Останешься

Окованные сталью когти вспарывают дверь камеры, словно крысиное брюшко. Нолдо сам бросается в чудовищную пасть, закрывая собой человека. Так даже лучше. Огромному волку не придется возиться с цепями. Осторожно сжимая долгожданную пищу в челюстях, он с наслаждением ощущает пряный вкус крови Фелагунда. Саурон приносит его в зал, с которого все началось. Впервые увидев обнаженных эльфов, он понял, что не отдаст Финрода никому. Ни один варг не достоин столь изысканного угощения. Ни один орк не сможет отдать должное сладкоголосой жертве. Опустив нолдо на каменный пол, он с трудом заставляет себя сделать несколько шагов в сторону. Из звериного горла вырывается хриплое рычание: — Пой! Острые когти нетерпеливо скребут по полу, издавая ужасающий скрежет: нолдо не хочет петь. Майа злится, утробно порыкивая, голод терзает его бездонный желудок, но деликатес слишком изысканен, чтобы глотать не жуя. Его дыхание обжигает обнаженную шею, горячий шершавый язык слизывает выступившую из царапин кровь, и нолдо сдается. Финрод пытается справиться со страхом, обволакивая рассудок собственной песней. В его песне — вечноцветущие сады Амана. Пьяный аромат окруженных трудолюбивыми пчелами цветов. Негаснущий свет Древ. Сияние влюбленных глаз. Беззаботный детский смех. Вечная весна. Жизнь. С каждой минутой верить в это все труднее, но он помнит, как дорого стоит сомнение. Песня сладким соком вытекает из растрескавшихся губ, наполняя стылый воздух неповторимым вкусом. Саурон довольно облизывается — такой соус кажется ему идеальным. Майа бережно проводит когтем по ноге, отделяя аппетитную плоть от кости. Все естество гигантского варга трепещет, он втягивает носом потрясающий аромат песни, боли и свежей плоти. Он резко отрывает икроножную мышцу, перекусывая удерживающие ее сухожилия и медленно пережевывает, наслаждаясь сладковатым вкусом свежего мяса. Смачно облизывает мраморно-белое лицо нолдо, вынуждая его продолжить петь. Из-под пшеничных ресниц стекают солоноватые слезы. Это восхитительное сочетание возвышенной песни, нежной плоти и горьковатых, словно морская вода, слез, приводит Саурона в экстаз. Он едва сдерживает себя, задумчиво перемалывая зубами пальцы ног, не утруждаясь их отделением от пока еще живого тела. Песня портится, Фелагунд бьется, пытаясь вырваться и спастись от нестерпимой боли, но когтистая лапа прижимает его к полу. — Ты останешься со мной, — угрожающе рычит раздраженный зверь, вырывая ароматный кусок мяса из бедра. — Пой. Финрод не уверен, что может быть еще хуже. Но верит Саурону. Майа его еще не обманывал, что очень странно для искаженного существа. Впрочем, именно сейчас нолдо хочет быть обманутым. Срываясь на крик, он тщетно пытается петь. О Валиноре, в который уже невозможно поверить. О счастье, которого наверняка не существует. О любви, которую... Еще бьющееся сердце наполняет пасть Саурона кровью, и он задыхается от восторга. Песня прекращается — но она и не нужна более. Трещат кости, превращаясь в крошево под натиском желтоватых клыков. С хрустом рвутся чудом уцелевшие жилы. Громко урча, варг пожирает остатки своего изысканного ужина. Когда он сворачивается клубком у двери, блаженно зевая, от нолдо остается лишь несколько золотых локонов, побуревших местами от крови. — Ты останешься во мне. Навсегда, — сонно ворчит майа, погружая тело варга в послеобеденный сон.