***
У Нуры были очень горячие руки, да и весь он был горячий, а когда Рюдзи обнимал его за плечи, кожу приятно покалывало. Нура целовал его, глубоко и жадно, Рюдзи отвечал, переплетая их языки, вроде как что-то хотел сказать, но выходил совершенно невнятный стон. Дыхания не хватало, сердце в груди тяжело бухало, отдавалось пульсацией в висках, голова кружилась, а ёки Нуры тяжело придавливала к татами — но если отвлечься на что-нибудь другое, можно почти не обращать на неё внимания. И Рюдзи сосредотачивался на руках Нуры, на том, как тот клал ладонь ему на грудь, будто говоря: «Лежи, я всё сделаю сам». На том, как он выдёргивал из-под туго затянутого пояса полы кимоно и нижней рубашки, чтобы распахнуть шире, стянуть с плеч, провести языком от ключицы вверх, по горлу, облизав судорожно дёрнувшийся кадык, лизнуть подбородок и снова впиться в губы. Нура вклинивался коленом между бёдер, нависал сверху, задирал кимоно, рисовал горячими пальцами какие-то узоры на коже. Рюдзи закрывал глаза, потому что не видел смысла держать их открытыми — слишком много ёки и от того почти невозможно дышать, голова кружится, в ушах шумит и всё плывёт перед глазами. И чувствует он только Нуру да жёсткие татами под спиной. И чего не разложили футон? Не утерпели, что ли? Нура Рикуо не человек — у него глаза светятся в темноте, тело гладкое, будто на нём и пор нет, и ёки — жжёт, колется, забирается под кожу, но если ей не сопротивляться, не мешать ей, то совсем не будет больно или неприятно, просто необычно. Нура, так и не убравший с его груди правую ладонь, нажимал ей чуть сильнее, как будто хотел выдавить из его лёгких последние остатки воздуха, и Рюдзи, не открывая глаз, тянулся за поцелуем, потому что никак иначе дышать не выходило. Зато вполне получалось поёрзать спиной пытаясь устроиться поудобнее, самому раздвинуть ноги и приподнять бёдра навстречу скользким от масла пальцам. Нура тогда наконец-то убрал ладонь с его груди и обхватил ей ноющий без внимания член. Он не говорил ни слова, но Рюдзи понимал, что ещё чуть-чуть и всё будет хорошо, и ёки больше не…***
— Что тебе такое интересное снится, Рю-кун? — жарко прошептала ему на ухо Аяко и недвусмысленно погладила его член. Рюдзи недовольно скривился, пользуясь тем, что она не видит в темноте, обернулся к ней, чмокнул в кончик носа и ответил: — Ты, конечно, кто же ещё? Вот вечно с ней так — что разбудила, спасибо, а вот что теперь придётся её трахать, так то не особо приятно. После таких снов не хотелось этого совершенно, вообще ничего не хотелось, разве что в ванную залезть. Но попробуй объясни девушке, что у него такие вот кошмары, эротические! Поэтому он её целовал, неосознанно подражая действиям Нуры из собственного сна. Заметил только когда положил ей руку на грудь, не на одну из, а посередине, но тут же исправился, обхватил обеими руками мягкие, раскатывающиеся в стороны полушария, облизал соски. Прервался ненадолго, чтобы спросить, не помнит ли Аяко, куда они презервативы сунули. Помнила, это только он спросонья такой тормознутый. Сама натянула, уселась на него верхом и вдоволь наскакалась, приговаривая, какой же он клёвый, что так долго… ага, тоже мне достижение — долго не кончать, когда не хочешь трахаться! Она двигалась вверх-вниз, грудь подскакивала в такт движениям, лицо раскраснелось, а ко лбу прилипли влажные от пота волосы. А Рюдзи больше всего хотелось пойти и кого-нибудь зверски замочить, желательно Нуру Рикуо. Причём не совсем понятно, за что именно. То ли за то, что снится, а во сне всё совсем не так, как было — сегодня особенно не так, потому что эволюция отличий от «больно и унизительно» дошла до «добровольно и с удовольствием». То ли за то, что тогда трахнул и что-то такое в нём испортил, что Рюдзи теперь не может не вспоминать. Когда Рюдзи всё-таки отстоял