***
Ключ в замочной скважине предательски проскрежетал, а замок — клацнул, точно выстрел. Ксо, а она так хотела все провернуть по-тихому… Неуверенно, но все же где-то верила в крупицу призрачной надежды, что ее не дождались и уснули. Тогда бы ей не пришлось пояснять, почему у нее щека рассечена, волосы взлохмачены, а куртка разорвана в клочья — эти мерзкие пустые напали на нее еще в физическом теле. За что, собственно, и поплатились… Однако Ичиго пятой точкой чувствовала, что огребать сейчас черед настал именно для нее. Только теперь, переступив порог, в памяти всплыло сакральное слово «годовщина». И, судя по вкусным запахам, доносящимся с кухни, к ней приготовились основательно. Ксо! Ксо! Ксо!!! Ичиго готова была провалиться сквозь землю за то, что закрутилась и забыла о планах на сегодняшний вечер. То, что в их паре никто не страдал сантиментами — факт, но все же они собирались отпраздновать сей маленький юбилей типа романтичным ужином со всеми вытекающими отсюда последствиями… Шутка ли? Прошел уже целый год, как они, два абсолютно разных существа, вместе. Для них — это подвиг. Хотя сегодняшний праздник совпадал с еще одним — датой окончания войны с квинси. «Блииин… Дырявая голова…» — Ичиго свесила эту самую голову на грудь и стала неохотно стягивать с себя шарф и куртку: на предстоявшую «казнь» идти страшно не хотелось, но палач упорно дожидался ее. Она прекрасно слышала его реяцу. Негодующую. Буйную. Звериную. И страстную… У Куросаки закружилась голова, ноги сами собой подкосились и желудок свело сладкой болью вовсе не от голода, а от исступления. Она уткнулась носом в его пальто на вешалке… Дико желанный, любимый, родной, такой нужный аромат. В глазах расплылись радужные круги, сложившиеся в картину годичной давности. Плевать на победу над Яхве — от кошмарного высвобождения своей истинной симбиозной силы Куросаки готова была сойти с ума, и наверняка свихнулась бы, если бы не… Гриммджоу Джагерджак, бывший Секста Эспада, который не просто перекочевал из разряда ее противников в союзники, но в итоге спас ее… от самой себя. Вспоминать об этом до сих пор чудно. Когда Пантера схватил ее, ослабленную и опустошенную после боя с сильнейшим врагом, и по-хозяйски закинул на плечо, Ичиго ожидала всего чего угодно от этого дикого зверя, вплоть до немедленного начала вожделенного реванша, который, собственно, и привел арранкара в отряд временной синигами. Однако ничего такого не произошло. Гриммджоу, сбежавший в сонидо от остальных участников битвы, притащил свою «добычу» и по совместительству героя Общества душ в первый попавшийся лес и там уж впился ей в губы без каких-либо промедлений, пояснений и прелюдий. У Ичиго, выстоявшей до этого в десятке битв, но сраженной наповал одним-единственным поцелуем, напрочь вырубило мозг от подобной… сладкой атаки… Она до сих пор не могла найти причину случившегося меж ними эм-м… контакта. Но хорошо помнила, как самозабвенно целовала Гриммджоу в ответ, с каким желанием льнула к его горячей груди, как позволила ему добровольно уложить себя на лопатки в своеобразном поединке и с какой требовательностью вбирала его в себя каждой клеткой духовно-искалеченного тела. Это было истинное помешательство. Поступив в медицинский университет на психологию, позже Ичиго, проанализировав то свое безрассудство, склонялась назвать их связь следствием обычного выброса адреналина, не осевшим после победы над Яхве и квинси. Однако Гриммджоу упорно продолжал возражать ей и утверждал, что просто не смог возобладать над базовым инстинктом: для него не оказалось ничего сексуальнее, чем смотреть на нее, сражающуюся, со стороны. С того дня они вместе и в то же время сами по себе от остальных. По-прежнему синигами и арранкар, они оставались верными своей «работе»: временная синигами защищала родной город от пустых, а бывший эспадовец помогал нынешней королеве Уэко Мундо, но все маски спадали с их лиц за дверью съемной квартиры — только их квартиры, в которой они жили, любили и сражались друг с другом в постели ночи напролет.***
