***
— Нет, я уверяю вас, там были настоящие ёкаи! Прямо как в передаче по телеку, только круче! — размахивал руками Киёцугу, пересказывая свои вчерашние приключения. — Вот даже девочки могут подтвердить. Да, Маки-кун, Тории-кун? Маки поморщилась. Привычка Киёцугу всех друзей звать исключительно через «кун» её раздражала — будто бы она не девушка. А ещё это почему-то наводило на мысли о том, что он совершенно не интересуется противоположным полом. — А бредовей ничего придумать не мог? — фыркнул кто-то из их одноклассников. — Кто там тебя знает, что вы там пили, а то и курили, что словили такие зачётные глюки? Киёцугу, конечно, любил дурные шуточки, а по полбанки пива они точно выдули все. Этого, по правде сказать, маловато, чтобы настолько захмелеть, но если он туда что-то подсыпал… О, если так, то Маки ему покажет, что с ней такие номера откалывать не стоит! Она обреет его наголо! — Может уже хватит, а? — раздражённо попросила Иенага. — Я же уже говорила, что терпеть не могу таких разговоров! — Что-то Кана-чан сегодня странная, тебе не кажется? — шёпотом спросила Тории. — Я вчера каких-то типов видела у магазина её деда, подозрительно похожих на бандитов, — так же шёпотом ответила Маки. — Может там проблемы какие, вот она и злится. А вообще, сегодня весь день такой — вон даже вечно активный Нура-кун спит, учебником отгородившись, даже в обед не побежал всем булочки покупать, как обычно. День действительно был какой-то дурной. Маки никак не могла выкинуть из головы мысли, что к вчерашним глюкам приложил руку Киёцугу. Одно дело выпить иногда пивка, но наркота — это же совсем другое! Маки поймала Киёцугу после уроков, припёрла к стенке и потребовала объяснений, но он горячо отрицал свою причастность к произошедшему. В итоге она вынуждена была согласиться, что у него просто не было возможности что-то подмешать им с Тории в выпивку. Так что из школы они выходили одними из последних — вот уже даже Иенага и Нура, относившие журналы и плакаты в учительскую, стояли в воротах школы… — Эй, Нура-кун, Иенага-кун, подождите нас! — крикнул Киёцугу и прибавил шагу. — Давайте пойдём до станции вместе? Нура оглянулся, и Маки показалось, что он как-то совсем не рад их видеть, хотя раньше всегда хорошо относился к совместным прогулкам. А потом Маки поняла почему: помимо них у ворот стояли два очень подозрительных типа. Того, что был помоложе, она вчера видела у магазина деда Иенаги, так что мысли возникали самые нехорошие. Сама Иенага вообще стояла, вцепившись в локоть Нуры, практически спрятавшись за ним, хотя всегда была не из пугливых. — О, ещё детишки! — с наигранной радостью усмехнулся тот мужик, что постарше, и выпустил дым от сигареты прямо в лицо Нуре. Тот даже не поморщился — стоял, сунув руки в карманы и наклонив голову вперёд, будто собираясь ею стенку проломить. — Я, кажется, уже сказал, что вам стоит уйти, — сказал он непривычно низким голосом. — Место, знаете ли, не слишком подходящее. — Ну почему же? Погода отличная, травка зеленеет, птички вон, поют, аж надрываются… Почему бы и не поговорить на улице? Тем более, у меня к тебе много, очень много вопросов. — И почему меня должно это волновать? — с ленцой поинтересовался Нура. Откровенно угрожающий вид собеседника его будто бы и вовсе не волновал. Ну, бандит, ну «вопросы» у него, подумаешь. — Это ведь ты вчера припёрся в магазин Иенаги? — отбросив кривляния, прямо спросил бандит. Нура качнулся с мыска на пятку, растянул губы в улыбке, больше похожей на оскал, и сказал практически таким же тоном, что и тот мужик: — А, так вы подтверждаете, что занимаетесь спекуляцией недвижимостью? Мужик плюнул ему под ноги окурком, но тут же нашёл чем ответить: — А ты подтверждаешь, что натравил кого-то поджечь храм? — Натравил? — очень ненатурально удивился Нура. — Да что вы такое говорите… Какая неприятность вышла… И этого вашего «медиума» в больничку спровадили, и бумажки все, небось, сгорели… ай-яй-яй! Нура шагнул вперёд, вплотную подходя к собеседнику, и сказал, чётко выделяя каждое слово: — Укиёэ-чо не ваша земля, вам здесь не рады. Занимайтесь своим бизнесом в другом месте, пока не сгорело что-нибудь ещё. — Надо полагать, Укиёэ — территория Нура-гуми? — насмешливо фыркнул бандит. — Вот только раньше я что-то никогда не слышал ни слова о таком клане! Пока один мелкий пакостник по фамилии Нура не начал совать свой нос в дела серьёзных взрослых людей… Вот совпадение-то? — Мелкий пакостник? — Нура, кажется, действительно развеселился от такого сравнения. — Да для такого как ты хватит и мелочи. Вы сами к нам пришли, а ещё жалуетесь… — Я с тобой ещё поговорю, гадёныш! — раздражённо прошипел мужик. — Раз уж по-хорошему ты не понимаешь, придётся с тобой говорить по-плохому. Когда эти двое отошли достаточно далеко, Киёцугу тихо сказал: — Ты, конечно, это здорово придумал, Нура-кун… Но что потом? Они же… — тут он провёл пальцем по щеке, чтобы не говорить вслух «якудза». — Они наверняка припрутся к тебе домой! — Да пусть приходят, — сказал Нура, глядя вслед бандитам. — Найдём чем встретить. В этот момент он всё ещё выглядел ужасно непривычно, гораздо старше почему-то, хотя, вроде бы, и не делал ничего особенного. А потом, как будто переключилось что-то — он повернулся к ним, запустил пальцы в волосы на затылке и улыбнулся натянуто. Вроде как стал на самого себя похож, да только Маки теперь понять не могла: а когда он настоящий? Сейчас, или тогда, когда с теми бандитами разговаривал? — Простите ребята, что втянул вас в эти проблемы. Действительно, так неловко вышло! — Ну что ты такое говоришь! — тут же возмутилась Иенага. — Это же всё из-за того, что дедушка поверил в бред про проклятье! Я вчера так перепугалась, что даже в обморок упала — толком и не помню, что произошло… Выходит, это всё-таки ты мне помог? Попросил кого-то прийти, да? Нура неловко пожал плечами и снова глупо улыбнулся, будто не зная, что должен сказать. — Я думаю, тебе пока не стоит ходить в одиночку, Иенага-кун! — влез Киёцугу. — Мало ли, что ещё случиться может! Поэтому предлагаю нам всем тебя провожать до дома хотя бы недельку, просто на всякий случай. Что скажешь? Мысль была на удивление здравая, с Киёцугу такое нечасто случалось. Обычно в его лохматую голову всякая муть лезет, а тут прям образец логического мышления. Они спокойно дошли до станции, выслушивая непрекращающийся трёп — Киёцугу пересказывал недавно вышедший фильм, потом перескакивал на компьютерные игры, потом на нытьё про приближающиеся тесты, и снова на какое-то кино. Иенага его вроде бы слушала, но, кажется, только чтобы отвлечься от своих проблем, а вот Нура явно пропускал всё это мимо ушей. Он выглядел вполне спокойным, даже немного задумчивым, хотя ему впору было волноваться, названивать домой, выясняя всё ли в порядке. Что он там такого наговорил этим якудза про «Нура-гуми», чтобы они отстали от них с Иенагой? Маки такое казалось глупым — они же всё равно узнают, что там на самом деле! И если у школы, где были и учителя, и случайные прохожие, никто бы не стал на них нападать, то что же он будет делать, когда бандиты действительно придут к нему домой? Он ведь совсем не дурак, так почему? Нура вообще был, как говорится, со странностями — будто у него в голове некий список добрых дел на сегодня. Он так старательно и упорно стремится «причинять всем добро и наносить справедливость», что это выглядит совершенно неестественно. В электричке тоже всё было спокойно, и Маки с Киёцугу проехали лишнюю станцию, чтобы проводить Иенагу прямо до дома, как и обещали. Идти там было недалеко, но район оказался очень тихим. Всего-то свернули в переулок от шумной улочки у станции, и сразу же опустилась уютная тишина. Иенага поблагодарила их за поддержку, помахала на прощание рукой и закрыла дверь. — Ну что. Теперь по домам? — улыбнулся Киёцугу. — Ты же тоже где-то рядом живёшь, да, Нура-кун? Можем и тебя заодно проводить. — Да уже проводили, — сказал Нура и тоже махнул рукой. — До завтра, ребята! Маки подумала, что он сейчас зайдёт в соседний подъезд, но он буквально проскользнул между тяжёлыми створками ворот старинной усадьбы, что была напротив дома Иенаги. — Ну ничего себе домик у Нуры-куна! — присвистнул Киёцугу и растеряно покачал головой. — А я думал, здесь давно всё заброшено. Усадьба действительно казалась нежилой. Целый квартал, обнесённый высоким забором, из-за которого виднелись только кроны деревьев да крыши построек. Таких строений сейчас совсем мало осталось — земля же безумно дорогая, страшно подумать, сколько они за эту красоту налогов платят! А ведь Нура никогда ничего не говорил про свою семью, ни что они богаты, ни про каких-нибудь знатных предков — а иначе откуда бы взялась у его семьи такая усадьба? — Может быть он надеется, что когда эти самые придут к нему домой, то заблудятся и никого не найдут? — пошутила Маки, хотя на самом деле ей было совсем не смешно. Здесь, у этого старого поместья ей почудился тот же холод, что и вчера, когда они выпивали недалеко от храма, и появилась целая толпа монстров… А ведь именно в том храме случился пожар, уж не про это ли говорил тот мужик, угрожавший Нуре и Иенаге? — Бредовая идея, мне нравится! — усмехнулся Киёцугу и подмигнул. — Ну что, давай теперь я тебя провожу, а, Маки-кун?***
Рикуо поднял голову вверх, посмотрев на зависшего в воздухе Карасу Тэнгу. — Надо бы разузнать, что это за корпорация Суэ… Вроде как это они распускали те слухи про Дзями… Тогда это оказалось мне на руку — я смог пополнить Хоровод сильным союзником, но теперь, когда они пришли сюда, мне это совсем не нравится. — Да, господин, — поклонился тот, а потом добавил ворчливо: — Никто не вправе вести себя столь наглым образом, тем более какие-то люди. — Люди… — задумчиво протянул Рикуо. — Они вели себя совсем не так, как те, с которыми я сталкивался прежде. Это было странно… Я думал, что совсем не сложно быть со всеми в хороших отношениях, но они заставляют меня думать, что я ошибался. Со стороны дома послышался приглушённый смех, и Рикуо оглянулся. — Я правда выгляжу так смешно, мам? — немного смущённо спросил он. — Я смеюсь не над тобой, — возразила Вакана. — Просто я сама только что думала о том, какими странными бывают люди. Понимаешь, Рикуо, люди действительно очень разные. Может быть, они и выглядят более похожими друг на друга, чем ёкаи или аякаши, но внутри у них часто очень разные вещи. Она указала пальцем на свою голову, а потом положила ладонь на грудь, будто показывая, где именно «внутри» находятся человеческие различия. — Порой людям бывает очень сложно понять друг друга, иногда даже невозможно. Это кажется бессмысленным, но на самом деле люди бывают настолько разные, как будто живут в разных мирах. Ничего удивительного, что тебе бывает так сложно их понять. Я вот сегодня старого знакомого встретила — узнала, и то с трудом! — Так вы всё-таки знаете того мужчину, Вакана-сама? — удивился Кубинаши, с интересом слушавший её объяснения. — Я, может, и знаю, да он меня уже точно нет, — Вакана небрежно пожала плечами, будто сказанное было совершенно очевидно. — Какого мужчину? — удивился