологического оружия. Был построен Дворец - рассадник этой заразы. Было слишком поздно, когда они осознали свою ошибку. Все, кто мог что-то сделать, уже бились в конвульсиях перед тем, как начать уродовать самих себя. Так эта чума обрела руки, которыми она душит мир. Благими намерениями уложена дорога в ад. В ад для всего человечества, и в персональный ад для меня. Не знаю, как ей тогда удалось пробраться во Дворец самостоятельно, но это было роковой ошибкой. Она проникла в тронный зал – сердце этого проклятого механизма, и попыталась уничтожить его изнутри. Изначально предполагалось, что всей этой заразой может управлять один человек, подключённый ко всему механизму через тронный зал. Она решила подчинить себе чуму, но чума подчинила её. Пытаясь уничтожить заразу, она стала её сознанием. Разум и контроль – вот чего не хватало пандемии для полного господства. Обретя мозг, чума начала уничтожать последние надежды человечества, одно за другим. Она как будто и не хотела смести всё одним махом (хотя определённо могла), она хотела заставить нас страдать перед окончательной смертью. И у неё это получилось. Всё, что я вижу изо дня в день – это агония больных и здоровых. Кругом хаос и разруха, и нет этому конца, нет надежды… Всё ещё любя её, я пытаюсь убедить себя в том, что она мертва. Знаю, что если признаю, что всё зло приходит именно от неё – то не вынесу этого. Со здравым мышлением я давным-давно распрощался… *** Одним утром я проснулся, как всегда не чувствуя ничего кроме боли и усталости. Но это было гранью. Каждый день был соломинкой, которая ложилась на спину верблюда, и именно этот сломал его спину. Я знал, что это произойдёт, рано или поздно. Я осознавал неизбежность этого момента, но это осознание не будило во мне ничего: ни мыслей, ни чувств, кроме единого ощущения неизбежности. Хорошо это, или плохо – не знаю. Равно так же, как и не знаю, какие бы эмоции у меня это пробудило, не будь я так бесчувственен. Так же я не имел никакого понятия, как это кончится для мира в целом. Я мог стать героем, вечным спасителем, который пожертвовал собой ради человечества, а мог стать тираном в благих намерениях, как она. Что же заставило меня сдвинутся с мёртвой точки, если я ничего не чувствовал? Скорее всего это был естественный рефлекс моего организма, который решил прекратить страдания, хотя я не исключал возможности, что где-то в глубине, в моём подсознании мелькнула искра здравой мысли. В любом случае, ясно мне было только одно: я должен пойти во Дворец, и убить его королеву. В клинике погасили свет, и все доктора, кроме дежурящих санитаров, разошлись по своим комнатам. Лишь некоторые углы мрачных коридоров были освещены тусклыми фонариками ночных смотрителей. Это место больше напоминало фильм ужасов, хотя то же самое можно было сказать и обо всём окружающем мире. Трупы в мешках, мёртвые бетонные стены, немногочисленные печальные лица – всё это можно увидеть где угодно в наши дни. Загробную тишину иногда прорезали вопли очередного больного в припадке, и за ним тут же следовал шорох ног, спешащих с очередным транквилизатором. Иногда шуршали крысы, прогрызающие пакет с очередным свежим беднягой. Сторожа не обращали на них внимания, никто толком не заботился о сохранности трупов перед отправкой в общую могилу. Бросив последний взгляд на безжизненный монитор, я тихо вышел из сторожки. - Спокойной ночи, и завтрашнего дня, - привычно сказал мне санитар у выхода. Он не знал, что я не рассчитываю увидеть ни то, ни другое. Я закрылся в своей комнатке, достал из шкафа свою старую пыльную куртку, которой не пользовался уже много лет, и, накинув её, стал ждать. Я ждал «Часа самоубийц» - того времени, когда все смотрители расходятся по сторожкам «на перерыв», и оставляют коридоры абсолютно пустыми. В этот момент никто не выйдет из комнат, кроме тех, кому пути назад уже нет. В этот час никто не станет прислушиваться к шагам полночных лунатиков, никто не откликнется на странные шумы и крики вне палат, а главный выход в этот момент оставляют открытым. Это повторялось каждую ночь для того, чтобы не мешать тем, кто решил сам уйти из жизни. Больные, врачи, волонтёры или родственники – каждую ночь кто-то уходил от нас. Сдерживать их было бы бесполезно, они всё равно добрались бы до лезвия, таблеток или верёвки, только сделали бы это здесь. Лишним трупам не рад никто, так пусть лучше они спокойно умрут на улице, нежели здесь. Сегодня и я решил