Начало конца

— Дай мне слово, что ничего глупого не натворишь, хорошо? — мама посмотрела на меня с выжиданием. Посмотреть ей в глаза означало согласиться с этим, поклясться, что я буду хорошо себя вести. Но вот уже несколько недель я не могу гарантировать этого. Я не могу знать, когда мне станет снова настолько плохо, что захочется все бросить, забыть все это, а лучше — умереть. Уйти туда, куда отправился Марк, когда так внезапно покинул нас, ничего не сказав. А я ведь верил ему… — Райан, ты меня слушаешь? Ее болезненно-красные глаза упрямо смотрели на меня, когда я все-таки поднял свой взгляд. Я должен был держаться и не раскисать хотя бы ради нее. Она так старалась помочь мне тогда и сейчас, что совсем забыла про себя. И теперь я обязан был дать ей возможность вернуться в нормальное для нее течение жизни. Пусть не для меня, но для нее. Она знала, что мне тяжело до сих пор, знала, что нескоро приду окончательно в себя, если вообще это когда-то произойдет. Она надеялась, и я хотел не разочаровать ее. - Да, мам, - она слегка улыбнулась при моих словах. За это время, самое тяжелое в моей жизни, мы с ней сблизились как никогда, и я не хотел снова оставаться один на один со своими страхами. Я бы не выдержал. А она смогла вытащить меня из этого ада, не дала мне утонуть в грязи и задохнуться. Сегодня первый день в новой школе. Прошло ровно сорок дней со дня смерти Марка. Казалось бы, прошло не так много времени, но у меня складывалось такое ощущение, что я уже всю жизнь живу с этой болью. . Будто бы не было ничего кроме нее. Он был самым дорогим мне человеком, который всегда был рядом. Я считал его своей семьей, а он, как оказалось, не думал обо мне так. Потому как объяснить то, что он сделал? Даже ничего не сказав, двадцать пятого октября он покончил жизнь самоубийством. Глупо и паршиво: прыгнул с десятого этажа в нашем спальном районе. Разве он думал, что будет с его родителями после этого, что будет со мной? Он даже не оставил никакой записки, которая бы объясняла его действия. Для меня это осталось загадкой. И теперь она мучает меня изо дня в день, не давая спать, нормально жить. В каждом человеке, которого он знал, я вижу причину его смерти. Что если кто-то обидел его настолько, что Марк решил больше не жить, а закончить все так? Но он был не таким. Он никогда не сдавался, не терял своего желания жить. Сколько раз он отговаривал меня самого делать всякие глупости? В моих глазах он всегда был чем-то сильным, несгибаемым. Что было бы с вами, если ваш лучший друг, которого вы считали последним человеком, способным на самоубийство, выбросился с крыши? А я знаю, хотя и отдал бы все на свете, чтобы только не знать этого. Но на этом все не закончилось. Родители Марка, мистер Томсон и его жена, хотели начать расследования, так как до конца верили, что их мальчик не мог так поступить. Позже я начал понимать, почему так произошло. Марк всегда поступал, не раздумывая, стремительно решал все проблемы. Это качество, которое все вокруг считали полезным, и сыграло с ним злую шутку. Но родители не хотели меня слышать, затыкали уши. Но я не виноват в том, что они сами не знали его так хорошо, как знал Марка я. Поэтому именно они и направили полицию на меня. Решили, что я сам толкнул его с крыши. Мистер Томсон думал, что я завидовал его сыну, его популярности в школе и у девушек, хорошим оценкам. Но только один я, невзрачный тип, который совершенно случайно познакомился с Марком лет шесть назад, знал, что ему не нравилось это все. В последнее время он был словно не свой. Бросил девушку, даже ничего ей не сказав, часто вваливался ко мне в квартиру и просил уйти с ним так далеко, где его никто не сможет найти. Я не понимал его, хотя и пытался изо всех сил. Может, во всем действительно виноват именно я? В том, что не успел разобраться во всем происходившем? Я не знал и не знаю до сих пор. Но это меня съедает изнутри, заставляя думать об этом постоянно. В нашей школе, куда я перешел специально поближе к нему, после его смерти я не мог оставаться. Вся