и тут же напрягся Рикуо. — К тебе кто-то приставал? Вакана снова тихо засмеялась, прикрыв рот ладонью. — Ты такой милый, Рикуо! Не переживай, я сказала ему, что он обознался. Просто это уже само по себе забавно — я так редко выхожу на улицу, и вдруг сталкиваюсь с человеком, который давным-давно в другой город переехал. Рикуо посмотрел на Кубинаши, ожидая более подробного объяснения. Тот пожал плечами, что выглядело довольно забавно с его парящей отдельно головой. — Мужчина, не старый, но и не молодой, в костюме, в очках тёмных… — Кубинаши снова пожал плечами, будто не зная, что ещё сказать про него. — Простите, господин, не умею я людей описывать так, чтоб опознать можно было. — Ты, наверное, проголодался, Рикуо? — спросила Вакана. — Пойдём, я принесу ужин и поболтаю с тобой о людях, раз уж тебе стало интересно. Рикуо был человеком на целых три четверти, он ходил в школу для людей, общался с соседями-людьми, но при этом не воспринимал себя как один из них. Да что там, он порой забывал даже, что его мать сама человек. Мир за высоким забором поместья был чужд и враждебен, а здесь все свои. Вакана аккуратно расставляла принесённые с кухни тарелки и мисочки, подливала чай и рассказывала про ту часть своей жизни, которую провела среди людей. Про то, что между ней и другими людьми всегда была стена, ничуть не тоньше той, что отделяет от них Рикуо. Прозрачная, но от того не менее прочная, непреодолимая. Весь мир людей — бессмысленный стеклянный лабиринт из этих чёртовых стен — вроде бы все друг друга видят, вроде бы и рядом, только руку протяни, но пальцы натыкаются на невидимые преграды со всех сторон. И всё, что остаётся — бродить внутри этого лабиринта, едва ли надеясь, что тебе с кем-то по пути. Для неё такой стеной было происхождение. Дочь главаря небольшого клана могла получить почти всё, что хотела… Кроме тёплого отношения к себе людей по ту сторону стены. Самой мучительной была иллюзия того, что это возможно. Всего-то надо быть немного осторожней, ничем себя не выдавать — ездить в школу на другой конец города, где никто не знает, никто не видел, где она живёт, из какой она семьи. Литературный клуб, дополнительные занятия по английскому, попытки вникнуть в разговоры одноклассниц — такие непонятные, будто они с разных планет. Бесполезно! Даже если окружающие люди и воспринимали её «своей», то она их — нет. К счастью для Ваканы, по её сторону стены было не так уж мало людей. Отец, который казался ей суровым, но справедливым, мать, добившаяся безусловного уважения окружающих людей, члены клана, которые всегда были рады помочь. Да, никаких наивных сказок — мир вокруг жесток, путь их грязен, а благородство вытесняется выгодой. Но уж лучше было идти с высоко поднятой головой, чем прятаться в тени и стыдиться своих близких. Обрезать волосы, чтоб никто не дёргал за косы, в среднюю школу пойти уже совсем близко к дому. Прощай, клуб литературы, здравствуй, клуб кюдо ! Нет урокам английского, уж лучше она научится как следует стрелять из пистолета. «Ты женщина, тебе не взять верх кулаками, но это не значит, что ты имеешь право быть слабой». Слабой она не была ни минуты, вот только детство — было ли? Когда охранник выловил в кустах забравшегося в их дом мальчишку, Вакана сидела в саду и пыталась учить заданный на завтра параграф по истории. Погода была уже совсем летняя, и тратить время на учёбу казалось почти бессмысленным. Куда она убежит, эта учёба? А такая прекрасная погода, может быть, завтра уже не выдастся. Поэтому смотрела она всё больше на только-только зацветшие ирисы, а не на покрытые мелким шрифтом страницы учебника. О том, что Ямада Хоширо учится в той же школе, что и она, Вакана помнила исключительно потому, что он занимался кендо , и помещения их клубов находились рядом. Но ни как его зовут, ни из какого он класса она до сих пор не интересовалась. Зачем, когда самое приятное из виденного ей отношения сверстников — молчаливое игнорирование. И тут вдруг этот мальчишка из клуба кендо, одновременно до ужаса испуганный и до краёв переполненный любопытством. Его схватили за шиворот, воротник рубашки явно впивался в горло, да он на нём практически висел, но вместо просьбы отпустить его он с восторгом выпалил: — А вы якудза, да? Настоящие? А у вас есть ирэдзуми ? А можно посмотреть? А оружие? И так вот бесконечным потоком! А потом он увидел Вакану и глаза его окончательно полезли на лоб. — Ух ты! Ты здесь живёшь, да? Поэтому так здорово стреляешь? Я болел за тебя на последних соревнованиях! Это было так круто! Он ещё что-то говорил, но Вакана прикрыла лицо учебником и рассмеялась. А потом сказала его отпустить, мол это к ней, из школы. Не то жалко его стало, что поколотят, не то просто захотелось немного поболтать с тем, кто, не смотря ни на что, отнёсся к ней нормально. Больше Ямада к ней через забор не лазил — вежливо стучал в ворота и ждал, пока она выйдет. В дом она его не звала и про семью не говорила — сразу же сказала, чтоб он эту тему не трогал, а он почему-то послушался. Зато они болтали о школе, о клубных делах и соревнованиях, о новых фильмах и прочей ерунде. Можно было сказать, что они дружили, но они всего лишь какое-то время шли вдоль прозрачной стены в одном направлении, каждый со своей стороны. Вакана знала, что выйдет замуж, как только окончит школу. Жениха своего она даже ни разу не видела, но это казалось совсем не важным. Матушка как-то по секрету сказала: «чуть краше обезьяны — уже красавец!», а потом добавила, что по-настоящему умная женщина никогда не должна давать понять мужчине, насколько она умна. Супружество никогда не казалось Вакане чем-то особенным, заслуживающим бурных восторгов или, наоборот, страданий. Она видела своих родителей и их отношения, больше похожие на сговор сообщников, чем на романтическую привязанность, видела коллег и подчинённых отца и их жён. И когда по школьной программе она читала очередное восхваление романтической влюблённости, когда одноклассницы обсуждали сёдзё-мангу, или когда видела по телевизору молодёжную дораму, то не могла понять, почему этому чувству уделяют столько внимания? Может быть, она ущербная? Может быть, это ещё одна черта, отличающая её от всех прочих? Вакана хотела бы видеть себя похожей на мать, такой же спокойной, серьёзной, солидной дамой! И тут же сама заливалась смехом, стоило ей это представить. Ничего-ничего, она немного подрастёт, пропадёт и детская беззаботность, и непосредственность, и всё станет как надо! Ямада был неплохим другом и хорошим лекарством от одиночества, компенсатором недостающего общения со сверстниками, генератором идиотских вопросов, бесконечным источником весёлых историй. Ямада был всем этим до тех пор, пока его семья не переехала в другой город, да и потом присылал открытки и письма. Вакана отвечала, считая это чем-то средним между развлечением и тренировкой. Ведение переписки дело ответственное и требующее внимания — попробуй только не отправить кому-то поздравительную открытку, проблем не оберёшься! Вот она и тренировалась, представляя, как в скором будущем будет отправлять эти самые открытки огромными пачками — всем деловым партнёрам мужа. Вот только эти навыки ей совсем не пригодились. Когда Вакане было шестнадцать, у Сакурая-кай возник серьёзный конфликт с более крупной группировкой. Её отец ни в какую не желал принимать выставленные условия, и кончилось всё это, разумеется, плохо. Притаившись за раздвижными дверцами шкафа, она двумя руками удерживала слишком тяжёлый для неё отцовский пистолет. Вакана ждала, когда её найдут, она жаждала быть найденной, чтобы наконец-то выпустить пулю не в безликий силуэт, а в живого человека. В каждого, на кого хватит патронов. А потом она вставит в рукоять запасную обойму и начнёт всё заново. От матери Ваканы нападавшие вполне ожидали, что она бросится закрывать собой мужа, что схватив первое попавшееся под руку оружие — стоявший на стойке прадедов меч — она успеет зарубить одного из нападавших. А вот того, что спрятавшаяся в шкафу школьница не раздумывая спустит курок в ту же секунду, как распахнутся двери её ненадёжного укрытия — не ждали. Отдача подбросила ствол вверх, прошибла болью запястье, но Вакана и не подумала прекратить. Она стреляла до тех пор, пока не убедилась, что живых в доме больше нет, потом старательно облила всё бензином, канистры с которым хранились в гараже. Вакана не задумывалась о том, что делает, но старательнее всего полила тела, и своих, и чужих, а всё, что осталось, вылила в отцовском кабинете, чтобы ни одна бумажка не попала не в те руки. Это был славный погребальный костёр, вот только некому было собрать прах по урнам и прочитать над ними молитвы. Первые дни Вакана даже жалела, что вышла из дома прежде, чем кинула спичку, потому что быть совсем одной оказалось невыносимо. А потом она встретила Нуру Рихана. Встретила и не испугалась, потому что увидела в его глазах отголоски того же, что чувствовала сама — одиночества, даже посреди шумной толпы. Он брал её с собой, сажал рядом на спину гигантского белого змея, показывал ей город — переливающиеся неоном вывески центра, светящиеся окна домов на окраине. Она хватала его пальцами за щёки, тянула в стороны и просила улыбнуться. Разве сумасшедшие осознают, что они безумны? Нет? Ну, значит, это всё происходило на самом деле. Отец обещал Вакане, что она выйдет замуж за главу клана — и она вышла, пусть и на пару лет раньше, но какая разница? В Нура-гуми её звали нее-сан , радовались скорой беременности. Ну и что с того, что ёкаи? Якудза и есть якудза, даром что выглядят не как люди. Даже если между ними и была та самая стена, которую она постоянно ощущала раньше, то никто не обращал на это внимания. В шестнадцать, когда и не знаешь, сошла ты с ума или всё-таки нет, принять такое положение вещей оказалось совсем не сложно. Куда больше Вакана опасалась, что с беременностью будет что-то не так — не ожидала так рано, не была готова, боялась, что не выдержит. Ничего, молодой здоровый и сильный организм будто и не знал, что с ребёнком от ёкая могут быть какие-то сложности. Весь клан её чуть ли не на руках готов был носить — долгожданный наследник же! За этими хлопотами она и думать забыла о людях, которые и так были ей чужими. Всех своих она своими же руками похоронила, достойно отомстив. А теперь вот встретила случайно — так и узнала еле-еле. Не было больше весёлого мальчишки, которому всё на свете было интересно и увлекательно. А уж Сакурая Ваканы и тем более не было, вот она и сказала ему, что он обознался. *** У машины спустило колесо. И ладно бы просто спустило, так нет же, было хорошо видно, что кто-то взял нож и художественно пропорол шину, заодно ещё исцарапав всё вокруг. Хоширо раздражённо сплюнул на землю. Шикарный день, лучше не бывает! Он позвонил, чтобы за ним прислали машину, а эту забрали в ремонт. Снова закурил и попытался понять, что за фигня вообще происходит. Когда он наводил справки, то очень удивился, узнав, что этот район фактически никто не контролирует. Хотя, если обобщить всё, что он выяснил, получалось: «Чья земля? Да ничья, только ты