покинуть эти стены навсегда, в роковой час жуткого милосердия. И вот это время настало. Я услышал, как тихо пикнул поставленный мною сигнал на часах, означавший начало всего мероприятия. Через мгновение в коридоре захлопнулась дверь смотрительской, что давало свободу всем, кто её желал. Ящик с инструментами всё так же лежал под стойкой администрации, как будто никому не было нужды в нём. Скальпель и маску в больнице достать было легко. Собственно, больше мне ничего и не требовалось. Главный вход был открыт, как и обещалось. Я очень давно не выходил наружу. Ночная прохлада, звёздное небо и тихое дуновение ветерка пробудили во мне волну воспоминаний, которая привела меня в смятение. Плохие воспоминания приносили мне боль, а от хороших включалось осознание, что это больше не повторится, от чего становилось ещё тяжелее. Но это лишь придало мне воли и стимула покончить с этим жалким существованием. Раз и навсегда. Я надел маску сразу как оказался за дверью. Она нужна была мне для того, чтобы меньше привлекать внимания к своей внешности. Всё-таки немногие могли похвастаться, что перенесли болезнь. Городские улицы были ещё печальнее, чем я ожидал. В развалинах сгоревших домов ютились бездомные. Много кто остался без крова после того, как власти обессилели. По подворотням шатались отморозки и «уличные художники». Их вниманием не был обделён ни один дом в округе. Вандализму подверглось всё, как только хватка полиции ослабла. Немногие оставшиеся полицейские уже не обращали на это внимания, им было просто не до этого. Я видел, как бездомные собаки разрывают тело какого-то бедняги. Они явно упитанней, чем многие люди здесь. Мои ноги дают знать о себе. Я давно не ходил на такие большие расстояния, и они слегка побаливали. То, что я собирался совершить, я делал не для мира, не для человечества. Безусловно, мой поступок будет расценён именно так, но никто и никогда не узнает реальный мотив – мотив избавления. Меня, моей души и совести от адских мук, и той, что когда-то любил. Я решил доехать до пригорода на монорельсе. Карточка волонтёра по борьбе с пандемией обеспечивала мне бесплатный проезд, так что я мог не отказывать себе в этом удовольствии. Автоматические поезда были в ужасном состоянии. Все усилия персонала уходили на то, чтобы поддерживать монорельс в рабочем состоянии, но отнюдь не в приличном. Выбитые окна, ужасные граффити на стенах, отвинченные кресла и мусор везде – всё это накапливалось здесь с момента начала конца. Через пустые окна монорельса открывался ужасный вид на город. Все деревья в парках были вырублены и пущены на дрова, где-то вдалеке полыхал пожар - внешний вид этого города отражал внутреннюю суть души каждого его жителя. Точно так же, шаг за шагом разрушалось сознание каждого из нас. Осознание бессилия всего человеческого разума перед новой чумой давило как толстый слой земли на крышку гроба. Мир потерял надежду. Человечество уже мертво. За время моего пути в вагон зашёл один старик, но увидев меня, сразу же вышел. Конечно, ехать вдвоём с человеком, который похож на оживший труп неприятно в любые времена. Я понимаю его, мне самому неприятно созерцать себя изо дня в день. Я был уже довольно сонным, когда достиг окраины, но чувство того, что мне некуда отступать толкало меня вперёд. Пригород выглядел немногим лучше, чем город. Он был немного чище: меньше гор мусора, почти нет разрушенных домов и некоторые деревья сохранились… Но здесь гораздо лучше было видно, сколько домов осталось покинутыми. Постепенно, я вышел уже и за пределы пригорода. Если смотреть только вперёд, то можно представить, будто ничего и не происходило. Будто человечество живёт как прежде, и каждый радуется своей скучной жизни. Нет страха перед завтрашним днём, нет борьбы за выживание, нет хаоса и массовой смерти. Лишь дорога и лес, бесконечно уходящие вдаль… Эта иллюзия на секунду облегчала повседневную ношу, но потом становилось ещё тяжелее. Осознание того, что это всего лишь мимолётная мечта как отрезвляющая пощёчина действовала на сознание. Почти то же самое, когда тебя отрывают от хорошего сна, только хуже. Уже начинало светать, когда я достиг пункта назначения. Я пришёл в полузаброшенный военный городок, построенный вокруг территории Дворца. Сюда иногда приезжали учёные-вирусологи, чтобы совершить очередную попытку проникнуть в суть чумы, но как всегда покинуть это место сломленными и «поперебитыми». Да, болезнь передаётся неведомым путём, заражая