Фетиш

Юури остановился у витрины магазина. За стеклом витрины модного бутика красовалась элегантная шёлковая ночная сорочка. Низ её был оторочен узорчатым розовым кружевом, а область декольте украшена атласными лентами. И весь этот ворох мужских грёз и треволнений держался на тонких ажурных бретельках. В голове Юури тут же возник образ Вольфрама, неспешно снимающего с себя привычный синий мундир и надевающего это шёлковое безобразие на своё тело, каждый изгиб которого, кокетливо скрывался под тканью, будоража чужое сознание и возбуждая плоть. Сококу уже представлял, как под его руками плавился прохладный шёлк и разрушалась тончайшая граница между ним и золотоволосым мазоку. Бретельки сползали с белых плеч, открывая всё большие просторы для поцелуев, а лёгкое кружево поднималось все выше, обнажая бёдра… – Шибуя, ты чего там застрял? – из-за угла магазина нижнего белья показалась голова Мураты. – Мы же в кино собирались. Или ты передумал? – Кен вопросительно посмотрел на друга, застывшего напротив витрины того самого магазина. – А… Да, да… Уже иду, – спохватился Юури, быстро отводя взгляд от приковавшего его внимание пеньюара, больше похожего на платьице ночной феи, дарящей мужчинам сладострастные сны. Мурата взглянул на объект его наблюдения и понимающе хмыкнул. Ребята их возраста нередко «залипали» на подобные вещи, представляя в них какую-нибудь красотку, томно вздыхающую и желающую им сладких снов. – Ладно, пошли, потом насмотришься, а то сеанс пропустим, – сказал Кен и быстро пошёл к ближайшему кинотеатру. «Если подумать, у Вольфрама целый шкаф этих ночнушек, – размышлял Юури, пока его друг брал билеты на новый американский боевик, о трейлере которого вдохновляющее рассказывал несколько дней назад. – Розовая почти до пола с ленточками; персиковая, обшитая кружевом и стразами; лиловая с вышитыми розами; бирюзовая с гипюровой нашивкой; малиновая из тафты до колен; длинная белая со вставками из шифона; голубая почти прозрачная тоже с кружевом и лентами…» – Шибуя, – от перечисления ночного гардероба Вольфрама Юури отвлёк голос Мураты, – ты попкорн будешь? – А… да, конечно буду, – за время его пространного плавания в собственных мыслях они переместились от кассы к буфету. Кен делал заказ, весело общаясь с миловидной продавщицей, а Юури безрезультатно пытался гнать от себя мысли о Вольфе и его ночнушках. То и дело перед глазами всплывал образ огненного лорда, деловито расхаживавшего по спальне в очередном воздушном пеньюаре. При каждом его шаге ткань колыхалась, очерчивая различные части тела, а порой и поднималась, открывая белоснежную кожу ног или рук взору короля. Когда блондин наклонялся вперёд, в вырезе его сорочки можно было увидеть обнажённую грудь с маленькими сосками. Если Вольфрам злился или был чем-то взбудоражен, соски набухали, и их нельзя было не заметить даже через ткань пеньюара. Хоть лорд и был обладателем здорового юношеского тела, подтянутого и крепкого, но шелк и кружево невольно придавали ему хрупкости, очарования и изящества, больше свойственного женщинам, чем мужчинам. Кроме того, в своих ночных сорочках Вольфрам выглядел не просто мило, но и сексуально. Обтянутые тонкой узорчатой тканью ягодицы и бёдра не раз пробуждали в Юури неуместные, как ему казалось, мысли и становились главными действующими «лицами» в его снах. Сококу стыдливо припоминал, как несколько раз в Шин-Макоку, крадясь, выбегал из покоев в купальню, пока лорд спал, и так же тихо, чтобы не разбудить его, возвращался обратно. И чего уж греха таить, пока Вольфрама не было в столице, Юури ни единожды перебирал его гардероб, особое внимание уделяя ночным сорочкам блондина, коим в шкафу – да и в мыслях Шибуи – было отведено особое место. Порой король ловил себя на мысли, что поведение его подобно поведению извращенца, особенно когда он разглядывал Вольфа в ночном облачении, пока тот этого не замечал, или представлял его в откровенном пеньюаре и в весьма призывной и однозначной позе в своих снах. Юури никому этого не рассказывал, боясь, что даже близкие и дорогие люди поймут его неправильно и заклеймят извращенцем. Сам же он предпочитал думать, что это капризы его возраста, которые со временем пройдут. А пока что ему оставалось только смириться со своими наклонностями и по-тихому пускать слюни на ночные одеяния своего взбалмошного «жениха». Фильм закончился весьма неожиданно… или это только так показалось Юури? Пока они с Муратой шли до выхода из кинотеатра, Кен без перерыва болтал о просмотренном боевике. – Отличный фильм! Нужно будет сходить на вторую часть. Говорят, она выйдет в следующем году. А ты что думаешь, Шибуя? – обратился Мурата к другу. – Эй, Шибуя! Ты меня слышишь? Да что с тобой сегодня? Где ты всё время витаешь? – заметив отстраненно-задумчивый вид Юури, спросил Кен. – Да, отличный фильм, – наконец очнулся Шибуя. – Прости, так когда там вторая часть выходит? Восторженные возгласы о кино, пересказы и обсуждение отдельных моментов длились ровно до того момента, пока они не повернули за угол. А там снова этот магазин нижнего женского белья и этот пеньюар. Юури опять начало «клинить» и «заедать», как пластинку. – Мда… кажется, дела твои плохи, мой друг, – подвёл итог Мурата. – А? Ты что-то сказал? – Шибуя озадаченно посмотрел на него. – Я сказал, что никому ничего не скажу. Так что наслаждайся, пока можешь, – подмигнул Кен. – А я домой. – Что? О чём ты? – так и не поняв, о чём говорил его друг, Юури проводил взглядом удаляющуюся фигуру. Пожалуй, ему тоже пора было идти домой, и он ещё мог догнать Мурату, а потом поиграть с ним в новенькую приставку, или посмотреть ещё один фильм, или… – Спасибо за покупку, – весьма симпатичная девушка с каштановыми волосами передала Юури пакет, не показывая своего удивления столь юным покупателем. У их магазина было достаточно клиентов-мужчин, которые выбирали бельё своим жёнам и возлюбленным в качестве подарка, однако ночную сорочку школьнику она продала в первый раз. Продавщицу позабавил румянец, вспыхнувший на лице юного клиента, когда тот взял в руки пакет и пробормотал «спасибо». «Наверняка это очередной подарок матери или… сестре», – подумала она, наблюдая, как черноволосый парнишка, крепко прижимая к себе пакет, перебежал дорогу, счастливо и смущенно при этом улыбаясь. Вольфрам долго разглядывал подарок, вертел его в руках, трогал, крутился с ним у зеркала, гадая, как он будет на нём выглядеть, но так и не осмелился надеть. Его смущали две вещи: первая – её подарил Юури (что само по себе странно), вторая – она была ну уж слишком откровенная. Всё это время Шибуя тайно за ним наблюдал: он лежал на кровати и механически перелистывал томик по истории Шин-Макоку, не обращая внимания на содержание изрядно потрепанных страниц и то и дело поглядывая в сторону фон Бильфельда. Вольфрам долгое время делал вид, что не замечает заинтересованного взгляда со стороны Юури, внутренне прислушиваясь к шороху перелистываемых страниц и отрывистых вздохов короля, пока ему не надоело разыгрывать эту сценку а-ля «два идиота, которые чего-то друг от друга ждут» и он не решил действовать. Спрятавшись за ширмой, Вольф быстро стянул с себя рубашку с брюками и взял в руки подарок жениха. Шёлк ночной сорочки приятно ласкал кожу пальцев, а воздушное кружево кокетливо приветствовало своего нового владельца. Вольфрам зарылся в ткань носом и вдохнул аромат свежего белья. Ему