Лунный мальчик

Очень хотелось светлого, прекрасного и со счастливым концом. Но… жизнь – это не сказка. Теру стоял у окна гримерной. Забытая в пальцах сигарета роняла серебристо-серый пепел на короткий камзол небесно-голубого цвета. Он смотрел в окно, за которым жил своей обычной суетливой жизнью город. И Теру вдруг пришла в голову ошеломительная мысль. Что все города похожи… Вот взять этот город. Если не напрягать память, не смотреть на разбросанные по подзеркальному столику буклеты и флаеры, то он и не скажет точно какой же это город. И даже какая это страна. Где они сейчас находятся? Механически пошевелив рукой, гитарист с удивлением обнаружил что, что-то держит между указательным и средним пальцами. Переведя взгляд на свою руку Теру, обнаружил, зажатую в ней, истлевшую больше как на половину сигарету. Улыбка. Сигарета… Темная тонкая ароматная палочка. С приятно сладковатым вкусом. Не много меда и вишни. Затяжка. Горячее во рту и глотнуть. Прикрыть глаза, выдыхая дым… И голос Масаши: «А тебе идет… Ты красиво куришь» И вновь улыбка, лишь чуть касается губ. Да… Красиво. Теру знает об этом. Он-то и курить начал, что бы… По стеклам вдруг потекло. Капли. Крупно. И дробно по подоконнику. Город стал размытым и тусклым. Зато его воспоминания – яркие. Сочность красок. Вкус, цвет, запах и звук. Так отчетливо. Будто час или два назад. Тот первый раз… он помнит. Сигарета. Подоконник. Ночь за окном квартиры. Лунный свет. Касание губ к фильтру, как поцелуй. Смотреть. На тело на ковре. Темная грива волос. Лукавый и озорной взгляд из-за частокола ресниц. Плавные изгибы спины. И дыхание. Чуть глубже, чуть чаще. Затяжка. Дым… торопливо. Прятать свой взгляд. Краснеть. Опускать голову ниже, занавешиваясь платиновыми прядками. Потому что. Щеки – алым. Потому что… дрожь в пальцах и мышцы живота подбираются разом. Потому что… Масаши ведь тоже смотрит сейчас. На него. Открыто. Разглядывает с интересом. И в его глазах цвета летней ночи утонуть на раз. В омут. Уже не выплыть. Да и не надо ему выплывать. Ведь это попадание на все сто… Теру отводит взгляд. Устремляя его на оконное стекло. В котором, как картина в раме, их отражения. В лунном серебре силуэтами. Двое. Статуэтки. Фарфор и бронза. Теру и Масаши. Первый так похожий белизной кожи на сказочного эльфа. Такой, немного не реальный в этом лунном буйстве. С прядями волос, что бледным холодным пламенем по плечам. Глаза – горный хрусталь. Лунный мальчик. Случайно забредший на землю этой тихой летней ночью. Готовый в любую минуту вновь взмыть ввысь. А Масаши… Золотистая шкура лоснится медово. На бело-молочном ворсе ковра томно, текуче, словно кот или неко. Но… эта томность так обманчива. Потому что под бархатной, чуть влажной сейчас, отдающей ароматом мускуса, еще горячей поверхностью, будто стальные канаты - мышцы. Масаши лежит, растянувшись на животе. Его длинные пальцы небрежно скользят по краю бокала с недопитым вином. На чувственных губах играет улыбка. От него всего: от позы, от полуприкрытых веками, влажно поблескивающих лиловым глаз, исходит нечто. Непонятное. Необъяснимое, но столь волнующее и притягательное, влекущее так явственно. Что этому ароматному, жаркому и сладкому нет сил противиться. И Теру соскальзывает с подоконника. Почти невесомый. Прохладный. Легкий, как ветерок. Узкие ступни по полу не слышно. Шагами. И сигарета в пепельницу, смять. Брызгами искорок в полутьме. Звезды в хрустале. Вот он уже рядом с ним. Притирается своим телом, грудью к горячей спине, к ягодицам пахом. Скулой к плечу. Сдерживая с трудом хриплое, готовое сорваться с губ, стоном… не высказанное и такое понятное сейчас движением, всем своим естеством. Масаши ловко изворачивается и ловит губы Теру. Дыхание жаром. А руки по телу так властно. С силой протирая по ребрам, оставляя яркие отметины на полупрозрачной коже. Теру прикрывает