людей очень выборочно вне зависимости от окружения, но если кто-то нарушает покой Дворца, то заболевает со 100%-ной вероятностью. Так было и со мной, когда я решил вытащить её из цепких лап пандемии. Мне уже довелось побывать во Дворце, за что я и поплатился своим здоровьем и внешностью. Именно тогда ко мне пришло осознание многих вещей о чуме, о её сути и поведении. Тогда-то я и понял, ЧЕМ она стала для этого монстра. Сейчас в лагере было лишь несколько дозорных, о которых я не слишком беспокоился. Мне достаточно лишь проникнуть за ограду, а дальше за мной точно никто не последует. За оградой начинается «зона смерти», то есть территория Дворца. Любой, попавший туда гарантированно заражается. Я не был исключением. Да, я ношу шрамы от болезни, которую однажды победил, но это не значит, что у меня к ней иммунитет. Нет, я всё ещё на тех же правах, что и все остальные. До своей старой дыры в заборе я добрался без проблем, меня даже никто не заметил. Как только я на несколько шагов отошёл от ограды, я сразу почувствовал, что у меня в груди покалывает. Это значило, что я уже инфицирован. Я знал, что это далеко не всё, на что способен Дворец. Чем глубже туда я буду проникать, тем тяжелее будет давить на меня система защиты. Я не стал повторять своей прошлой ошибки и пытаться зайти через главный вход. Зато с моего предыдущего визита почти ничего не поменялось, и я с лёгкостью забрался внутрь через одну из надземных шахт - «колодцев». Хоть в этот раз я и знал, что ждёт меня на дне, но мне всё равно было жутко спускаться. Освещение по-прежнему работало не во всех коридорах и помещениях, но мой фонарь лежал как раз там, где я его оставил. Здесь, внизу, было тихо как в могиле. И ощущал я себя тут точно так же. Но я осознавал, что я не одинок в этом логове. Чума – она вокруг меня, она во мне, я дышу чумой, и с каждым вздохом она всё плотнее пропитывает меня… Всё здесь – это часть Смерти, единого организма, и я сейчас внутри него. С каждым шагом мне становилось всё хуже, но ко мне постепенно приходило осознание своей позиции. Я чувствовал, что поменялся с болезнью местами. Как она путешествовала по моему организму, выискивая слабое место, так и я сейчас, проникнув в тело этой заразы, иду по кровеносным сосудам чудовища с целью ранить его в самое сердце. Я знаю, что иммунная система меня рано или поздно убьёт, но азарт сильнее страха. Мне приятно осознавать, что жертва поменялась местами с охотником. Месть нашла свою цель. Эти чувства я испытывал от лица человечества, желающего быть отмщённым, но отнюдь не от своего. Пока разум ликовал, сердце моё трепетало. Я шёл на последнее свидание со своей возлюбленной. Вот тронный зал, а вот и трон – само сердце пандемии. У меня кружится голова, и ноги подкашивает при каждом шаге. Я знаю, мы здесь не одни. Демоны вокруг нас, я слышу, как их призраки шелестят по стенам, вижу движение этой смертоносной иллюзии в воздухе. Я не боюсь тебя, с тех пор как ношу шрамы от твоей губительной силы. Ты можешь заставить меня почувствовать себя в сто раз хуже, но ты не убьёшь меня раньше своего времени, никогда. И эта твоя слабость. Какого чувствовать себя бессильным перед столь малым противником? Я здесь один, и возмездие ликует. Подхожу всё ближе, и чувствую, как потеют руки под перчатками. Сжимаю скальпель ещё крепче. Вот и пришло время встретиться. Я не боюсь смерти, чума меня не пугает, но я не могу оставаться хладнокровным, смотря на тебя. Дворец крепко вцепился проводами в свою жертву, я не смог в прошлый раз тебя освободить. Твоё лицо не обезобразилось после всего, оно всё ещё держит ту ангельскую суть, что была ранее. Впервые за долгое время я могу жить не сквозь монитор, но это будет и последним разом. Я поднимаю нож, прощай. Мир больше не увидит тебя… Внезапно луч правды ослепительно ударил мне в глаза… Как я мог так раньше заблуждаться? Когда скальпель вонзился в её тело, под кожей не было ничего, кроме пыли и трухи! Она была мертва, и уже давно. Мертва, и не более. Трагедия её ухода повлияла на мой разум слишком сильно, я выдумал себе нечто худшее, чем смерть, связывал это иллюзорными нитками с реальностью, плетя колыбель своего безумия. Я шатался между правдой и вымыслом, не желая принять реальность ни в каком её проявлении. Просто мертва, трон высушил её изнутри, оставив целой лишь оболочку, и не более… Что же теперь? Я жив, я обрёл сознание, но у меня есть пять минут, чтобы быстро умереть…