показалась, что даже пахла сорочка как-то по-особенному. Момент знакомства Вольфа и его ночнушки прервало покашливание Юури, который, оставшись в тишине и одиночестве, стал порядком волноваться, не случилось ли чего с лордом или его подарком за ширмой. Наконец, отодвинув подальше все лишние мысли и незаданные вопросы типа «почему он мне это подарил?» и «что он хочет этим сказать?», огненный мазоку надел сорочку и осторожно вышел из-за ширмы. Король никак не прокомментировал его задержку, встретив восторженным и облегченным вздохом. – И как? Мне идет? – краснея под пристальным взглядом жениха, спросил Вольфрам, присаживаясь на край кровати. – Да… – ответ был краток и однозначен. Юури чуть ли не поедал глазами золотоволосого мазоку. Результат превзошёл все его ожидания: Вольф и правда был похож на ночную фею, такую нежную, хрупкую, соблазнительную… – Юури, – объект мечтаний прервал его мысли, – у тебя завтра важная встреча с послом Франшира, так что давай спать, – с этими словами вся прелесть и очарование скрылись под одеялом, сопровождаясь печальным вздохом Шибуи. На следующий день в свои покои Юури вернулся порядком уставшим и измотанным. Встреча с послом, занятия с Гюнтером, документация, тренировка с Конрадом и ещё куча повседневных забот нещадно вытягивали из него силы. Единственное желание забраться в кровать и отключиться монополизировало все его мысли. Однако исполнить его было не так просто, как казалось. Вся королевская постель, рядом стоящие стулья и ширма были завалены ночными сорочками Вольфрама. Сам же блондин сидел в центре большой кровати, закутанный в одеяло и, по всей видимости, обнажённый. На вопросительный взгляд короля мазоку лишь коротко ответил: – Выбирай. Не понимая, что и из чего он должен выбрать, хотя догадываясь об этом, Юури присел на краешек кровати. Его рука заскользила по лежавшей рядом сорочке, и прежде, чем она смогла запутаться в лентах, её перехватил Вольфрам. – Что ты хочешь видеть сегодня на мне? – интимным шёпотом спросил мазоку, приблизившись к королю. Одеяло плавно соскользнуло с плеч, более не скрывая его наготу. От страха , что его пристрастие раскрыли, и ото всей пикантности ситуации Юури покрылся красными пятнами. Неравномерный румянец, соперничая с бледностью нетронутой бумаги, окрасил лицо, шею и уши, пугая и одновременно забавляя Вольфрама. – Ты не заболел? – мазоку прислонился лбом к жениху, сравнивая его температуру со своей. – Я это… м-м… – Юури, пытаясь взять себя в руки, быстро пробежался глазами по разложенным ночным сорочкам, но, не найдя свой подарок, осторожно спросил: – А может, ту же, что и вчера? Вольфрам тепло и озорно улыбнулся, залез под одеяло и выудил оттуда вчерашнюю ночнушку: – Вот эту? – Да, – кажется, Юури начинал понимать смысл этой «игры», в которую его втянул мазоку. – Поможешь надеть? – блондин протянул королю пеньюар и покорно выставил руки перед собой. Словно нежное облако, ткань обняла тело Вольфрама. Очаровательный румянец смущения покрыл щеки, игривый блеск замерцал в зелёных глазах, а сильное стройное тело вновь потонуло в ворохе шёлка и кружев, вызывая счастливую улыбку сококу, выдающую его удовольствие происходящим. Может, его пристрастие ко всему этому не так уж и плохо, как он думал, и конца света не будет, если Вольфрам узнает о нём? Эта «игра» продолжалась изо дня в день. Теперь Юури, не скрывая своей заинтересованности в ночном облачении Вольфрама, самолично выбирал сорочку и надевал её на жениха. Сбывались его самые тайные желания. Тонкая ткань, разделяющая их тела, манила, порой заставляя короля изнывать от страсти по «запретному плоду», делая его мечту слаще и прекрасней. Теперь нередко, одевая мазоку, он