глаза. Выгибаясь навстречу губам Масаши, жадно шарящим по его телу. По ключицам и бледно-розовым горошинам сосков. И дыхания больше нет. Только хрипы. Да пальцы в ворс ковра до белесого по костяшкам. Бледное пламя волос веером. Несколько прядок прилипли к влажным щекам. С губ приглушенным шепотом только: „Еще... еще... еще!!!” Теру мечется по ковру. Яростно толкаясь бедрами в пах Масаши. А тот все так же не спешно продолжает изучать его тело языком. Чертя на нем влажные узоры. Вырывая все более громкие вскрики и стоны. Плечо, грудь, живот. Впадина пупка. Тихое а-аахх... выдохом. Замирая, дрожа. И вновь следить за движениями по телу. Все ниже и ниже. Туда, где пульсацией и током. Рот Масаши захватывает член Теру. Вскрик. Бас-гитарист неожиданно выпускает член и скользит вверх, накрывая рот Теру своей ладонью. Он наклоняется над ним, почти ложась. Ухо Теру щекочет дыхание Масаши: - Тишшшеее... – Теру чувствует, что Масаши улыбается, - а то... все соседи буду знать, - свободная рука бас-гитариста скользит по животу Теру вниз, в пах. И тот с силой закусывает пальцы Масаши, влажно выдыхая ему в ладонь. Зажмурившись. Вытянувшись струной. Шире разведя ноги, - Или... ты хочешь? Что бы они все узнали... – Масаши смотрит в глаза Теру. И вдруг. Движение руки прекращается так ошеломляюще внезапно, что это граничит с болью.Теру часто моргает и крутит головой, еле сдерживая рвущиеся из горла всхлипы. Он смотрит в склоненное над ним, улыбающееся лицо Масаши с такой мольбой. Из-под ладони, тихим шепотом, одними губами: - Прошу... - Просишь ты? – повторяет Масаши эхом и пальцы легко пробегают по вставшему члену Теру. - Да... аххх! – Теру бьет мелкая дрожь. Он судорожно вздыхает, толкаясь в ладонь Масаши. - Какой... не терпиливый мальчик, - пальцы бас-гитариста скользят под мошонку, дальше по промежности. Теру инстинктивно, на мгновение сжимается. Замирает, вслушиваясь в движение руки. Пока палец не касается упругого колечка мышц ануса. Первое касание... Мягко. Легко. Только подушечкой пальца. Тогда, как губы к губам и язык раздвигает сведенные челюсти, проникая глубже в рот. Властно. Сильно. Бесцеремонно. Требовательно. И Теру ловит язык Масаши, втягивая его сильнее. Одновременно расслабляя мышцы. Позволяя Масаши проникнуть в него. Что бы тут же тот вышел, вырвав еще один стон. И вот руки опять блуждают по его телу. Лаская, царапая... То тут, то там. Заставаляя замирать в ожидании, угадывать следующее движение. И отзываться дрожью, когда вновь, неугаданно желанное касание по бархатистой нежной коже. И палец уже беспрепятственно внутрь. В жаркое пульсирующее. До упора. И Теру бессознательно сжимает палец Масаши в себе. Когда ладонь касается его ягодиц. Толчок. По телу пробегает дрожь. Мышцы сжимаются лихорадочно. С силой. Что бы тут же раскрыться и требовательно в подставленные влажные губы на выдохе: - Еще! Тебя... сейчас! – ток по позвонкам от крестца вверх, в затылок, забивая дыхание. Плавится воском. Гореть. Тонуть в волнах нахлынувшего желания. И как безумцу шептать лишь одно, - Да-да-да!!! Еще... я прошу тебя! Мой бог... Масаши лишь улыбается. Внимательно всматриваясь в лицо Теру. Как вздрагивают веки, как ресницы ложатся тенями на бледную кожу щек. И движения становится глубже. Масаши приникает к губам Теру выпивая его жар, стон, дрожь, ловя в горячем шелке пульсацию под своими пальцами. И уже больше нет сил сдерживать то, что растет, ширится в нем самом. Сейчас! Сию минуту без промедления. Подхватить под колени стройные ноги, разводя их шире в стороны и войти. Втолкнуться сразу, в горячее нутро. Медленно продвигаясь в узкое, сквозь сопротивление мышц, шептать: - Потерпи... еще немножко. Остановка. Хватать ртом воздух, будто рыба выброшенная на берег. И лихорадочно искать губы. Целуя. Сейчас. Вся вселенная средоточием в комнате, утопающей в стрекотании цикад, ароматах