своё право запереться в ванной, то старательно намылился, раздражённо елозя по коже самой жёсткой губкой, будто пытался стереть с себя воспоминания о сне или о том, как он в нём себя вёл и чувствовал. Более-менее пришёл в себя и даже смог признать, что Аяко уж точно не виновата в его скверном настроении. Она хорошая девушка, и с ней было удобно и просто практически всегда, кроме таких вот ночей. И Нура тоже, наверно, ни в чём не виноват, кроме, разве что, нежелания понимать, что люди и ёкаи сильно отличаются. Не только силой, наличием или отсутствием ёки, но и просто логикой и отношением к тем или иным событиям. И уж точно не снится ему специально — это всё подсознание Рюдзи напоминает, что от неприятных ощущений при взаимодействии с ёки вполне можно избавиться — в прошлый раз помогло же, так чего тянуть? За завтраком Аяко что-то щебетала о своих старых школьных подружках, с которыми она «сто лет не виделась», а Рюдзи снова подумал про Нуру. Сколько лет он не виделся с ним? Со времён победы над Нуэ. Последний раз видел в человеческом виде, в бинтах и собственной кровище, в разодранной одежде и с по-идиотски счастливой физиономией — ужас сплошной! Они же, вроде, с Юрой ровесники, так что сейчас ему должно быть уже двадцать пять. И жизнь у него, скорее всего, спокойная, раз Рюдзи ничего такого не слышал. Сам он старался в Канто не соваться, хватило и тех двух раз, но вряд ли есть желающие ссориться с тем, кто убил Нуэ, а о том, что этого придурка с манией величия родная матушка убивать помогала, мало кто в курсе. Снова и снова, чем бы не занимался, в голову лезли мысли про Нуру, как будто ничего там больше не было. А для полного комплекта ситуация с восприятием ёки никак не желала стабилизироваться. Казалось бы, в чём проблема, если раньше ему удавалось если не игнорировать чуждую ему силу, то хотя бы продолжать действовать, невзирая на неё. Теперь, постепенно лишаясь защиты, он ощущал ёки всё острее и ярче, любые попытки как-то отгородиться от её воздействия вызывали противоположный эффект, и Рюдзи начал понимать, что ещё немного, и он станет совершенно бесполезен в качестве оммёдзи. Рюдзи старался реже бывать дома, он никогда не говорил о своих проблемах и сейчас тоже не собирался. Услуги оммёдзи были нужны то здесь, то там, хотя часто случалось, что злокозненные духи лишь мерещились мнительным дамочкам, он всё равно проводил обряды очищения, на всякий случай. Это была спокойная работёнка, не вызывавшая никаких проблем, хотя он иногда чувствовал, что поступает нечестно. Впрочем, с бедняков он денег не брал никогда, а в остальных случаях люди платили просто за собственное спокойствие. Слушая обстоятельный рассказ очередной явно не бедствующей — судя по виду её кимоно и охраннику, замершему у двери с непробиваемой рожей — дамы, о том, что её мужа кто-то проклял, Рюдзи подумал, что это, наверное, теперь мода пошла такая: в любой непонятной ситуации приглашать оммёдзи. А вот когда оказалось, что действительно прокляли, подарив какую-то антикварную булавку для галстука, Рюдзи даже немного удивился. Пакостного духа, насылавшего тягостные мысли, вызывавшего подозрительность и дурное самочувствие он изгнал, даже не особо попортив булавку. Хотя поначалу подумал, что такие симптомы вызваны родом занятий супруга нанявшей его дамы, а также чрезмерным потреблением сакэ. Никаких приятных чувств к своему заказчику он не испытывал — грубый, явно привыкший ко всеобщему повиновению бандит, сначала решивший, что его дражайшая жёнушка под видом оммёдзи решила приволочь в дом любовника. Хотя это мнение он тут же изменил, стоило избавить его от воздействия булавки. Судя по тому, с каким облегчением вздохнули его подчинённые, усиленная ёкаем подозрительность успела натворить не мало дел. Правда, теперь он хотел знать, намерено ли ему