там аккуратней». Видимо, он очень зря не стал копать дальше. Хорошие информаторы стоят дорого, так что придётся изрядно раскошелиться, но выяснить хоть что-то про Нура-гуми. И про Вакану-чан заодно тоже. Он почему-то думал, что достаточно будет потрепаться с этим пацаном, и станет всё ясно. Зря надеялся — если девчонка-то и впрямь оказалась самой обычной, то Нура Рикуо явно считал себя большой шишкой и совершенно не боялся. И дело было не в том, что он понимал, что около школы ему бояться нечего. Он как будто вообще не знал, что значит бояться. Если бы он был хоть на десять лет старше, его поведение выглядело бы вполне адекватным — просто якудза, наводящий порядок на своей земле и всё такое. Но это смешно, когда школьник начинает вести себя так, будто пересмотрел нинкё-эйга , будь он сколько угодно раз родственничком оябуна , тем более покойного — созвучие имён явно наводило на мысли о родстве, тогда как фраза «того самого Нуры Рихана» — на то, что был он большой шишкой по местным меркам. И всё же Хоширо почему-то было совсем не смешно, когда он смотрел в глаза Рикуо. Машины он так и не дождался — придурок-водитель попал в аварию, причём умудрился сделать это аккурат напротив полицейской будки. Скорее всего, вызвать такси было бы куда как проще и быстрее, но при попытке сделать очередной звонок трубка противно пискнула и отключилась. Попытки перезагрузить успехом не увенчались — будто у него в руках не телефон, а цельный кусок пластика. Хоширо прошёл полтора квартала, но нашёл магазин электроники; у них даже оказалась вполне приличная модель телефона, вот только кассовый аппарат завис, стоило ему попытаться расплатиться карточкой. Пришлось пройтись обратно до банкомата, но этот самый банкомат радостно заглотнул его карточку при попытке снять наличные, и совершенно не собирался отдавать обратно. Телефон Оучи всё ещё работал, хоть и с жуткими перебоями — в банк удалось дозвониться только с десятой попытки, да и то ничего путного не узнали. Карту заблокируют, разумеется, но так как «съел» её банкомат другого банка… Пришлось звонить и туда, долго ждать, пока операторы колл-центра переключали его с одного менеджера на другого и в итоге выяснить, что карту он свою сможет забрать сразу же после инкассации этого конкретного банкомата. Где-то через недельку, не раньше. Мелкие пакости, в которых вроде бы никто и не виноват, да? Полнейший бред, осталось только поверить, что храм вчера действительно спалили ёкаи. Вот только пойманное на улице такси заглохло на полпути к Токио. Укиёэ-чо — редкостная дыра, даром что так близко от столицы, а общественный транспорт, это совсем не то, что он хотел вспоминать. Зато вот взгляд Нуры Рикуо, его слова «Для такого как ты хватит и мелочи» — вспоминались сейчас крайне отчётливо. До офиса своего Хоширо добрался только к вечеру и в крайне скверном настроении. Новый телефон ему раздобыли, машину уже ремонтировали, но неприятный осадок от всего случившегося всё равно оставался. Нужно было заняться делом, потому что пока результаты были даже не на нуле, а гораздо ниже. Поэтому Хоширо назначил ещё одну встречу с информатором. Ицумо-сан был стар, но всё ещё весьма бодр и любил хорошо проводить время. Для деловых встреч он всегда выбирал хорошие рестораны, заказывал много еды и выпивки, и всё это употреблял во время разговора. Вот и сейчас он с удовольствием опрокинул в себя саке и прицелился палочками в блюдо с закуской. — Нура-гуми? Я же говорил, чтоб ты там не нарывался! — И вы же говорили, что Укиёэ-чо — ничья земля, Ицумо-сан! — чувствуя себя в полном праве, возмутился Хоширо. — Ямада, вот кто тебе мешал открыть там ночной клуб? Или лав-отель, или игорный дом? Вот что ты там такое успел натворить за эти дни, что вообще о них услышал? — Просто попытался купить старый разваливающийся магазин. Место вполне удобное, можно целый торговый комплекс построить… Но вы не ответили на мой вопрос — что это за Нура-гуми, и почему вы мне ничего о них не сказали, когда я про Укиёэ-чо спрашивал? — Так ты ж вроде про людей спрашивал, не про ёкаев, — усмехнулся Ицумо-сан, с довольным видом наливая себе ещё. — Обычно им до людей совсем дела нет, как-то ни общих интересов, ничего такого. Видать, кому-то ты с этим магазином хвост оттоптал. — И вы туда же? Ну какие ёкаи? Ну что за бред! — Морё-но Нуси, конечно же, ведь в Укиёэ-чо уже четыре сотни лет как сам Нурарихён обосновался. Оттого и Нура-гуми, правда там сейчас его сын уже Хякки Яко возглавил, если я правильно помню… По правде сказать, я не так уж много знаю об этом, да и тебе интересоваться не советую. А раз у тебя вопросы возникли, значит, ты вляпался, Ямада. Убирайся-ка ты оттуда подальше, пока с тобой не случилось какого-нибудь нелепого и необъяснимого несчастного случая. Звучало всё это настолько откровенным бредом, что не могло быть правдой. Даже несмотря на уверения Оучи и других ребят, что в храм пришла толпа ёкаев и разнесла всё в дребезги и пополам, прихватив девчонку, с которой они намеревались поразвлечься. Даже после кучи идиотских случайностей, приключившихся с ним сразу после разговора с Нурой Рикуо. Ёкаи в школах не учатся, даже если всё-таки существуют! — Ладно, не хотите нормально объяснять, я понял, — вздохнул Хоширо и тоже приложился к чоко — после такого дня выпить действительно хотелось сильно. — Может быть, вы тогда вспомните ещё одну вещь? Это не для дела, мне лично. — Не веришь? Тогда я за твою шкуру и йены не дам. Ну, давай, спрашивай, что там у тебя? Последнее желание приговорённого к смерти? — уже откровенно насмехался Ицумо-сан. — Была такая организация, Сакурая-кай. Причём, сдаётся мне, Укиёэ-чо входил в сферу их интересов, но было это чуть ли не двадцать лет назад. А потом я уже ничего про них не слышал. Ицумо-сан какое-то время просто ел, видимо вспоминая — дела-то уже довольно давние. — Да, помню эту группировку. Как раз чуть меньше двадцати лет тому и распустили то, что от неё оставалось. Не помню уж, кто там с кем чего не поделил, но если очень надо, могу уточнить. Но кончилось всё тем, что пришедшие за Сакурая-кайчо там и остались, вместе со всей верхушкой клана. Мало того, что поубивали друг друга, так ещё и дом спалили. Хоширо нервно сглотнул, но всё-таки спросил: — А дочка Сакурая-кайчо? — И жена, и дочка, все тогда погибли, — пожал плечами Ицумо-сан. Ему наверняка и дела не было до того, была ли у Сакурая-кайчо дочь или аквариумные рыбки. Говорить, что он встречал Вакану-чан, да ещё и о том, что она теперь носит фамилию Нура, явно не стоило. С Ицумо-сана сталось бы заявить, что ему привиделся призрак умершей подруги или ещё какой-нибудь бред в том же духе. Поэтому Хоширо передал ему конверт с оговорённой суммой денег, оплатил счёт и вернулся в офис. В конце концов, Ицумо-сан не единственный специалист по информации, были и другие варианты. Например, Сисадмин — ни настоящего имени, ни внешности его никто не знал. Зато все знали, что у него есть доступ ко всем возможным базам данных. Когда о нём только узнали, то на вопрос, почему он себе такое погонялово выбрал, тот ответил что-то вроде: «Так у меня же рут-права и мастер-пароль». Информация — это деньги, сила и власть. Мало кто готов смириться с тем, что всё это принадлежит кому-то другому, так что Хоширо вполне мог понять стремление Сисадмина оставаться лишь символами на экране. Кто он? Мужчина или женщина, старик или подросток, какой цвет у его кожи и каким он молится богам? Разве это имеет значение, когда он может узнать о тебе всё что угодно несколькими нажатиями клавиш? Как бы ты ни был аккуратен, всегда останутся следы, которые могут рассказать гораздо больше, чем можно даже представить. Звонок, отправленное письмо, покупка… А ведь есть ещё и камеры слежения буквально на каждом углу! Было бы желание, время и терпение — всю жизнь можно разложить по минутам. Не все до конца понимали, насколько опасен может стать Сисадмин, вздумай он играть против них. Одна только информация, о которой его спрашивали уже давала массу интересного. Было ошибкой относиться к нему как к тому же гугл-поиску, только платному: глупо и опасно. Но, если бы Сисадмин захотел уничтожить всех своих клиентов, то давно сделал бы это. А так, казалось, ему просто любопытно знать всё на свете. Всё и про всех. Общаться он предпочитал через интернет, по его собственным словам, открытый всем ветрам. Но, только через месседжер его собственной разработки. И если он пересылал файлы, то зверски запароленные и зашифрованные. А код оставлял в какой-нибудь банковской ячейке. Но сейчас Хоширо нужно было всего лишь прояснить несколько вещей, которые можно было выяснить даже официально. Спросить Сисадмина было быстрее, хотя и гораздо дороже. Ответы же были очень странными. Может быть, кто-то специально вычистил всю информацию, но... Нура Рихан? Упоминается только в свидетельстве о рождении сына, Нуры Рикуо. Нура Вакана? Та же песня. Сакурая Вакана? Да, есть такая, точнее была. Дочка Сакурая Тецу, погибла, по официальной версии из-за пожара, реально же там разборки были. Подробнее надо? Нет? Ну ладно, что дальше? Нура Рикуо? Школьник, семнадцать лет, аттестат вполне приличный вот, ничего примечательного. Если б не искали сначала родителей его, показался бы самым заурядным. Да он и так скучный, нигде ни в чём не участвовал... вот его одноклассник в национальные соревнования по лёгкой атлетике прошёл, например. Что там с его родителями, это отдельный вопрос, но про самого Нуру Рикуо в сети ничего нет полезного, звиняй.***