школа знала его, поэтому каждый, когда я проходил по коридорам, старался сказать мне, как он сожалеет, как ему меня жаль. Но меня жалеть не нужно. Я становился все озлобленнее на всех, пока однажды просто не избил какого-то паренька. Глупо. Но в тот момент это мне казалось единственным верным решением. Я бил его изо всех сил, стараясь выплеснуть всю боль, накопившуюся во мне за время, но это не помогло. Парню не повезло: он лежит в больнице до сих пор. Что ж, я тоже побывал в больнице. Вот только психиатрической. И вот, спустя каких-то две недели я снова оказался дома. Мать пыталась вернуть меня к жизни, к прежней жизни. У нее плохо получалось, но она старалась, и я не мог этого не заметить. А сестра, всегда державшаяся от меня подальше, и вовсе почти перестала со мной общаться. Иногда у меня складывалось такое впечатление, будто она действительно верит, что это я убил своего лучшего друга. Я ее не виню, ведь знаю, как она меня недолюбливает. И это чувство взаимно. Мать дотронулась до моего плеча, возвращая в реальность. Я частенько забывался, сидел или стоял на месте и долго смотрел в одну точку, раздумывая над всем, что происходит вокруг меня. - Пора выходить, - она поправила несколько прядей светлых волос, спадающих ей на красивое, немного заостренное книзу лицо. Я любил наблюдать за ней, но она смущалась и говорила,чтобы я занялся чем-нибудь полезным, а не просто таращился на нее, как ненормальный. Ненормальный. Я привык к этому слову, словно оно родилось вместе со мной. Я уже не помнил, когда в последний раз меня называли нормальным. Иногда оно звучало в шутку, но я знал, что в каждой шутке есть доля правды. Сначала меня это задевало, ведь я хотел казаться вполне уравновешенным. Но вскоре я понял, что, сколько ни старайся, особенно после посещения психбольницы, это слово словно прилипло ко мне. - Мам, может не стоит его отправлять именно в ту школу, где учусь я? – Изабель была всего на год старше меня, но всегда вела себя, словно между нами было не меньше пятидесяти лет разницы. Ее лицо полностью отражало ее сущность: маленькие злобные глазки, вздернутый носик, надутые губки. Может, кто-то и считал ее симпатичной, но точно не я. Ведь я знал ее настоящую. Я подошел к зеркалу, чтобы посмотреть, насколько мои темные круги под глазами увеличились с последнего раза, как я глядел в него. - Раньше ты выглядел получше, - с нескрываемым презрением сказала Изабель. Что ж, на этот раз она права. Темные круги выглядели ужасно, сам я похудел,а мышцы, появившиеся в результате долгих и изнуряющих летних тренировок,сильнее прежнего бросались в глаза. Я всегда красил волосы, так как они у меня были темными, не как у матери. Они достались мне от отца, который бросил маму почти сразу, как только узнал, что она беременна. Поэтому я старался закрашивать их во все возможные цвета. И вот теперь, когда я уже давно не занимался ими, светло-пепельные волосы потемнели у корней. Единственное, что мне досталось от матери, - высокие скулы и зеленоватые глаза, которые сейчас были тусклыми, хотя иногда блестели, но это бывало редко, когда во мне вновь просыпался безумный Дин. Я боялся этих припадков, так как они всегда проявлялись внезапно. Я не мог осознавать, что делаю, порой даже вредил сам себе. Как в последний раз. Дней пять назад, мы с мамой пошли в магазин, и у самой кассы мне стало плохо. В тот день я словно сорвался с цепи – резко бросился бежать. Я бежал до тех пор, пока не упал без сил на землю. После этого я ничего не помнил, и последним воспоминанием было то, как я полз среди кладбища. Мама потом сказала, что я прибежал к могиле Марка и начал копать землю голыми руками, пытаясь закопать самого себя заживо в земле. Понадобилось несколько человек из больницы, чтобы оттащить меня и привести в чувство. Мать тогда так перепугалась, что боялась ко мне подходить еще дня два. Но все же она не отдала меня обратно в больницу, сказав, что проконтролирует мое состояние. И вот теперь я стою перед входом в школу и надеюсь, что это новое начало. Хорошее начало.