подарили такую пакость или случайно и нет ли ещё чего проклятого в доме, так что Рюдзи пришлось там задержаться на несколько дней и снова вспоминать Нуру Рикуо. Потому что Нура-гуми, потому что дом был чем-то неуловимо похож, как и многие старые дома, потому что эти люди вели себя практически так же, как подчинённые Нуры. Чтобы узнать намерения дарителя, пришлось дождаться запланированной заранее встречи: не то собрания для подведения итогов какого-то совместного предприятия, не то просто вечеринки для своих. Рюдзи чувствовал себя неуместно, хотя и находился среди людей. Ему, в чьей обязанности защищать от ёкаев, должно было быть всё равно, хорошего человека спасать или плохого, но несмотря на более чем существенный гонорар, он сильно жалел, что вообще согласился. С самого утра его мучали недобрые предчувствия. Наниматель представлял ему каждого гостя, потом отводил в сторону и расспрашивал — а не желает ли этот тип ему зла, а не задумал ли чего… Рюдзи быстро надоело объяснять, что он мысли читать не умеет, у него другая специализация. Когда же очередь дошла до того самого умника, который подарил проклятую булавку, то и в этот раз Рюдзи не смог сказать ничего конкретного, кроме того, что он не удивился вполне благодушному настрою нанимателя. Если бы знал, что именно дарил, рассчитывал бы увидеть нервного и издёрганного. Скрутило Рюдзи, когда собрались уже почти все приглашённые. Ёки тяжёлой, обжигающе давящей волной заполнила всё помещение. Как на ногах-то устоял, сам не понял, а потом узнал эту силу, хотя за прошедшие годы она изрядно изменилась. Нура Рикуо — и что он забыл на этом сборище? А потом и самого Нуру разглядел — он как раз только вошёл в зал. Выглядел он как человек, вполне на свои двадцать пять. Всё те же дурацкие очки на пол-лица, встрёпанная шевелюра, да он даже одет был практически так же, как раньше: чёрное кимоно, накинутое на плечи хаори. — Нура? Какого хрена? — с трудом выдавил сквозь зубы Рюдзи. — Вы знакомы? — удивился его заказчик. — К моему глубокому сожалению, да, — вынужден был признать Рюдзи. Прикинул, какая причина выглядит достаточно подходящей, и добавил: — Он с моей младшей сестрой в одном классе учился, когда она возжелала самостоятельности и уехала в Канто. Нура его тоже заметил, а может быть, просто направился поприветствовать хозяина вечера, но направился прямо к ним, а люди расступались, явно даже не осознавая, что делают. — Доброго вечера, Имаи-кайчо, — сказал Нура, подойдя к ним, потом совершенно спокойно кивнул ему, явно не удивившись встрече: — Привет, Рюдзи, давно не виделись. А потом сила Нуры как будто свернулась, сжалась, скрутилась спиралью внутри него, и дышать стало легче. Не уж-то он ради него так расстарался? — Сколько не виделись, столько бы ещё не встречались, — недовольно буркнул Рюдзи. — Ну что вы, Рюдзи-сан, это невежливо! — тут же возмутился Имаи. — Нура-кумичо, я надеюсь, вы не обиделись на моего гостя? Нура на это только отмахнулся: — Ну что вы, это он ещё вежливо! Ничего страшного. В любом случае, я рад нашей встрече, сто лет никаких новостей из Киото не получал! Он действительно выглядел заинтересованным и Рюдзи это несколько удивило. Не из вежливости, ни к чему не обязывающий интерес, нет, Нура явно рассчитывал на подробный и обстоятельный рассказ, да и сам был не прочь поделиться новостями. Но Рюдзи, вообще-то, был на работе, поэтому не мог не поинтересоваться: — А эту фигню с булавкой не ты затеял? Кажется, Имаи от такой прямоты и наглости лишился дара речи. Наверняка он нарушил какие-то супер важные правила бандитского этикета, на которые Рюдзи чихать хотел, тем более в разговоре с Нурой. — Какая фигня, какая булавка? Или Нура был очень хорошим актёром, или действительно не имел к этой истории никакого отношения. Но почти сразу же Рюдзи