Когда Киёцугу практически столкнулся с Нурой, выходя из пачинко , то еле узнал. Он как-то привык видеть его или в школьной, или в спортивной форме. А тут сначала подумал «Ну ни фига себе, кто-то ещё ходит по улице в кимоно!» и только потом понял, что это Нура. Он как раз выходил из соседнего с пачинко заведения. Странно одетый парень придержал для него занавески над входом, поклонился и сказал: — Я сразу же сообщу вам, если что-нибудь узнаю, Рикуо-сама. Миленькая девушка с кошачьими ушками выглянула оттуда, чмокнула Нуру-куна в щёку и повисла у него на плече: — Вы и так нечасто заходите к нам, Рикуо-сама, остались бы подольше! — В другой раз — обязательно! — улыбнулся ей Нура и тут же наткнулся взглядом на удивлённого Киёцугу. — О, а ты здесь что делаешь, Киёцугу-кун? — Да вот зашёл поиграть, — пожал плечами тот, указывая большим пальцем себе за спину, на двери зала пачинко. Почему-то ему стало неловко от этой встречи, будто увидел что-то, что его совсем не касалось. — Любишь азартные игры? — Нура улыбнулся и привычным жестом запустил пальцы в волосы на затылке. Нарочито-невинно, как и тогда у школьных ворот. — Есть немного, — Киёцугу и сам ощущал себя так, будто его поймали на горячем. — А ты любишь автоматы? — Предпочитаю кости, в них мухлевать сложнее, — не задумываясь ответил Нура, и тут же тот парень, что придерживал ему занавеску возмутился: — Да что вы такое говорите, Рикуо-сама! Да разве бы мы посмели, да как же... Нура успокаивающе поднял вверх руки. — Ну что ты, Рётанэко, я не имел в виду ничего такого! Просто кости — голая удача и ничего больше, а в маджонг или ханафуду играешь не с судьбой, а с противниками, а это я немного другим способом обычно... — Нура вдруг остановился, бросил на Киёцугу быстрый взгляд, будто бы именно его присутствие помешало ему сказать до конца, что он там предпочитает. — В общем, буду ждать вестей. Может быть, ночью зайду ещё, или завтра. Этот самый Рётанэко снова глубоко поклонился ему и исчез в глубине своего заведения. — Никогда не играл в маджонг, — сказал Киёцугу, чтобы нарушить отчего-то неловкую паузу. — В смысле, на деньги. Нура пожал плечами и ответил: — Так тебя бы и не пустили туда, где играют. Вообще, странно, что в пачинко пустили... Киёцугу только фыркнул в ответ: — Ну да, а ты вот в этот хост-клуб ночью собрался. Или это всё-таки игорный дом, а, Нура-кун? — И то, и другое, и всё остальное... — неопределённо махнул рукой Нура. А потом спросил уже с явным интересом: — А почему тебе так нравится играть, Киёцугу-кун? Выглядело это так, будто ему и впрямь интересно, и не абстрактно, а сугубо по делу, всерьёз приспичило узнать, отчего люди просаживают столько денег в игровых автоматах. — На самом деле, не сказал бы, что так вот прям очень-очень нравится, — признался Киёцугу. — Не хватает ощущения, что по-настоящему рискую. Я как-то думал собрать все деньги, что у меня есть, но... — И чем ты тогда рискнёшь? — почему-то недовольно поморщился Нура. — Остаться на месяц без карманных денег? Без походов в кафе, журналов и новой видеоигры? — Вот теперь, когда ты это озвучил, выглядит совсем глупо, — признал Киёцугу. — Но как-то всё совсем грустно тогда. Хочется чего-то такого, чтоб действительно проняло! Вчера вот проняло, и ещё как, да только никто не верит, что я действительно ёкаев видел! Нура безразлично пожал плечами — наверное, он тоже не верил в ёкаев, или просто не видел в произошедшем ничего интересного. В чёрном, простом и одновременно с тем формальном, кимоно, с накинутым на плечи тёмно-синим хаори он смотрелся удивительно естественно. Шёл по улице, сунув ладони в рукава, думал о чём-то. А Киёцугу всё не мог отделаться от навязчивой мысли. Вроде и говорить о таком не стоило, но и молчать никак не выходило. — Ставить деньги, когда их много — действительно мало удовольствия. Раз так, то стоит ставить что-нибудь другое… — продолжил Нура и, кажется, всерьёз задумался об этом самом «чём-то другом». — Пальцы? Уши? Что-то вообще ничего в голову не приходит… Киёцугу нервно сглотнул и понял: если Нура предлагает в качестве ставки пальцы, значит, он не шутил. Вообще-то, у него всегда было плохо с чувством юмора, так что можно было сразу догадаться, но… Вообще-то, Киёцугу готов был признать — он сегодня реально испугался. Может быть не так сильно, как ёкаев вчера ночью, но когда он понял, что к Иенаге и Нуре какие-то претензии имеют самые настоящие якудза, когда прозвучало «Нура-гуми» и «найдём, чем встретить»… Киёцугу понял, вляпайся во что-то подобное он сам — бегал бы кругами в истерике и рвал на голове волосы, а Нура… А что он, действительно, делал? Сначала наговорил всякого, чтобы выиграть время, потом зашёл в какой-то подозрительный клуб, где ему обещали что-то разузнать. Теперь вот с ним по улице гулял, трепался про азартные игры… пальцы вот ставить предлагал. Жуть! — Знаешь, Нура-кун, — всё-таки сказал Киёцугу. — Я тут подумал… Ты ведь всерьёз сказал тем людям про Нура-гуми, не для того, чтобы избавиться, а… Нура повернулся к нему, недоумённо нахмурился, а потом улыбнулся. — Я тому типу ничего сегодня не говорил, это вчера, и не ему, а его шестёркам. — Значит, на самом деле… — потряс головой Киёцугу. Наверное, он всё-таки надеялся, что это всё ерунда, что не может такого быть, но… — А тот амбал, что за нами идёт, это так и надо? — Это свои, охрана, — спокойно сказал Нура. — А вот до дома Каны-чан нас чужие пасли, причём довольно небрежно, даже странно, что вы с Маки-сан не заметили. Но это ерунда — где она живёт, они и так знали, а что до меня, то так даже лучше. Киёцугу только вздохнул. Вот надо же было так вляпаться? Хотя сам же только что ныл о том, что острых ощущений в жизни не хватает. Ну что ж, теперь-то их наверняка хватит с избытком, потому что ему было любопытно. Разумней всего было бы попрощаться и свалить домой, но он не мог! Его ело любопытство, да так, что все мысли об опасности уходили на задний план. И потом, это же Нура, они же с младшей школы в одном классе! — Так ты всем всегда помогать стараешься, чтобы уравновесить? Или чтоб подозрений не вызывать? — продолжил спрашивать Киёцугу. Хотелось узнать побольше, пока у Нуры-куна настроение на вопросы отвечать не пропало. Нура посмотрел на него и задумался. Киёцугу было решил, что тот не станет отвечать — нет, ну серьёзно, не очень-то подходящая тема, чтобы на улице трепаться! Но он вдруг тяжело вздохнул и принялся протирать очки. — Наверное, и то, и то. Правда, Кана-чан всё время предполагает, что меня кто-то заставляет или ещё что… Это действительно выглядит так странно? Задавая этот вопрос, Нура казался совершенно растерянным, и Киёцугу подумал, что ему, наверное, совсем не с кем такое обсуждать. Не было у него друзей настолько близких, чтобы он мог довериться. А Киёцугу вот сам догадался, так что почему бы и нет? — Это выглядит неестественно, — честно сказал он. — Люди не бывают во всём хорошие, они же эгоисты! Вот и выходит, что ты стараешься как лучше, а выглядит подозрительно. Если бы ты иногда кому-то отказывал, или про что-то забывал, или наоборот, просил кого-нибудь помочь тебе — выглядело бы куда как натуральней. — Вот как… — Нура надел очки обратно и серьёзно кивнул. — Спасибо, Киёцугу-кун, я постараюсь учесть. Всего я даже так не уравновешивал, это правда, но я просто хотел, чтобы ко мне хорошо относились… У тебя-то с этим проблем нет никогда. Киёцугу только поморщился. — Ха, если бы всё было так легко! Большинство со мной дружат, потому что я всегда плачу за всю компанию! Был бы я кому нужен, если бы у меня денег не было? Всё это казалось довольно очевидным, разве нет? Нура, старательно расплачивающийся за грехи семьи — это вполне объясняло его вечное стремление всем помочь, надо им этого, или нет — всё равно был довольно замкнутым и необщительным. Да он, после того, как тех якудза отшил, до самого своего дома ни слова не сказал! Киёцугу пришлось за всех разом трепаться, как и всегда. Нура не принимал участия в общественной жизни, если речь не шла о том, чтобы кому-то помочь. Двигать парты, чтобы расчистить место для вечеринки? Запросто, вот только к самому празднику он не присоединялся. Остаться дежурить вместо кого-то? Сколько угодно! Пойти со всеми в караоке? Извините, у меня сегодня ещё есть дела. И так во всём! А он ещё удивляется, что к нему отношение странное! Все без разбору пользовались им, а за глаза твердили «какой странный». Киёцугу тоже невесело было знать, что всё покупается и продаётся. В детстве ещё думал, что так и надо, что нормально всё, у всех так. Сейчас и вспомнить-то противно. Из всего класса адекватными ему казались только Маки Саори, у которой никогда не было проблем с деньгами и она педантично платила за себя сама — скорее всего, от феминизма головного мозга, Иенага Кана, которой хорошее воспитание не давало садиться на шею окружающим, да Нура Рикуо — тихий, но со странностями. Люди без странностей скучны и не интересны, поэтому Киёцугу всегда хотел поближе сдружиться с Нурой, а тут такой шикарный повод! Раньше он казался Киёцугу щуплым и мелким, вечно растрёпанный, в этих своих огромных очках… Первое впечатление было обманчиво, явно старательно сфабриковано, но тщательно поддерживалось на протяжении всех лет учёбы. А теперь оказалось, что Нура может не улыбаться, а скалиться, как хищник почуявший кровь, что тогда его лицо кажется состоящим из одних только острых углов, что он не боится совершенно ничего — он бы и ёкаев наверняка не испугался, будь он вчера там. Что-то в этой мысли было важное, будто он упускал из виду какую-то существенную деталь, но Киёцугу решил, что подумает об этом попозже. А сейчас вспомнилось, что хлипкий с виду Нура не только быстрее всех бегал — хотя на соревнования ездить регулярно отказывался — но и другие нормативы лучше всех сдавал. И откуда только силы берутся подтягиваться и отжиматься? — Думаешь, что с тобой дружат из-за денег? — спросил Нура. Его, кажется, эта мысль ужасно удивила, он даже притормозил и в упор посмотрел на Киёцугу. Глаза за стёклами очков казались неестественно огромными. Киёцугу попытался представить, что бы он подумал о нём сегодня, если бы не знал столько лет? Вот сейчас он совершенно не казался мелким, невысоким — да, но то ли виной тому была одежда, то ли то, как он себя держал, то ли дело было в одетой кошкой девушке и том парне из помеси хост-клуба с игорным домом. А может во всём этом разом, потому что картина складывалась на диво любопытная, Киёцугу не мог устоять. — А мне казалось, с тобой всем интересно, — продолжал тем временем Нура. — Поддержать разговор на любую тему… я так не могу. — Ага, телевизор всем смотреть тоже интересно, но ты бы вот сказал, что дружишь с телевизором? Нура поморщился, а Киёцугу продолжил: — Вот, и ты тоже так считаешь! — Вообще-то я просто не люблю телевизор. Там вечно или жуть, или ерунда какая-то, — он недовольно передёрнул плечами, да ещё и с таким видом, будто составитель телепрограммы таким подбором передач лично его оскорбил. — А тебя слушать бывает весьма интересно и полезно. Вот и сейчас ты мне рассказал про то, как я со стороны выгляжу, и сразу всё понятно стало. А то Кана-чан так толком и не объяснила, что именно я не так делаю. Странный выверт логики — «полезно, значит интересно» — ещё раз доказал, что Нура совсем другой. Вспомнились высокие стены поместья, тяжёлые створки ворот… Может быть, он и на самом деле не разбирался в том, что творится вовне, за пределами этих стен? Одним только телевизором тут не обойдёшься, пытаясь казаться таким же, как все. — Я пробовал смотреть новости и передачи всякие — все ведь постоянно говорят что-то вроде «А вчера по телевизору…». И не смог, — вздохнул он совсем уж грустно. — Буквально на днях смотрел этот самый «Храм уничтожения зла», о котором все болтали… Жуть кромешная! А на деле же всё совсем не так оказалось. Киёцугу припомнил, что действительно, совсем недавно болтали про этого самого медиума и Нура тут же попытался сменить тему. Он не был похож на человека, боящегося всякой потусторонней фигни, так почему же «жуть», а тем более «кромешная»? И что он имел в виду, говоря о том, как всё обернулось «на деле»? А потом вдруг перед глазами всплыло подряд две картины — Нура, с оскалом на всегда добродушном лице, пристально смотрит в глаза жуткому типу с рожей отъявленного бандита, и говорит про медиума, пожар и сгоревшие документы. А накануне — необъяснимый холод, волна панического страха, едва ли не сбивающая с ног, а следом за ней — толпа монстров, как на старинных свитках. Хоровод Сотни Демонов, а во главе его кто-то в чёрном кимоно и с корчащим рожи живым фонарём в руках. Это было бы совсем уж бредовое предположение, ещё