персиков и вишни. С послевкусием меда и миндаля, так флером-воспоминанием о хрупкости... Бытия. И стакан перевернут. Вино алым, пряным. Безжалостно пачкая белизну ковра. Потому что... Нет идеальной чистоты и безупречности в этом мире. На этой земле. В этой вселенной. И если ты, лунный мальчик по неведению своему, или из любопытства, а может по прихоти тех, кто управляет людскими судьбами, оказался здесь... То и тебе предначертано потерять свое совершенство и незапятнанность. Свое прохладное спокойствие и хрустальную безмятежность. Твое тело. Хрупкое, нежное, в одеянии из лунных лучей, теперь отмечено темным. Царапинами и синяками по перламутру. Это плата, лунный мальчик. Плата за познание. За чувства и страсть, что будоражат твою кровь. Но, разве она столь велика? Разве непомерна она за полученное тобой? Сплетение тел на ковре в ритме движений, слитном, будто это не два человека, а одно мифическое существо танцует сей час свой ритуальный танец, во славу луны и ночи. То припадая к земле, то взвиваясь вверх. Распадаясь на фарфор и бронзу, и вновь сплетаясь в причудливый узор. Отбрасывая неверные тени. Тихо рыча и вздыхая. Еще и еще... Завораживающее прекрасное в своей наготе. Бесстыдно целомудренное. И неудержимое в завершающем аккорде на пике, пронзительным вскриком двуголосья в унисон... Что бы травою скошенной, тихим шелестом волн опуститься на пол. Замерев в объятиях друг друга. Вновь став просто двумя телами на ковре. В угасающем лунном сиянии. Масаши целует Теру, еще раз в искусанные губы. Нежно... и опускается рядом, упираясь лбом в плечо. Дышать. Еще шумно, скоро... И кровь по венам все еще потоком магмы. Но уже тише. Будто утекает страсть вместе с ночью, что на исходе. Дышать. Смешивая платину с вороненой сталью. Дышать. Закрывая глаза и соскальзывая в приятную всепоглощающую истому. Ды-ша-ть... Слизывая с пальцев, наперебой, пробуя друг друга, на вкус. Вино и еще что-то терпко-горячее. Перец, гвоздика... Сглатывать. Улыбаться. Курить одну сигарету на двоих. Завороженно взирая на разыгрывающуюся пьесу театра теней на потолке. И вновь. Ловить требовательно губы. Смакую, впитывая. Запоминая запах,вкус... Потому что... скоро. Рассвет безжалостно ворвется огненно-пурпурным, червонным золотом обжигая, выставляя напоказ еще сокрытое в зыбком предрассветном туманном, то что алеет ссадинами. Что синевой под глазами и усталой складкой в уголках губ. Когда позже неловким молчанием и чашкой кофе, и так несносно горчащими сигаретами будет саднить горло. Но... это потом. А пока – сизый туман, уже пронизанный первыми робкими золотистыми нитями и на горизонте облака – розовый муслин. Замри, время... хоть на миг. Замри... Голос Камиджо в телефонной трубке с не скрываемыми нотками неудовольствия. И такое его неизменно чопороно-церемонное в обращении: - Извольте объясниться, Теру-кун... Где вас черти носят? Бормотать в ответ, отворачиваясь спиной к вошедшему в кухню Масаши, со встрепанными волосами, еще сонному, громко шлепающему по линолеуму босыми ступнями. И на невысказанный вслух вопрос, только кивнуть и сделать большие глаза. А лидер-сан продоложает все так же, ровным голосом: - И да... я никак не могу дозвониться к Масаши. Несносный мальчишка совсем отбился от рук... Особенно после... – Камиджо замолкает не договорив. А Теру просто молчит. Ему нечего сказать в ответ. Абсолютно нечего сказать сейчас своему любимому и уважаемому лидеру. Масаши нежно обнимает Теру за плечи и ласково касается губами ключицы: - Доброе утро, мой лунный мальчик... И Теру вздрагивает, по коже толпой мурашки от одного вот этого мимолетного. Но солнце в окно кухни. И Камиджо продолжает, что ему, Теру стоит поторопиться, ведь сегодня репетиция, интервью с журналом и еще фотосет у очередного именитого фотографа. Колдовство ночи отступает.