почувствовал, что ёки, только что старательно загнанная в границы человеческого тела, снова раскрылась, мазнула по коже горячей волной, вытеснила пригодный для дыхания воздух, а потом также быстро вернулась обратно. — А, вот эта булавка? — спросил Нура, бесцеремонно вытаскивая её из шейного платка Имаи. Не знай его Рюдзи раньше, решил бы, что Нура позаимствовал наглость у него самого. — Так ты ведь уже убил! И ещё посмотрел с таким осуждением, будто Рюдзи сделал что-то плохое. — Убил бедное, маленькое, беспомощное существо, — теперь уже демонстративно причитал Нура. — Тебе не стыдно, Рюдзи? Хотя, о чём это я? Ты и стыд явно живёте на разных континентах! — Уж кто бы говорил! — огрызнулся Рюдзи. — В конце концов, я оммёдзи… — Оммёдзи — белое, ёкаи — чёрное, да, я помню, — фыркнул Нура, а потом добавил серьёзно: — Вот только ни при вечной тьме, ни при вечном свете жизни не будет. Ещё немного повертел булавку в пальцах и воткнул на место. — В любом случае — это не моё. Было. Теперь-то вообще просто вещь, ничего интересного. Развернулся и ушёл пообщаться с кем-то ещё. И только после этого Имаи обрёл дар речи. — Рюдзи-сан, да как вы… — Поверьте, лучше уж мы немного поспорим, чем разнесём здесь всё, выясняя отношения более привычным способом, — скривился Рюдзи. Очень хотелось добавить, что его долг, как оммёдзи, уничтожать всех ёкаев… А Нура Рикуо человеком не был никогда, как бы он ни предпочитал выглядеть в это время суток. И если смотреть на вопрос с такой точки зрения, то он должен попытаться избавить мир от Нуры, хотя Рюдзи прекрасно понимал, что это ему не под силу. Разве что пару лет специально готовиться и планировать. — Вот только драки мне здесь не хватало! — возмутился Имаи. — Держите себя в руках, здесь всё-таки серьёзные люди собрались! Рюдзи только кивнул, чтобы не усугублять, взял бокал вина с фуршетного стола и принялся высматривать дарителя проклятой булавки. Улучил момент, когда тот ни с кем не разговаривал, и подкатил к нему с вопросами. Мол, он интересуется антиквариатом, а Имаи-сан сказал, что та чудесная булавка ваш подарок, так, может быть, поделитесь, где достали такую красоту. Гость поделился с радостью — он-то как раз оказался увлекающимся коллекционером, и Рюдзи поддержать разговор смог только благодаря тому, что цукумогами становятся вещи никак не младше ста лет, так что с антиквариатом приходилось иметь дело довольно часто. Судя по всему, тот действительно не имел никакого понятия о том, что именно подарил. И ладно, Рюдзи честно рассказал о своих выводах заказчику и собирался уже покинуть вечеринку, и вообще, желательно, побыстрее свалить в другой город, пока ещё какой дряни не приключилось, но ему не дали. Нура его подкараулил, сунул в руки чашечку сакэ и действительно принялся расспрашивать о том «как поживает дом Кейкаин», именно в такой вот формулировке. Каково Юре в качестве главы? Как поживает Акифуса — не забудь передать ему мою благодарность за Нэнэкиримару. Слышно ли чего про Лисицу, которая больше не Лисица? И всё в таком духе. Демонстративная доброжелательность Нуры была непонятна и не совсем приятна, и надо было сразу его послать куда подальше, чтобы отстал со своей ерундой, но отчего-то не вышло. Так что стоял он, нехотя отвечал на вопросы и думал, как бы так от него отделаться, чтобы не привлечь ничьё внимание. — Ты какой-то странный сегодня, — выдал наконец Нура. Склонил голову к плечу движением, больше характерным для него-ночного. Рюдзи вообще обратил внимание, что за прошедшее время границы между его обликами размылись окончательно. Ёкай он всегда ёкай, как бы ни выглядел, но раньше он днём вёл себя и двигался иначе, чем ночью. Сейчас же разница если и была, то стала совсем незаметной. — В каком смысле «странный»? — Напряжённый, и на ёки мою отреагировал слишком уж сильно. Ты