безумнее, чем представить добряка Нуру в качестве якудзы. Но было ли другое объяснение? — Киёцугу-кун? Что-то случилось? Нура удивлённо оглянулся через плечо, когда понял, что идёт один, а Киёцугу почему-то вдруг остановился. Ну и как тут быть? Прямо посреди улицы спросить, а не ёкай ли он? Люди вокруг куда-то спешили, перемигивались неоном вывески, взорвалась смехом подвыпившая компания, из приоткрывшейся на секунду двери ночного клуба вырвалась музыка и тут же затихла, растворилась в какофонии других звуков. Весёлый квартал, он же — Первая улица, по вечерам здесь всегда так, и Киёцугу нравилось здесь бывать, но в эту минуту, с этим их нелепым разговором, она казалась на диво неуместной. — Может, зайдём куда-нибудь? — предложил Киёцугу. — Здесь как-то не очень для разговоров. Вроде бы вполне нормальное предложение, совершенно обычное, Киёцугу чуть было не добавил привычное «я угощаю», но прикусил язык — Нура никогда не вёлся на халяву, он от такого скорее обиделся бы. Вот только создалось впечатление, будто он сказал что-то не то, или не так, или… Потому что взгляд у Нуры явственно сообщал что-то вроде «Да ты в своём уме?» медленно превращающееся в «Да я, вообще-то, тоже псих, так что всё нормально». Он так внимательно его рассматривал, будто первый раз видел, и от этого почему-то хотелось поёжиться. — А почему бы и нет, — вдруг улыбнулся Нура, будто бы согласился на безумную авантюру. Шагнул к ближайшей двери, под пронзительно-красной вывеской, и до Киёцугу наконец-то дошло — стояли они как раз у входа в лав-отель, поэтому его предложение зайти «куда-нибудь» выглядело откровенно нелепо. Весёлое сумасшествие его жизни во всей красе! Внутри Нура вёл себя совершенно спокойно, будто сто раз на дню в такие места наведывался — подошёл к окошку, где, за затемнённым стеклом, видимо, чтобы не смущать посетителей, сидела менеджер. Киёцугу с интересом осмотрелся — интерьер был какой-то вычурный, перегруженный всякими штуками в европейском стиле. Имитация лепнины, стены, якобы обитые узорчатой тканью, и прочий кошмар. Ключ Нура получил очень быстро, Киёцугу даже опомниться не успел. Уже у лифта дёрнулся было за кошельком, спросил про оплату, но Нура сказал, что тут по времени, так что платить надо будет на выходе. Большую часть номера занимала огромная круглая кровать, застеленная возмутительно ярким розовым покрывалом. Вот уж что действительно жуть кромешная! Да ещё и приторно пахло то ли чьими-то духами, то ли ещё чем, Киёцугу толком не понял. Но ещё меньше он понял, что собирается делать Нура. Он включил кондиционер — видимо, ему тоже не понравился этот запах, потом стащил с кровати покрывало и небрежно скинул его в кресло, принялся копаться в баре, позвякивая крохотными бутылочками. А потом и вовсе спросил: — Ну, кто первый в душ? На затянувшуюся шутку было совсем не похоже, ни капельки. Да и самому посмеяться над тем, что Нура принял такое всерьёз, как-то не тянуло. — Я вообще-то имел в виду… — начал было Киёцугу, но с объяснениями он явно запоздал. Почему-то вдруг подумалось, что откажись он сейчас, признайся, что хотел даже не столько поболтать, сколько именно что выведать о нём побольше, Нура может быть и не разозлится, но больше уже не станет к нему хорошо относиться. Синее хаори опустилось на спинку стула, Нура развязал пояс и на ходу стащил и кимоно, и нижнюю рубашку. — Ладно, тогда я первый пойду, — спокойно сказал он. А на спине у него оказались татуировки, странные, не похожие на те, что можно ожидать увидеть у якудза. Киёцугу так на них засмотрелся, что не смог закончить фразы. Вообще ничего не смог, только пялиться. Киёцугу встряхнул головой и отмер, только услышав, как полилась вода. Вот сейчас можно было уйти, последний шанс, а потом попробовать сделать вид, что ничего не было. Но вместо этого он плюхнулся на кресло, прямо в розовое облако покрывала, подтянул ноги к груди и схватил первую попавшуюся бутылочку из мини-бара, благо Нура поставил их тут рядом. Свинтил крышку и глотнул прямо из горла, для храбрости, тут же закашлялся, судорожно глотая воздух, и дрожащими руками вернул на место — ничего настолько крепкого он раньше никогда не пил. И не будет, пожалуй, гадость же! Оставаться было глупо, но при этом ужасно любопытно. Нура сегодня уже побил все рекорды по странностям и явно не собирался останавливаться, а Киёцугу ужасно хотелось узнать, есть ли у этих странностей какой-то предел? И потом, секс — это тоже ужасно интересно, давно хотелось попробовать! Хотя, конечно, внезапно, он к такому повороту был совсем не готов. Ещё очень хотелось рассмотреть поближе татуировки, спросить, что они значат — наверняка же какой-то невообразимо глубокий смысл у каждой чёрточки! И всё-таки узнать про пожар в храме, медиума, тех якудза, и какое ко всему этому имеют отношения Нура и Иенага? А самое главное, про ёкаев, потому что Киёцугу был абсолютно уверен — он их видел и они были настоящие. Из душа Нура вышел довольно быстро, без очков, обернув бёдра полотенцем и перекинув кимоно через плечо. Чуть влажные кончики волос торчали иголками — хоть что-то забавное в открывшейся картине. Потому что без одежды он почему-то выглядел гораздо старше — никакой подростковой нескладности и угловатости, только мышцы да тонкие полоски шрамов то там, то здесь. Прям герой какого-нибудь самурайского боевика, только катаны не хватало для полноты картины. — Эм… — Киёцугу попробовал всё-таки спастись бегством, пусть и не паническим. Можно даже сказать, что это был хорошо спланированное отступление — ну а вдруг сработает? — Я тут подумал, может, просто дашь мне свой е-мейл? А сейчас я всё-таки… Закончить снова не получилось — небрежно бросив одежду на стул, Нура буквально затолкал его в душ, приговаривая, что нечего, мол, от гигиенических процедур отлынивать! Киёцугу показалось, что он проторчал там целую вечность — сначала воевал с брючным ремнём, потом зачем-то складывал одежду аккуратной стопочкой, старательно растирался мочалкой до красноты, а потом пялился на себя в зеркало, поворачивался то так, то эдак. В итоге тяжело вздохнул — как-то оно не впечатляло, особенно в сравнении со всеми этими шрамами и татуировками. Выходить было порядком боязно — в комнате стояла эта самая здоровая кровать, а ещё там был Нура, который наверняка искренне считал, что это сам Киёцугу предложил сюда пойти, а значит, понимает, что и как надо делать. И вообще! Нура стоял у окна, всё так же в одном полотенце, поэтому выглянувшему из ванной комнаты Киёцугу его спину было очень хорошо видно. Тёмная спираль в самом центре, чуть голубоватые снежинки на лопатках, чуть выше не то стилизованные крылья, не то ещё что. Остальное он даже толком не мог разобрать, но символов было много, они покрывали всю спину, едва не налезая друг на друга. Нура обернулся, и Киёцугу увидел в его руках уже почти опустевший стакан. — Ты долго, — только и сказал он, склонив голову к плечу. Киёцугу пожал плечами, зябко переступил босыми ногами и с трудом подавил желание хоть как-то прикрыться. Да вот хотя бы в это самое покрывало завернуться! А потом, не желая показывать неуверенность, широко улыбнулся и шагнул к нему. — Ух ты! — искренне воскликнул он и осторожно провёл пальцем по одной из линий татуировок. — Правда, я думал, что татуировки якудза выглядят иначе… — Это не ирэдзуми, — улыбнулся в ответ Нура. — Другой способ нанесения, да и значение… — Очень красиво, — честно сказал Киёцугу. Он действительно не мог отвести глаз от этого узора, уже не различая отдельных элементов, будто его засасывало всё глубже и глубже в хитросплетения тонких линий. — Никогда не видел ничего подобного! — Не думаю, что увидишь у кого-то ещё, — серьёзно сказал Нура и отставил стакан. А потом протянул руку, провёл пальцами по его лицу, спустился на шею, обвёл ключицу… Было щекотно и отчего-то ужасно неловко. Особенно, после того как Нура всё так же серьёзно добавил: — Ты тоже очень красивый, Киёцугу-кун. И от того, как это было сказано, не получалось не верить, хотя только что себя в зеркале рассматривал и ничего «красивого» там не увидел. Что в нём есть? Причёска, как у кого-то там с обложки журнала, тряпки из дорогого бутика, а раздеть — что останется? Наверное, Нура всем так говорит, с кем приходит в такие места — некстати вспомнилась виснущая на нём девушка из того странного клуба, таких вот он наверное и водил сюда, профессионально-восторженных и очень старательных. — У тебя очень много шрамов, — перевёл разговор Киёцугу. — Я редко бываю осторожен, — признал Нура так, будто бы в этом не было ничего особенного. Так говорят «Я редко хожу в кино» или «Я редко ношу галстук». В этом было что-то жуткое и совершенно неправильное. Люди не должны быть такими, вот только у Киёцугу уже были серьёзные основания сомневаться в том, что перед ним человек. Без очков он выглядел совсем непривычно — его глаза были такие большие и круглые, что отвлекали внимание от всего остального. Невольно даже думалось, а не перепутал ли он чего, действительно ли это Нура? Пока он думал обо всём этом, даже не заметил, как оказался на кровати. Буквально провалился в мягкий матрас, будто в зыбучие пески — сейчас его затянет туда и с концами. Нура навалился сверху, рассматривал пристально, гладил руками, потянул с бёдер полотенце. Киёцугу совершенно не представлял, что ему делать, что говорить и куда девать ставшие вдруг непомерно длинными руки и ноги. — Подожди, подожди секундочку! — затараторил он, хватая Нуру за плечи. — Ты ведь на самом деле ёкай? Нура действительно остановился и некоторое время молча его рассматривал. — И что? — спросил он. — Вообще-то конкретно сейчас всё-таки человек. Солнце пока ещё не зашло. — Авдругязабеременею? — зажмурившись скороговоркой выдохнул Киёцугу, некстати вспомнив парочку легенд. — Странно, я читал, что у людей только женщины могут рожать… — задумчиво протянул Нура, но с места не сдвинулся. Читал он! Про людей! И как вести себя из передач по телеку выяснить пытался! Это всё было настолько бредово, что едва укладывалось в голове, зато вполне подходило к прочим безобразиям, творящимся вокруг. — У вас это как-то более однозначно, — говорил тем временем Нура. — То есть сразу более-менее понятно, мужчина или женщина, и если уж одно, то никак не другое. У нас в этом плане по-разному бывает. С другой стороны, и разницы особо нет… Но ты ведь человек? Киёцугу на это только нервно кивнул, а Нура продолжил: — А раз человек, то ничего такого быть не должно. И, удовлетворённый полученным выводом, наклонился ещё ниже и поцеловал Киёцугу. Это было странно, совсем не похоже на то, что он испытывал раньше, как будто до этого он просто целовался неправильно. Возможно, так оно и было, а может, причина в чём-то другом, но сосредоточиться на собственных мыслях стало невообразимо трудно. — «Не должно» или точно-точно всё в порядке будет? — с трудом поймав паузу, встрял Киёцугу. — Я ещё слишком молод для такой ответственности, я не готов! Нура посмотрел на него скептически и нащупал то, что, по его мнению, полностью противоречило сказанному. Хорошо так нащупал — последние мысли из головы выдуло. Ну, почти, потому что во время следующего перерыва, чтобы глотнуть воздуха, Киёцугу всё-таки осенило: — Я — за безопасный секс! Глаза Нуры казались скорее красными, чем карими, за окном пылало закатное солнце, подсвечивая его со спины, и Киёцугу его уже почти не узнавал, слишком много демонического проступало в его облике. И тут это всё разом как будто бы потускнело. — Что? — растерянно спросил Нура. — В каком смысле «безопасный»? Я тебя есть и не собирался… Киёцугу захотелось побиться головой о стену, но рядом не нашлось ничего подходящего. Вот прокладки по телевизору точно рекламировали, а презервативы? Их, вообще-то, полным-полно даже на кассах в супермаркетах! Это же в каком информационном вакууме надо было жить, чтобы воспринять «безопасный секс» в контексте «есть и не собирался»?! И вообще, если его не собирался, то кого-то другого ел? В процессе или после? Или вместо? Или… Киёцугу потряс головой, проклиная своё богатое воображение. — Исключительно в медицинском смысле «безопасный», — пояснил он. — Так просто, на всякий случай… — А, вспомнил! — чуть ли не просиял Нура. — Презервативы, точно! И бодро пополз через всю кровать к тумбочке. Киёцугу перевёл дух и, пользуясь возможностью, натянул на себя одеяло до самого горла. Он бы и с головой залез с удовольствием, но тогда не было бы видно, что происходит. Нура вытащил из тумбочки ящик, прямо целиком, высыпал его содержимое перед собой и теперь увлечённо рассматривал. — «С запахом клубники», — прочитал он на одной из упаковок. — А эти вот с вишней… Это действительно что-то меняет? — Понятия не имею, — честно сказал Киёцугу, осторожно выглядывая из-под одеяла. Пожалуй, стоило порадоваться, что он не спросил, а зачем делают ребристые презервативы, а то и вовсе с усиками… Сам Киёцугу совсем недавно такие рассматривал на кассе, пока пробивали его покупки… и думал, стоит ли оно того, чтобы быть раза в два дороже обычных. Маленькие пёстрые квадратные пакетики теперь валялись по всей кровати, Нура увлечённо читал состав смазки с охлаждающим эффектом, а Киёцугу с тревогой покосился на окно — закат перешёл в решающую стадию. Насколько сильно будет отличаться Нура, который «конкретно сейчас всё-таки человек», от того, кто появится с наступлением ночи? И появится ли — может ему и не обязательно ни в кого превращаться? Хотя, было очень любопытно… — Ложись на живот, — вдруг сказал Нура, подползая обратно с этой самой смазкой, и принялся тянуть на себя одеяло. — А может не надо? — спросил Киёцугу, вцепившись в него что было сил. — Ну, как хочешь, можно и так, — Нура слегка пожал плечами. Но отвоевать у него одеяло не представлялось возможным, слишком уж были не равны силы. Солнце уже коснулось горизонта, и с каждой минутой близилась ночь. Киёцугу казалось, что руки у Нуры стали горячей, чем были, что глаза уже совсем красные, а волосы как будто длиннее. Он хотел бы запомнить каждую мелочь, чтобы потом как следует обдумать, хотел узнать, как можно больше, но в голове почему-то было очень мутно. — А какой ты ёкай? — с трудом сообразил спросить Киёцугу. — Нурарихён, — невнятно пробормотал тот ему куда-то в живот. Было очень щекотно, и Киёцугу хихикнул, и только потом до него дошло: — Нура Рикуо — поэтому, да? — Нурари-курари , — ещё менее внятно сказал он, прикусывая кожу. Он вообще толком не целовал, а именно что слегка прикусывал, облизывал. То поднимался, то опускался без всякой системы. Шея, плечи, грудь, живот… Оглаживал бёдра, стискивал ягодицы, проводил кончиками пальцев вдоль позвоночника, от чего Киёцугу выгибался, приподнимая бёдра. В один из таких моментов Нура затолкал под него подушку. — Оооо… — протянул Киёцугу, пытаясь сосредоточиться. — Нурарихён же господин всех ёкаев? То есть, ты выходит, господин? Всех? Тот только фыркнул в ответ. Волосы у него действительно стали совсем длинные, да ещё и посветлели чуть ли не до белого. — Не всех, конечно. Я — Третий глава Нура-гуми, — сказал он, глядя Киёцугу прямо в глаза. — Страшно? — Очень! — честно признался тот. — Погоди, если Нура-гуми, то всё-таки якудза что ли? Нура рассмеялся, уселся поудобнее и втащил бёдра Киёцугу себе на колени. Пока тот практически лежал на нём, было почему-то спокойнее, а теперь он смотрел на него сверху, и вряд ли ему мешало отсутствие света. — Якудза, только ёкаи. А эти, которые корпорация Суэ — люди. Как ты думаешь, кто кого? Насмешливая улыбка, острая и язвительная, отлично подходила для его нового лица, вроде бы и похожего на привычный облик, и при этом совершенно другого. — Я бы поставил на тебя, — сказал Киёцугу и с любопытством потянулся к чужим волосам, уже не только отросшим, но и почему-то застывшим в воздухе. — Тот тип же даже от тебя-человека сбежал, хотя считал простым школьником. — Умные люди чувствуют опасность сразу, — протянул Нура, лаская его пальцами. Охлаждающая смазка давала странный эффект в сочетании с его слишком горячими руками, но Киёцугу ещё столько всего хотел спросить. — Так значит он — умный? — Недостаточно. Чувствует опасность, сам себя ругает за это… Слишком упрямый. И вообще, ужасно бесит. Я бы ему с удовольствием выпустил кишки, но не знаю, насколько это того стоит. Вдруг мама расстроится? Они в детстве почти что дружили… Киёцугу уже почти ничего не соображал — кто там с кем дружил, куда какие кишки — у него у самого всё внутри будто бы в узел завязали. И когда Нура вошёл, это принесло облегчение, будто плотину наконец-то прорвало и что-то вырвалось на свободу. Думать и говорить не получалось никак, только раствориться в этом безумии, цепляться за всё, что попадётся под руку. Нура сначала всё так же сидел на пятках, крепко держа его за бёдра и толкаясь вперёд, а потом снова навалился сверху, придерживая его рукой за поясницу — подложенной ещё вначале под спину подушки было недостаточно. Тогда Киёцугу оплёл его руками и ногами, как будто один только Нура был настоящим и реально существующим, а мир вокруг них разлетался на части и он очень боялся упасть. Когда Киёцугу снова пришёл в себя, Нура, видимо, успел ещё раз сходить в душ. По крайней мере, он снова был в полотенце, сидел рядом и задумчиво перебирал волосы Киёцугу. Свет он всё-таки включил, пусть и всего лишь ночник у изголовья кровати, за окном было уже совсем темно. Ёкаем Нура выглядел хорошо так за двадцать, длинные волосы застыли в воздухе дугой, в них среди светлых, мелькали и чёрные пряди, будто кто-то взял кисть и покрасил их тушью. На лице, под глазами, тоже какие-то завитки, а может это была всего лишь игра теней. — Я что, вырубился? — растерянно спросил Киёцугу. — По-моему, просто заснул, — предположил Нура. — Устал и заснул — люди ведь обычно спят по ночам. Хотя, для кого тогда ночные передачи по телику? — Для тех, у кого бессонница? — предположил Киёцугу, понимая, что с этой странной логикой спорить бессмысленно. Он кое-как сел, чувствуя странную ломоту во всём теле. В голове была полная каша, в ушах звенело, перед глазами плясали какие-то туманные тени, но в целом — ничего катастрофического. — Пойду-ка и я сполоснусь, — решил Киёцугу и медленно и осторожно двинулся в ванную, где ухитрился оставить свою одежду. Вокруг было то, чего никак не могло быть — знаменитый медиум работал в сговоре с якудза, ёкаи поджигали его вместе с храмом, его одноклассник — добрейшей души парень — сомневался, а не расстроится ли его мама, если он кому-то там выпустит кишки. Сплошной сюрреализм! На этом фоне тот факт, что сам Киёцугу совершенно внезапно оказывается в лав-отеле и занимается там сексом с этим самым одноклассником, по совместительству являющимся главарём целого клана ёкаев, кажется почти нормальным. И вести себя стоит соответственно — ну ничего плохого же не случилось? Придя к таким выводам, Киёцугу сразу же успокоился, как следует вытерся и натянул одежду — пора было уже собираться домой, если он не хотел расспросов с пристрастием на тему где и с кем он был, а так же что именно там делал. Засосы на шее вполне красноречиво давали ответ на часть этих вопросов. Нура за это время тоже успел одеться и снова стоял у окна с какой-то выпивкой. Киёцугу аж передёрнуло, когда он вспомнил обдирающий горло вкус крепкого алкоголя. — Мы плату как, пополам разделим? — спросил Киёцугу, заканчивая возиться с наручными часами. — Какую плату? — искренне удивился Нура. — Как какую? За отель! — ещё больше удивился Киёцугу. Когда это он успел склерозом обзавестись? — Ты, видимо, уже позабыл, что я нурарихён, — усмехнулся тот. — Прихожу в чужие дома без приглашения и развлекаюсь, устраивая всякие пакости. Так что платить мы ни за что не будем — выйдем через окно. Киёцугу подошёл к нему и посмотрел вниз. — Четвёртый этаж! Никаких балконов и выходит прямо на улицу, ты правда думаешь, что нас никто не заметит? В ответ на это Нура только рассмеялся и распахнул створку настежь. — Ты такой забавный! Можешь не беспокоиться о такой ерунде, лучше проверь, не забыл ли чего своего? Киёцугу похлопал себя по карманам, проверяя всё ли на месте. — Да вроде бы нет. Но всё-таки, как… Договорить он не успел, потому что Нура, не особо нежничая, сгрёб его в охапку и шагнул из окна, как нормальные люди выходят за дверь. Киёцугу зажмурился и приготовился отскребать себя от асфальта, но ничего не произошло. Тогда он осторожно приоткрыл один глаз. Вокруг мелькали вывески, пёстрый неон, от которого рябило в глазах, лес антенн на крышах… Нура перепрыгивал с этих крыш на уличные фонари, с них на кромки рекламных щитов, а потом снова на крыши. В ушах шумел ветер, а их никто и не думал замечать. Только тогда Киёцугу по-настоящему понял, прочувствовал, что ёкай нурарихён — тот, кто вводит в заблуждение.***
