Закройте окно

Три дня назад меня уволокли из кабинета главного врача в процедурную в смирительной рубашке. Давно её на меня не надевали. То был настоящий срыв. А всё – из-за распахнувшегося от порыва ветра окна. Сильный приступ накатил, сразу затемняя сознание. Последнее, что оно ухватило, будто со стороны, - это то, как моя рука схватила какую-то вазу со стола и швырнула её в другую, оставшуюся закрытой, оконную створку. А со звоном разбитого стекла вернулось прежнее, не напоминавшее о себе уже несколько месяцев безумие. Далее – мрак. Жутко представить, какие дозы медикаментов мне вкололи, сколько раз сквозь мозг пропустили ток, чтобы меня успокоить. Спасибо им. За то, что я действительно забылся и пару дней провёл, живя растительной жизнью. Но действие лекарств закончилось, оставив опустошённость в теле и гул в голове. И я вспоминаю. Моя любовь окрасилась в тёмные тона. Срывалась и часто делала тот известный шаг в сторону ненависти. Но она, как ни странно, не слабела, а лишь набирала силу,.. эгоизм и злость. Ты заставлял страдать меня, а я стал мучить тебя. Точнее, я добавлял тебе мучений. Порой – ненамеренно, порой – сознательно. Ты пытался потянуть меня за собой, а я постоянно, но ненадолго, вытаскивал твое тело из плена, в который ты дал себя захватить. Твоё тело. Да, только его, потому что твою душу я потерял сразу же, после первой твоей дозы. Я бесился, плакал, бил тебя, просил прощения, целовал и сжимал в объятиях до тех пор, пока ты не начинал задыхаться, снова целовал, но потом прекратил – стало больно. Я просто приходил и брал тебя с первобытной дикостью. Упивался твоим слабеющим телом. А пресытившись, откатывался в сторону, отворачивался, и иногда даже не было сил остановить тебя, когда ты, тихо поднявшись и одевшись, уходил из дома. Но часто бывали и дни, когда мы просто могли часами сидеть на полу у дивана молча, обнявшись. И так засыпали. А на утро могла разразиться буря, которая потом бы затянулась на несколько дней. Но в определённый момент ты чувствовал (я не понимаю, как), что можно тихо подойти ко мне, сесть и положить голову на моё плечо, и я отвечу такой же нежностью и буду так же спокоен. А потом – снова борьба. Я уже не мог переносить малейшие твои выходки. Ярко накрасишь лицо – через минуту оказываешься под ледяным душем, оденешься как шл*ха – мгновение спустя твои вульгарные шмотки изорваны мною в клочья. Мы даже прекратили ссориться, в чём-то упрекать друг друга. Неделями не разговаривали. Приветствием у нас могла быть сброшенная тобой на пол, под ноги, кружка, пощёчина, а прощанием – жёсткий секс. Но я не мог без тебя. Я всё же безумно любил. И часто, забывая, что ты накануне или несколько дней назад разнёс в истерике полквартиры, я бежал после работы сломя голову домой, а по дороге покупал твою любимую еду, вино, сладкое. И, поднимаясь в лифте, умолял себя не поддаваться порывам, настраивался на то, чтобы спокойно воспринять всё, что ждало меня за дверью. Так было и в тот день в конце недели необыкновенного затишья. Вот, я лечу домой. Ставлю пакеты на пол, быстро открываю дверь и шагаю за порог. И меня встречает этот звук – тихий шелест, а затем хлопок – удар оконной рамы о стену. Прохожу в кухню. - Ки, ты… Но тебя нет… уже. Теперь я сижу на полу у стены, залитой холодным лунным светом, подтянув колени к груди и мелко трясясь. Остекленевшим взглядом наблюдаю за кривляющимися на полу тенями деревьев, которые там, за окном, гнутся под ударами ураганного ветра. И ежеминутно вздрагиваю, когда мой чуткий слух улавливает стук оконной рамы, доносящийся откуда-то с первого этажа клиники. Я не могу больше ни о чём просить, только… Пожалуйста, закройте окно.

20 июля 2009 года