всегда был чувствителен к таким вещам, но не настолько же! — Давно не виделись, вот и забыли. Я — как на меня действует твоя ёки, ты — как меня от тебя мутит. Но такое объяснение Нура принимать не захотел, смотрел внимательно, так что Рюдзи совсем уж неуютно стало, он одним глотком прикончил остатки сакэ и усмехнулся. — Кажется, я понял! По тебе не скажешь, что мы заключали союз, а ведь тебе тогда полегчало. В Тооно тебя же не плющило? А там вся деревня — ёкай, не говоря уже о жителях. Может быть, в этом дело? — Тебе-то что до моих проблем? — огрызнулся Рюдзи, недовольный, что его так быстро раскусили. — Даже так? Прямо-таки «проблем»? Тогда уж точно я должен помочь! Хотя бы в благодарность за сломанные печати спирального замка. — Ты идиот или прикидываешься? — Я пока не определился, — честно сказал Нура. — Думаю, нужно ещё добавить, что я по тебе скучал. У меня, знаешь ли, не так много знакомых, которые могут себе позволить обозвать меня идиотом, а это весьма освежает. А тут ты, такой прекрасный в своей непрошибаемой уверенности в том, что я — редкостный придурок. Как не порадоваться? Так что давай, сейчас налью нам ещё сакэ и выпьем… — Не поможет, — с трудом выдавил Рюдзи. Идти и просить самому он бы никогда не стал, но неизвестно, когда они в следующий раз с Нурой пересекутся. Так что ещё лет семь, а то и все десять он вполне может получить. Понятное дело, что не бесплатно, но сейчас он готов был согласиться, что эта цена ему вполне по зубам. — Дело было не столько в факте союза, — продолжил он, отвернувшись. Смотреть на Нуру не хотелось совершенно. — А в твоей ёки. Что-то вроде прививки, благодаря которой выработался иммунитет. Сейчас последствия прошли полностью, и я стал реагировать острее, чем раньше. А ты стал сильнее, боюсь даже представить, что за чудовище из тебя выйдет лет через сто или двести. К счастью, я не доживу. — О, как интересно! Гораздо интересней, я бы сказал. Так в чём проблема? Пойдём, поищем отель. Для Нуры действительно проблемы не было — подойти попрощаться со всеми, с кем знаком, ухватить Рюдзи за локоть, поймать такси и потребовать отвести их «какой-нибудь отель, только чтобы не очень грязный». А Рюдзи сидел, скрежетал зубами и гадал, кто же его за язык тянул признаваться в том, что у него вообще что-то не в порядке? И только тогда до него наконец дошло, что именно он считал самым обидным в тогдашнем происшествии — то что Нуре было всё равно. Ему и в голову не приходило, что секс это не то, к чему люди, по крайней мере некоторые, относятся серьёзно. Для него секс не менял ничего и мало отличался от ритуального обмена чашами с сакэ — всего-то разницы, что обменяться сакадзуки можно только добровольно, а вот трахнуть кого-нибудь можно и не спрашивая разрешения. Вот и сейчас Нура не думал, что для Рюдзи сложившаяся тогда ситуация не была простой и лёгкой. Продолжал выспрашивать новости, что-то рассказывал сам, но Рюдзи его практически не слушал. Гораздо больше его волновало то, что ёки, которую Нура высвобождал неосознанно, даже пребывая в человеческом теле, было достаточно, чтобы вызвать у Рюдзи приступ удушья. Что же будет, когда он примет свой настоящий вид? Солнце уже практически зашло, так что ему ничего не помешает сменить облик. Отель оказался вполне сносным. Рюдзи, не желая показать обеспокоенности, плюхнулся на кровать и принялся стягивать одежду. Нура же совершенно спокойно искал смазку, перетряхивая ящики с крайне возмутительным содержимым. — Не думай, — вдруг сказал Нура. — Ты слишком напряжён, а лучше бы расслабиться и успокоиться. Так что не думай, лучше всего вообще ни о чём — не создавай самому себе лишних проблем. Легко сказать «не думай», а делать-то тогда что? Рюдзи раздражённо стянул бельё и улёгся на кровать, лицом вниз. Вот пусть что хочет, то и делает! Да и смотреть