Доставив Киёцугу к его дому, Рикуо решил, что хватит уже отдыхать и развлекаться, пора бы заняться делом, а то глядишь, и ночь пройдёт — летом они короткие. Мысли о том, что лето — это переводные экзамены в выпускной класс, которые уже практически на носу, он задвинул подальше и оставил дневному себе — если его это волнует, пусть сам разбирается. А вот что делать с Ямадой, мало того что возомнившим себя неизвестно кем, так ещё и вдребезги разбившим его веру в то, что со всеми людьми несложно поддерживать хорошие отношения? Мама умудрилась подобрать очень удачное слово — стена. Может быть она и прозрачна, незаметна с первого взгляда, но она есть, делит весь мир на «своих» и «чужих». Что толку в неё стучаться, когда и по «свою» сторону есть чем заняться? Но что-то останавливало его, не давало просто так пойти в офис этой группировки и оторвать Ямаде голову. Не только мамины воспоминания из детства — у Рикуо и до того, как узнал, что они знакомы, была возможность его убить. Как лично, так и отдав приказ. Нура не любил бессмысленных, бесполезных смертей, его мало интересовало икигимо — он предпочитал получать силу иными способами. С Киёцугу получилось на удивление интересно, хотя он всё же несколько перестарался, так что тот даже сознание потерял. Вызвать сильные эмоции, а потом выпить их почти до самого дна, оставив немного, чтобы при следующей встрече они вспыхнули с новой силой, ещё и ещё раз — повторять можно было бы практически до бесконечности, если бы люди от такого не «изнашивались». Страх — самая «вкусная» из эмоций, да и вызвать его проще простого, достаточно бывает всего лишь посмотреть в глаза. Даже в человеческом теле такое провернуть легче лёгкого, вот и приходится чуть ли не пол лица за очками прятать. Какую выгоду преследовал Киёцугу, было не очень понятно, но зато он, в отличие от той же Каны, честно платил за ответы на свои вопросы разъяснением человеческой природы. Да и сам по себе, как объект изучения, был куда как более полезен и приятен. Кана, хоть и всю жизнь прожила напротив его дома, так и не догадалась, что он не очень-то и человек, а Киёцугу сразу же сопоставил пару фактов и завалил вопросами. Его искреннее любопытство было восхитительно на вкус, а его страх был сладок и не отдавал паникой. Как будто ему самому тоже было приятно бояться! Может быть это от того, что Кана — девушка? И поэтому Рикуо было труднее её понять? Он как-то уже предлагал ей секс, но она так странно отреагировала, что весь настрой сразу пропал. А, впрочем, какая разница? В итоге всё вышло очень даже хорошо. Рикуо довольно потянулся, уселся на гребень крыши и задрал голову вверх, высматривая ворон. Стоило только ему обратить внимание на небо, как оттуда буквально рухнула Сасами и почтительно склонилась в поклоне, ожидая приказов. — Что удалось узнать про корпорацию Суэ? — спросил Рикуо. — Довольно большая и влиятельная группировка, — тут острое и хищное лицо Сасами чуть скривилось, — людей. Тот, кто имел возмутительную наглость угрожать вам — Ямада Хоширо, возглавляет один из филиалов. Медиум, с которым он сговорился — шарлатан, в отличие от оммёдзи, что выдавал своих сикигами за Дзями. Но на то он был и оммёдзи, чтобы понимать, что с вами ему не тягаться, а эти… Сасами явно была до глубины души возмущена происходящим — это же надо такому случиться, какие-то люди думают, что им всё позволено! Чуть успокоившись, она продолжила: — К сожалению, это действительно тот самый человек, о котором говорила ваша матушка. Он не поверил, что обознался и тоже наводил справки. Его предупредили, что с Нура-гуми не стоит связываться и лучше бы ему убраться отсюда как можно скорее, но он не слушает советов и не верит. Он слишком упрям и не понимает намёков. — Устроили ему мелких пакостей? — усмехнулся Рикуо, представляя, во что можно превратить человеческую жизнь, всего лишь немного обратив на неё внимание. — Разумеется, и ещё добавим, — довольно прищурилась Сасами, а потом вытащила откуда-то конверт. — Это принесли недавно, почтового ящика не нашли, так что подсунули под ворота. После формально-вежливого нагромождения фраз следовало вполне банальное приглашение забить стрелку — «уважаемого главу Нура-гуми» просили о встрече на пустыре для «разрешения сложившегося конфликта». Время было не очень удачное — в четыре часа дня, солнце будет ещё слишком высоко, чтобы обернуться. С другой стороны, пусть тогда дневной он решает, как поступить с этими идиотами. Ему наверняка удастся придумать что-то более гуманное… если этот Ямада Хоширо будет держаться в рамках приличий — как показали недавние события, терпение и у дневного не бесконечное. — Что на это сказал дедушка? — спросил Рикуо, хоть и догадывался об ответе. — Нурарихён-сама сказал, что письмо адресовано главе Нура-гуми, и велел передать его вам, Третий, — ещё раз поклонилась Сасами, подчёркивая его статус. Рикуо кивнул. Не так уж плохо быть всего лишь вакагасирой — с одной стороны, иметь право отдавать приказы, особенно это было полезно во время длительных отлучек деда, с другой стороны, окончательная ответственность за весь этот балаган всё-таки лежала не на нём. Но нет! Приспичило ж ему самому потребовать себе титул Третьего, чтобы иметь полное право повести в бой весь клан! А дед только тому и рад был, теперь постоянно болтал о том, как хорошо ему живётся «на пенсии». Рикуо заглянул ненадолго в Бакэнэко-я, ничего принципиально нового не узнал, зато послушал, какими именно проделками порадовали членов корпорации Суэ. Сами по себе все эти мелочи были довольно безобидны, но в такой концентрации должны были вызвать, как минимум, хорошую нервотрёпку. А чем сильнее эмоции, которые ёкаи вызывают в людях — тем больше силы им достаётся, и если к назначенной встрече Ямада превратится в издёргавшегося неврастеника, так Рикуо от этого только лучше, пусть даже будет ещё день. В конце концов, иногда луну бывает видно и до захода солнца. Домой он пришёл только под утро. Пара часов сна — это ужасно мало, но хоть что-то. Проснувшись, в который раз почти в шутку пожалел, что на самом деле он один, не смотря на меняющийся облик. Были бы они разными личностями, можно было спокойно спать, пока его «ночная половина» занимается своими делами. Но нет, Рикуо — это только он сам, его слова и желания, его поступки. Глупо обманывать самого себя, да и будь это иначе, разве простил бы он того, другого, за то, что пользуется его телом и именем? Но иногда, после бессонной ночи, тянуло на такие вот глупости. Рикуо торопился в школу, и от того все вокруг суетились ещё сильней, подавали полотенце, одежду, наперебой спрашивали, чем бы ещё помочь. — У нас на четыре часа дня разборки запланированы, — напоминает Рикуо, водружая на нос очки. — Мне нужны будут все, кто умеет принимать человеческий облик. — Значит, он всё-таки не отступился, — Вакана сказала это совершенно без вопроса в голосе. Протянула сыну бенто и задумчиво приложила палец к губам. — Я думала, он умнее. Всё-таки время делает с людьми нехорошие вещи. Не уверенный в том, что правильно её понял, Рикуо продолжал ждать, что она скажет дальше. Очень хотелось сказать что-то вроде «Знаешь, мам, я безумно хочу убить его, за то, что всё испортил! Гораздо приятнее было бы жить в мире, где его нет». Но как быть, когда это её единственный друг детства? Вакана вздохнула и поморщилась, будто услышав, о чём он сейчас думал. — Давай считать, что вчера на рынке он всё-таки обознался? Что его подруга погибла при пожаре? Так ведь тебе будет проще принять решение? — Она притянула его к себе в мимолётном объятии и тут же выпустила из рук. — Беги в школу, а то можешь опоздать! Так действительно было проще — если Ямада посторонний человек, перед которым у него нет никаких обязательств, то всё теперь зависит исключительно от того, как он поведёт себя сам. Принесёт извинения за вторжение на чужую территорию — уйдёт миром. Продолжит давить… Что ж, кто ему виноват, что он не понимает намёков? Рикуо вполне благополучно подремал на уроке истории, как обычно сбегал в столовую за булочками в обед. Вторая подряд ночь без сна давала о себе знать, но сил ещё хватало, особенно благодаря Киёцугу. Такого прямого и недвусмысленного предложения он от него не ожидал, но отказаться даже не подумал. Разве мог Рикуо пренебречь отданным добровольно? Вчерашний вечер был одним из лучших за последнее время, секс — восхитительным, а сила эмоций и вовсе мало с чем могла сравниться, так что, несмотря на некоторую сонливость, Рикуо уже чуть ли не рвался в бой. — Нура-кун, ты уже уходишь? — удивлённо окликнула его Маки после уроков. — Ты же обещал дежурить вместо меня! — Я забыл, — обернулся Рикуо. — Просто… Киёцугу вдруг буквально повис у него на плечах, и затараторил: — Ты чего, Маки-кун? Мы же договорились провожать Иенагу-кун до дома на этой неделе, чтобы к ней никто не приставал, а то мало ли что! Киёцугу пах «вкусно», даже в человеческом теле это ощущалось невероятно сильно. Весь день он вёл себя как обычно, так что Рикуо быстро выкинул из головы мысли, что он вчера мог сделать что-то противоречащее людским обычаям. А сейчас хотелось повернуть голову и поцеловать его в шею, туда, где из-под воротника форменного пиджака выглядывал след от засоса. Киёцугу так и фонтанировал эмоциями, если бы Рикуо взял немного, хуже ему бы не стало, но, кажется, люди считали подобные действия в присутствии посторонних «неприличными», так что пришлось сдержаться. — Вот же блин! — размашисто хлопнула себя по лбу Маки. — Прости, я совсем не подумала! Кажется, ей действительно было жаль, хотя Рикуо не понимал, зачем так сильно переживать из-за такой мелочи. — Давай, я помогу тебе? — предложила Тории, чему Маки обрадовалась, сразу же позабыв, что только что была ужасно расстроена. Рикуо попрощался с ними и хотел уже повернуться ко ждавшей их в коридоре Кане, как Киёцугу прошептал, очень тихо, но настолько близко, что он почувствовал его дыхание: «Это было правдоподобно». Хлопнул по плечу и отпустил, сделал шаг в сторону, и Рикуо больше не чувствовал его эмоций так ярко. Сегодня за ними снова следили, и снова довольно небрежно. Кана нервничала, крутила головой по сторонам, и всё равно не видела ничего. Киёцугу пытался её отвлечь разговорами, а сам Рикуо всё-таки шепнул ему, когда в поезде их притиснуло друг к другу, что его эмоции очень вкусно пахнут. После слов Рикуо, они как будто вспыхнули с новой силой, и держать руки при себе стало ещё сложней. Они проводили Кану прямо до дверей квартиры, и на лестнице Рикуо его всё-таки поцеловал, жадно глотая предложенную силу. — Подожди, — с явной неохотой отстранил его Киёцугу, пытаясь отдышаться. — Не прямо же здесь! — Да, место, честно говоря, не очень, да и времени маловато, — с сожалением вынужден был согласиться Рикуо. Киёцугу осторожно снял с него очки, заглядывая в глаза — смелый и безрассудный поступок для человека. — Почему «маловато»? — У меня скоро одно мероприятие намечается… — неопределённо ответил Рикуо, отбирая свои очки обратно, но надевать их пока не спешил. Киёцугу видел его ночью, ёкаем, так что взгляд всего лишь человека выдержит, а если нет, тогда и нечего вообще о нём столько думать. — А можно мне с тобой? — тут же спросил он, чуть ли не подпрыгивая, и Рикуо рассмеялся. — Только тебя ещё на разборках и не хватало! Не дело школьникам из приличных семей лезть в дела страшных и опасных якудза! Киёцугу изобразил, будто бы он на него смертельно обиделся, хотя Рикуо чувствовал, что это не совсем так. Провожая взглядом его спину, он подумал, что надо будет повторить вчерашний вечер. Может быть даже, не один раз. Дома, как и следовало ожидать, царил бедлам — все носились взад-вперёд, бряцали оружием, перекидывались в людей и обратно, споря, у кого лучше получается. Кубинаши куда-то спешил, держа под мышкой свою голову, Кэдзёро причёсывалась, Куротабо метнулся к нему, спрашивая, похож ли он в человеческом обличии на бизнесмена. Оглядев его фиолетовый костюм в полосочку, Рикуо вынес вердикт — похож на якудзу, а это им и надо, так что всё отлично. Только Вакана была совершенно спокойна и безмятежна, уговорила сына хотя бы выпить чаю, потому что не дело это совсем на голодный желудок куда-то идти, тем более, если предстоит заниматься чем-то серьёзным. Скрыть средь бела дня от посторонних глаз такую толпу было довольно затруднительно, поэтому выходили небольшими группами, стараясь не держать оружие на виду. Вместе собрались ближе к пустырю, и к уже ожидающим их людям шли привычной