Тает туманом. Только утренний кофе. Пусть и две чашки вместо одной на столе сегодня. Сигареты в пепельнице. Вот и все. Закономерный финал. Авто Теру на стоянке в квартале от дома Масаши. Они не едут вместе. Не стоит давать повод для... Встреча у студии. Кабина лифта. Здесь слишком светло и много зеркал. Потому нет. Только украдкой, идя по коридору – пожатие рук. Да вкус на губах – улыбка. Пока еще не распахнулись двери. Пока еще... миг до... Пока еще есть только они. Замри. Время... Замри. *** Теру стоял у окна гримерной. На подзеркальном столике разбросаны в беспорядке кисти, грим, флаеры. И город, там за плачущим дождевыми каплями стеклом, такой похожий на сотни других – чужой. Сигарета дотлевшая до фильтра жжет пальцы. Взгляд в зеркало. Улыбка. Да ему идет... Он это знает. Ведь и курить-то начал, потому что... И сегодня опять будет полная луна. Масаши, улучив минутку, перед выступлением, жарко шептал ему в ухо, что скучает так безумно, целовал тонкие прохладные пальцы: - Ты придешь сегодня, ты ведь придешь ко мне, Лунный мальчик... А Теру – улыбка по губам, лишь касанием. Бледное пламя волос. Наклон головы: - Да... конечно, Масаши, - его голос спокоен, его лицо – маска дорогой фарфоровой статуэтки. И только глаза – в хрустале плещется влажно. Боль? Но полумрак кулис надежно скрывает чувства. А там под софитами – игра. Блеск мишуры. Заученные жесты. Улыбки нарисованные на лицах ярким. И только спиной чувствовать его взгляд. Но... не обернуться. Это лишнее. Не сейчас. Больше не... Теру взял телефон со столика. Выдох. Набрать номер, по памяти. Автоответчик. Конечно, Масаши еще нет дома. Ведь он все рассчитал. Слова. Те, что даются с таким трудом. Но... по другому нельзя. Иначе... А потому: - Масаши. Я не приеду. Не сегодня... И не завтра... Никогда больше. Прости... Ты ведь и сам все понимаешь. Такие отношения обречены. Они не принесут ничего, кроме страдания и боли... Я не такой как ты. Я не гей... Просто. Я люблю тебя. Именно тебя. Потому все так и вышло. И я не могу, не имею права причинять тебе боль. А это неизбежно, если... если мы будем продолжать. Прости меня. И прощай... Я всегда буду любить тебя и помнить. Никогда и не с кем мне не было так, как с тобой... Да и не будет. Теру замолчал, еще какое-то время держа трубку у уха. Вздох. И нажать отбой. - Вот и все... – он опустился на стул и вновь закурил. Включил лампу. Мертвенный свет больно ударил по глазам, отразившись от зеркальной поверхности. Теру прищурился, глянув в зеркало. Оттуда на него смотрел красивый мальчик. Идеально очерченный овал лица в обрамлении светлых прядок. Светящиеся безмятежностью глаза – горный хрусталь. Линзы надежно скрывают душу. Салфетки. Снять грим. Прикурить сигарету одну от другой. Глоток минералки из горлышка бутылки. А хочется чего-то по крепче... мысль мимолетно. Опять телефон. И как совпадение – номер по памяти, лишь на миг замешкавшись на последней цифре. Ответ после второго гудка. Ждала? Впрочем, это не важно. Мысли счетчиком Гейгера. Абсолютная четкость без намека на эмоции: - Миоки-сан... Даа... я, - улыбка и чуть тепла в голос, на нотку, не более, - Ты свободна сегодня вечером? Отлично. Да, заеду. Через час... Ключи от авто, сумка и ставшая уже родной пачка сигарет. Последний взгляд на гримерную. Разбросанные костюмы. Просыпанная пудра. Несколько бутылок из-под минералки. И полные пепельницы окурков. Охапка цветов, забытая в дальнем углу у балконной двери. Теру подошел ближе и выдернул, почти не глядя, один цветок. Роза. Тонкий гибкий стебель усеян шипами – густо. Бархатистые лепестки такого глубокого бордового цвета, что в сгущающихся сумерках кажутся черными. Теру вдохнул сладковатый аромат. Острая боль вдруг пронзила подушечки пальцев, сжимающих стебель. Теру лишь улыбнулся, чувствуя, как кровь потекла из ранок. - Это плата... – прошептал Теру, закрывая глаза, - эта боль моя плата... за твою любовь... Масаши…