на него теперь было не нужно — ещё один очень существенный плюс. Нура разделся сам, сел рядом и выпустил ёки, медленно, действительно стараясь не навредить. Но её было столько, что находиться рядом для Рюдзи было совершенно невыносимо. Не удивительно, что те люди расступались перед ним — они не осознавали, что именно чувствовали, но ёки на них всё равно действовала. Нура положил ладонь ему на спину, как когда-то клал на грудь, и Рюдзи понял, что тот уже сменил облик — обжигающе-горячее прикосновение чуждой силы, будто иглы впились. — Не думай, — повторил Нура. — Ни о том, что ты чувствуешь, ни о том, что я делаю. Сейчас разум будет только мешать. Он провёл рукой вниз, вдоль позвоночника, сжал одну из ягодиц, провёл по внутренней стороне бедра, вынуждая раздвинуть ноги шире. Рюдзи лежал, вцепившись в подушку, и пытался сделать хотя бы один вдох. Он помнил, что если сопротивляться, будет хуже, но всё равно инстинктивно отгораживался от ёки. Нура повёл ладонью вверх — по другому бедру, снова по спине и до самой шеи, приподнял волосы, зарылся в них, обхватив пальцами затылок. Ёки тяжело давила, отдавалась пульсацией в висках. Нура наклонился к самому его уху и снова посоветовал не думать, а потом укусил. Совсем легонько сжал зубами ухо, потом провёл языком по шее, спустился к плечу. Если не думать, то что остаётся? Чувствовать? Разве что куском мяса, из которого готовят отбивную. Потому что ёки было гораздо больше, чем Рюдзи мог выдержать без вреда для себя. Правильные ли выводы он тогда сделал? Правильно ли поступил, соглашаясь на эту авантюру? Ах, да, его же просили не думать, как будто бы он так может! Но Рюдзи действительно старался ни о чём не думать. Особенно не думать о Нуре, навалившимся сверху, его горячих руках, жадном языке, безжалостной ёки. О подушке, которую тот затолкал ему под живот, чтобы приподнять бёдра, о скользких от смазки пальцах — одной рукой обхвативших его член, другой настойчиво растягивающих. Не думать, не анализировать, не делать выводов, не предполагать, что будет дальше. И тогда получится дышать — не очень глубоко, но хоть как-то. И вроде бы расслабился, но всё равно сжал зубами угол подушки, когда Нура вошёл. Потому что Рюдзи совершенно забыл, каково это, когда чужой член заполняет до самого предела и ещё чуть-чуть. И ёки с каждым толчком проникала в его тело всё глубже. Своей-то силы у Рюдзи мало, так, что-то на донышке плещется, а у Нуры ёки столько, что явно девать некуда, вот и казалось, как будто Рюдзи шарик, который старательно надувают насосом. Он чуть не рассмеялся от такого сравнения и понял, что ему уже почти нормально дышится, и ёки, конечно, сжимает со всех сторон, но уже не придавливает бетонной плитой. И то, что он кончил, пусть и с помощью чужой руки, уже не казалось таким уж странным. Рюдзи хотел было тут же выползти из кровати, вымыться и поехать куда-нибудь — неважно куда, лишь бы уехать, но Нура не пустил. Повернулся на бок, сгрёб в охапку, заставляя прижаться спиной к его груди и сказал: — Не торопись. Ты совсем вымотался, отдохни, дай ёки нормально усвоиться. Потом-то снова пропадёшь лет на десять небось. И Рюдзи почему-то не стал вырываться или ругаться, потому что Нура был прав — вымотался за день и теперь, пока пытался бороться с ёки. И пропасть на ближайшие лет десять действительно хотелось. Хотя куда ему вообще деваться — домой нельзя, пока не сойдут засосы на шее и плечах, которые ему щедро наставил Нура, да так, что Рюдзи всё ещё чувствовал, как саднит кожа. Потому что дома — Аяко, и вряд ли ей понравится… Хотя можно вполне честно рассказать ей, что именно снилось ему по ночам. И взять у Нуры номер телефона, чтобы не пришлось потом думать, как с ним связаться. Где-нибудь через полгода, а лучше год. За это время Рюдзи вполне сможет разобраться в себе.