толпой. Впереди Рикуо, без очков и закинув на плечо фамильный меч, за его спиной Куротабо в своём стильном костюмчике, Аотабо в байкерском прикиде и Юки-онна в чём-то совершенно девчачьем, чуть ли не с рюшечками. Зэн, несмотря на своё самочувствие, не смог пропустить такое веселье, приняли человеческий облик и Санба-гарасу. Толпа была внушительная, разномастная и разношёрстная. От людей, ожидавших их у нескольких машин, удивлением несло настолько сильно, что Рикуо почувствовал его задолго до того, как подошёл достаточно близко. Удивление и страх, неявный, притаившийся на краю их сознания, но от того не менее сильный. Когда люди чего-то не понимают, они начинают это отрицать и бояться. Рикуо довольно улыбнулся — чем бы ни закончилась эта встреча, он выпьет из них этот страх и станет гораздо сильнее. Он шагнул вперёд, жестом велев остальным ждать его на месте, и сразу же после этого вперёд шагнул и Ямада Хоширо. — Итак, — растянув губы в довольной улыбке, сказал Рикуо, когда они сошлись ровно посередине между их подчинёнными. — Что мы будем делать? — Вообще-то, я приглашал на встречу главу Нура-гуми, — неприязненно сказал тот. Рикуо кивнул и похлопал себя по плечу мечом, всё ещё пребывающим в ножнах: — Так кого же ещё ты хотел увидеть? Я — Нура Рикуо, Третий глава Нура-гуми. Ямада выглядел раздосадованным этой новостью, но вчерашний день и так не прошёл для него даром — пальцы мелко, едва заметно дрожали, на кое-как приведённое в человеческий вид Хякки Яко он смотрел нервно и зло. — Ямада Хоширо из корпорации Суэ, — следуя правилам приличия, процедил он сквозь зубы, а потом добавил: — С каких это пор школьников стали звать кумичо ? Совсем, что ли, других кандидатов не было? — Да ладно, — с деланой беззаботностью отмахнулся Рикуо, хотя зубы свело от желания вцепиться ему в глотку. — С чего бы тебе волноваться о делах чужого клана? Лучше подумай, что ты можешь предложить мне в качестве отступного? — С чего бы? — скривился Хоширо. Упрямый, слишком упрямый, боится, но задавливает в себе страх, не выпуская наружу. Рикуо хотел бы его попробовать на вкус, безраздельный ужас сознания, бьющегося в агонии… Границы человеческого тела уже малы, но ночь была ещё слишком далеко. — Хотя бы с того, что ты без спроса припёрся на мою землю и начал наезжать на тех, кто исправно платит за крышу, — пояснил Рикуо и пристально посмотрел ему в глаза. Он должен был испугаться, дрогнуть, отступить — Рикуо вытаскивал из его сознания самое страшное, заставляя вспоминать и выдумывать ужасы. Взгляд ёкая, пришедшего полакомиться Страхом, мало кто сможет вынести или побороть. Но Ямада решил противопоставить собственному страху наглость, так быстро, будто всегда привык поступать именно так. — Твоя земля? Твой клан? — издевательски усмехнулся он. — Кучка каких-то придурков, с наглым мальчишкой во главе! И может быть, ситуацию ещё можно был исправить, но Ямада выхватил пистолет, а Рикуо даже толком обдумать ничего не успел — рефлексы сработали раньше. И, если кто-то считал, что с мечом против ствола делать нечего, то он просто не умеет им как следует пользоваться. Оружие в руках предводителей послужило сигналом к тому, чтобы в свалку вступили все. Но что сделают люди против ёкаев, моментально скинувших человеческое обличие, как только почувствовали опасность, угрожающую их главе, столь уязвимому в это время суток? Рикуо вполне мог за себя постоять и так, но к чему мешать ребятам развлекаться? Он присел на корточки рядом с Ямадой, который пытался зажать рану на боку уцелевшей рукой и с интересом смотрел, насколько ему это удаётся. — Тебе это нравится, ведь так? — с трудом прохрипел тот, всё ещё пытаясь не выпустить наружу свой страх, не показать его. — Да, — признался Рикуо, не видя смысла скрывать очевидное. — Теперь ты готов признать, что боишься? Он оттолкнул его руку от раны, раздвинул пальцами края… Этого Ямада уже не выдержал и застонал от боли, прокусывая губу. — Просто скажи вслух, что тебе страшно, — посоветовал Рикуо. — Рана не смертельная, а я не буду тебя добивать, обещаю. — Ты не человек, — выдавил из себя Ямада. — Ты дьявольское отродье! Рикуо согласно кивнул и просунул пальцы глубже. Он готов был подождать, так даже лучше, вкуснее. — Я боюсь! — с трудом вытолкнул из себя Ямада. — Ты — чудовище, и я никогда не встречал никого страшнее! Рикуо отпустил его, впитывая в себя этот страх. Казалось, стоило проделать в организме этого человека лишнюю дырку, как те чувства, что он старательно прятал внутри, выскользнули через неё наружу. Он довольно облизал с пальцев кровь и поднялся. Он всегда держит своё слово — обещал не добивать, вот и не станет. — Ну что, пора возвращаться! — весело сказал он.***
Киёцугу казалось, что он всю жизнь был полуслепым и напрочь лишённым обоняния, а теперь вот внезапно исцелился, спасибо Нуре. Ведь отчего ещё он теперь видел неясные тени, живущие своей жизнью, чувствовал волны холода от Ойкавы-кун из параллельного класса, замечал неясные огни? Когда на следующий день он привычно повис на Нуре — всегда любил кого-нибудь сграбастать для привлечения внимания — то почувствовал необычный запах, который его всю ночь преследовал. Киёцугу толком и не поспал даже, всё ворочался и думал. Про того, другого Нуру Рикуо, каким он бывает по ночам, и как ему теперь себя с ним вести? Про то, что ёкаи были настоящие, и якудза тоже были настоящие, и про то, что Нура оказался разом и тем и другим — будто чего-то одного было недостаточно! Нура вёл себя, как обычно, разве что уточнил у Иенаги что-то по домашке, хотя это у него обычно полкласса списывало. А после уроков сказал Маки, что забыл про дежурство, и Киёцугу понял, что тот просто решил последовать его совету, как больше походить на нормального человека, а не кусок добра, безвозмездно раздающий себя по кусочку! И как тут было не повиснуть у него на плечах, если уж объятья со стороны выглядели бы странно? Нура пах опасностью, ночью, и от этого Киёцугу ещё сильнее хотелось спросить, а если заняться сексом задолго до заката, он останется человеком? И будет ли это так же, или как-то по-другому? Хотелось спросить про ёкаев и как они живут, напроситься в гости и посмотреть на это своими глазами, хотелось… Столько всего, что и перечислить-то сложно! А потом Нура целовал его на лестнице в доме Иенаги, и было сладко и страшно, что их увидит кто-нибудь. Когда в утренних новостях объявили о бандитских разборках с применением холодного и огнестрельного оружия, он совсем не удивился, увидев среди фотографий погибших того самого мужика, что приходил тогда к школе. Удивляла только причина смерти — пулевое ранение в голову.***
Хоширо думал, что сходит с ума. Потому, что никак иначе он не мог объяснить, откуда на его столе появилось письмо, написанное таким знакомым почерком. Он разворачивал его, читая отдельными кусками, будто сам себя нагнетая. «Отступись» — была первая строчка, каллиграфически, кистью по тонкой бумаге, до невозможности старомодно. «Я не стану заступаться за тебя перед сыном» — следующая. А ведь он действительно был похож на неё! Тот же оттенок каштановых волос, овал лица и приветливая улыбка… Мгновенно сменившаяся оскалом, стоило парню понять, кто и зачем к нему пришёл. Заступаться? Нет, Вакана-чан точно не станет делать ничего подобного, ведь самым главным для неё всегда были честь и благополучие клана. Хотел бы он посмотреть, от кого этот мальчишка унаследовал звериный оскал и нечеловеческий взгляд… Хотя нет, не хотел бы, хватило и сына. «Если ты не уйдёшь, а Рикуо пожалеет тебя, в память о нашем давнем знакомстве, я пристрелю тебя сама». Подписи у письма не было, но и так было всё ясно. Вакана-чан — аккуратная школьная форма, а руки пахнут порохом. Он тогда считал, что это круто и тоже мечтал научиться стрелять. Он гулял с ней после уроков, но не мог даже просто взять за руку, она не позволяла, а позади обязательно шёл кто-нибудь из охраны. Сакурая-кайчо в дочери души не чаял, он бы и в школе к ней кого-нибудь приставил, да ни у кого не было детей-племянников подходящего возраста. Как-то раз Вакана-чан захотела поехать на мацури в Токио, и Хоширо поехал вместе с ней, смотрел, как она радостно носится от одной палатке к другой. В нарядной юкате и с атласными цветами в волосах она была такой красивой! А потом она увидела призовой тир, рванула к нему так, что Хоширо едва не упустил её из виду. — Нравится? Если твой кавалер будет достаточно метко стрелять… Она его даже недослушала, высыпала на прилавок горсть монет и взяла спортивную малокалиберную винтовку. Ловко зарядила, выстрелила… Она бы с лёгкостью могла выиграть все призы, но забрала только здоровенного плюшевого мишку. Уж кто-кто, а Хоширо понимал, что если она написала «пристрелю тебя сама», то именно это и имела в виду. И это, в сущности, совсем не плохой выход, когда он то ли и вправду сошёл с ума, то ли весь мир разом долбанулся… Отступать он не мог — сам предложил этот план с запугиванием владельцев недвижимости, и если он вернётся ни с чем, то всё равно ему не жить. И ведь как хорошо всё шло, когда они работали с тем священником! И такой перспективный был вариант с девчонкой Суганума, наследницей поместья, которое едва ли годится даже на дрова! А потом вдруг этот придурок сбежал, бормоча что-то про то, что «этот ёкай ему не по зубам», а соплячка вызвала полицию, пришлось оставить её на время, пока всё не поутихнет… Он должен предоставить результаты работы, а их нет, и вряд ли рассказы про ёкаев вызовут сочувствие и понимание. Не лучше ли, если его убьют сейчас, пока он окончательно не тронулся умом? Нура Рикуо действительно держал обещания — не стал его добивать. Но и помогать не стал тоже, да и с чего бы ему? Самой вероятной была перспектива умереть от потери крови — наложить повязки одной только левой рукой он никак не мог, а правая кисть со всё ещё зажатым в ней пистолетом, валялась немного поодаль и смотреть на неё совсем не тянуло. Хоширо лежал скрючившись, уткнув культю куда-то в грудь, и кое-как зажимая располосованный бок. Если к нему до сих пор никто не пришёл на помощь, значит, живых больше нет. Бредово выглядящая толпа превратилась в монстров и растерзала всех, пока этот мальчишка требовал признаться, что он его боится. У людей не должно быть таких глаз. Хоширо не мог точно объяснить, но глаза Нуры Рикуо не были глазами человека. Вчера, за стёклами очков, это было не так заметно, но он всё равно сбежал. Пытаясь убедить себя, что получит нужную информацию из других источников, что в школьнике нет ничего примечательного… Он испугался его уже тогда. От воспоминаний Хоширо отвлекли чьи-то шаги. Выжженная солнцем трава шуршала, выдавая чьё-то приближение, спокойное и уверенное, будто бы вокруг не валялись трупы и отдельные части тел. — Ну надо же, живой всё ещё. На ней было простое светло-жёлтое кимоно, какое-то уютное, можно сказать, домашнее. И голос был спокойный, а лица её Хоширо не видел — перед глазами всё плыло от боли, да и стояла она против солнца. — Вакана… чан… — с трудом выдохнул он и попытался улыбнуться. Она достала из рукава пистолет и выстрелила.