случайно проводил рукой по спине, груди, животу и бёдрам, облаченным в шёлк, атлас, тафту или гипюр, вырывая сладкие вздохи из груди блондина, похожие на мольбы о продолжении вечернего «таинства». Порой Юури, разделяя стремления Вольфрама, подолгу расправлял складки, оборки и ленты на ночном одеянии. В общем, радости короля не было конца, и он решил поделиться ею с Муратой. – Нда, Шибуя… Честно говоря, я и не думал, что всё так далеко зайдёт. Да вы с фон Бильфельдом прям тайные агенты какие-то, скрываетесь в ночи, промышляете по-тихому… – Мурата! – вскрикнул Юури, прерывая еле сдерживающего смешки друга. – Прости. Но это всё и правда забавно. Я и не догадывался, что у тебя столь сильный фетиш. – Фетиш? – Ну да. Знаешь, ещё когда ты засматривался на женские пеньюары в прошлый раз, я заметил это, но не придал особого значения. А теперь вижу, что твоё внимание к подобным вещам не что иное как фетиш. – Мурата, а это плохо, да? Это болезнь? Отклонение? – нерешительно спросил Юури, уже представляя, что ответит его друг. – Ну, плохо это или хорошо, решать тебе. В конце концов, меня это никоем образом не касается. А вот насчёт отклонения… – Кен поправил очки и задумчиво повертел в руках книгу, которую недавно читал. – Видишь ли, твой интерес к ночным сорочкам Вольфрама можно назвать сексуальным фетишизмом, то есть таким поведением, при котором источником и стимулом для сексуального влечения становятся неодушевлённые предметы. Человек как бы становится зависимым от своего фетиша. Но… так как интерес для тебя представляют именно ночнушки Вольфрама или, точнее сказать, он в них, то я склонен считать, что здесь присутствует не только сексуальный интерес к определённому предмету, а нечто большее. – Что? – Юури во все глаза смотрел на Кена и ждал, когда же он скажет про это «нечто большее», но он ничего не говорил. – Сам подумай. Я тебе и так много подсказок дал, – ответил Мурата и снова продолжил читать книгу. Вечер за вечером повторяющееся «таинство» начинало порядком изматывать королевскую «парочку». Гормоны бушевали, желание росло, а разрядки не было. Терпение обоих уже трещало по швам. И вместо раскрепощения и вседозволенности, о которых в тайне оба мечтали, пришли ещё большая нерешительность и скованность. Они стали избегать взглядов друг друга, а прикосновения, до этого нежные и тёплые, теперь словно били током, заставляли изнывать от желания чего-то большего. Юури чувствовал, что своими действиями, конечно, не без помощи Вольфрама, загоняет себя в тупик. И как оттуда выбраться без последствий для себя и зеленоглазого мазоку, понятия не имел. Ему оставалось только одно из двух: либо идти напролом, либо отступить. Что из этого хуже, он не знал. Юури чувствовал, что нужно было действовать, иначе он рискует потерять «нечто ценное». Шибуя тихо пробрался в спальню. Вольфрам уже лежал на кровати, укрывшись чуть ли не с головой одеялом, и, по-видимому, спал. Было темно, но, не смотря на это, Юури не стал зажигать свечи, боясь, что даже слабый огонёк сможет потревожить мазоку. Сегодня королю совершенно не хотелось ничего делать и ни о чём говорить. Ему нужно было подумать. Подумать хорошо, основательно. Он лег и так же плотно, как и жених, накрылся одеялом. Неожиданно знакомое тепло окутало его тело, а тихое размеренное дыхание послышалось за ухом. Мысли Юури снова начали утекать, и совсем не в том направлении, которое он хотел им придать прежде. Золотые кудри, ласковая улыбка, озорной и добрый блеск зелёных глаз, прекрасное тело, одетое в тончайшие узорчатые ткани, смущённый румянец, прикосновения пальцев рук, звон смеха, игра слов, навязчивые мысли, биение сердец… Тепло где-то внутри и вокруг него… всё тает, расплывается. Он дрожит, потому что боится перешагнуть черту дозволенного, боится потерять его. Дрожит, потому что хочет быть рядом, хочет овладеть и сделать его своим. Он чувствует, что совсем близко, рядом с ним «нечто большее», «нечто ценное». То, ради чего всё это было задумано. По какому-то тайному плану, никому неизвестной схеме отношения двоих из простого интереса и влечения перерастают в... Во что? Утро поприветствовало Юури солнечным поцелуем прямо в глаза, который его и разбудил. После крепкого сна, полного неожиданных образов, сококу уже и позабыл все тревоги и волнения, которые мучили его в последнее время. «Эх, жаль, что ночь так коротка», – подумалось ему, когда он открыл глаза. Оказалось, что Вольф давным-давно оделся и ждал, когда же его величество изволит проснуться, сидя напротив королевского ложа на мягком диванчике во всём, так сказать, блеске. На нем красовались всегда идеально отглаженный синий мундир, белый воротничок с изумрудной застёжкой и, конечно, чистенькие лакированные сапоги. Золотые локоны были расчёсаны и аккуратно уложены и чудесным образом обрамляли бледное аристократичное лицо. Немного нахмуренные брови, чуть вздёрнутый нос, приятная улыбка тонких губ и взгляд, случайно пойманный сококу и быстро от него ускользнувший, ясный, гордый и немнооооожечко капризный. Да, пожалуй, перед всем этим великолепием ни одна девушка не устоит. Всё же без рюшек, ленточек и другого дополнительного декора лорд мазоку выглядел настоящим, хоть ещё и юным, мужчиной. И все во дворце знали его именно таким. – Юури, одевайся. Или ты собрался опоздать на завтрак? – в голосе Вольфрама послышались саркастические нотки. Заметив, что король проснулся, он встал с дивана и подошёл к окну. Волосы его, отражая солнечный свет, сияли, и фигура, купающаяся в этом свете: прямая спина, напряжённые плечи, сложенные на груди руки, – казалось, принадлежала созданию из волшебного мира, мира сладких грёз и мечтаний. Этот Вольфрам отличался от того, которого Юури видел ночью: сейчас он был скорее статным, гордым принцем, нежели милой феей. Лишь золото волос, столь притягательное и знакомое, напоминало о нежной ночной страсти, о сладости прикосновений и необычном «таинстве». Сококу слез с кровати и подошёл к блондину. Медленно и нерешительно обнял его. Вольфрам напрягся, на несколько секунд затаив дыхание, а потом расслабился, прислонившись спиной к груди Юури, и вновь задышал. Тепло… Снова тепло внутри. Тепло совсем рядом… В его объятьях «нечто», что рождает прекрасное чувство лёгкости, радости и совершенной гармонии. Шибуя вдохнул уже родной запах светлых локонов, почувствовав, как сердце начало сильнее биться в груди. – Вольфрам, кажется, у меня зависимость… – очень тихо пробубнил сококу, разрушая молчание. Блондин услышал его и встревожился. – Зависимость? Какая? – Серьёзная, Вольфрам, – Юури крепче прижал мазоку к себе. «Я зависим от тебя». – Можешь перестать говорить загадками? От чего у тебя зависимость? «Ты нужен мне. Я хочу быть с тобой». – Не от чего, а от кого, – ответил король, окончательно запутывая лорда. Впрочем, тот вскоре перестал допытываться и, удобнее устроившись в объятиях мао, закрыл глаза. Солнечные лучи щекотали лица двух юношей, оберегая их беспредельные желания и сладкие мечты. И именно под этими утренними лучами простой интерес и влечение перерастали в любовь. Да, маленький росток любви, согретый теплом двух сердец, проклюнулся из благодатной почвы уважения, доверия, понимания и верности, орошённой пылом и страстью. И теперь он, постепенно всходя, будет приносить новые плоды, до этого неведомые двум юношам, сладкие и горькие, но все необычайно прекрасные и дорогие для них.