— Гриммджоу?.. — с опаской позвала любимого арранкара Ичиго. Немного приведя себя в порядок перед зеркалом в коридоре, она нерешительно просунула рыжую плохо-приглаженную макушку в спальню, откровенно ожидая незамедлительного запуска Гран Рей Серо себе в лоб, не меньше. Однако ее виду предстала совершенно иная, неожиданная картина, поразившая ее, возможно, даже больше. Ичиго так и замерла на пороге: Гриммджоу крутил и подбрасывал в ладони вовсе не шар голубого серо, а клубок красной шерсти, край нитки из которого он нервно грыз, оскаливая угрожающие клыки и весьма слышно скрипя зубами. Брови Ичиго непроизвольно взметнулись вверх, а вслед за ними — глаза, пробежавшиеся судорожным взглядом по спальне. На потолке, на стенах, по окнам и шкафам, под кроватью и на татами — бесчисленные метры пряжи были размотаны по всей комнате так, будто Гриммджоу, как здоровый шкодливый кот, прокатил несчастный моток где только мог, а теперь, порядком умаявшись от сей забавы, догрызал свою «жертву» зубами. Ичиго сглотнула: и почему сейчас, под взглядом его лютых глаз, она почувствовала себя на месте клубка? — Куррросаки!.. — начал было Гриммджоу, чтобы обматерить Ичиго, но намокшая расслоившаяся нитка приклеилась намертво к его языку. — Тьфу! Кха! Кхррр… — расплевался он. Не справившись, Джагерджак утробно зарычал и стал помогать себе пальцами, фыркая и злясь все больше и больше. Девушка бросила смешливый взгляд на временно отвлекшегося арранкара: помимо уморительной мины и детского поведения, на голове у него сейчас красовался ободок с голубыми кошачьими ушками, а сам он, совершенно лишенный одежд, катался поперек постели точно и впрямь огромная пантера. Ичиго потянуло рассмеяться, однако эту ее опрометчивую выходку вовремя пресек сердитый взгляд колючих очей. Гриммджоу запустил руку себе в волосы и психовано взъерошил и без того лохматую шевелюру, отбрасывая в сердцах дурацкий ободок. — Гриммджоу… — Ичиго бы извиниться, но смех вместе с выжиданием застрял в горле: желание изнутри совсем уж невыносимо зацарапало низ живота, и она принялась жадно поедать взглядом тело любовника сантиметр за сантиметром. Джагерджак хмыкнул с ехидцей: — Куррросаки, если ты так хочешь меня, могла бы хоть раз пройти мимо пустых и вспомнить, что дома тебя ждет личный арранкар. — Прости, — виновато улыбнулась та, — я честно пыта… Ичиго не успела и глазом моргнуть как была с силой вмята в стену сильной рукой, больно сошедшейся вокруг шеи. В принципе грубый секс для них не новость, яростное выражение лица Сексты — вообще норма, но сейчас его закипавший вид несколько напугал даже ее. — Гримм-джоу? Что ты… — Кссссссо, убью… — прошипел он угрожающе, заставляя глаза Ичиго полезть на лоб. — Уррррррою… — Вторая рука откинула нарочно напущенные на лицо рыжие волосы и немилосердно прошлась по старательно припрятанной под ними глубокой царапине на скуле. — К-кто? Кто посссмел?.. Разорррву… Ичиго осклабилась, улыбнулась с дикой радостью: черт, это по-прежнему приятно, когда он так бурно рвался защищать ее. Приложив палец к губам Гриммджоу, она шепнула лишь: — Уже. Все. Сделано… — И обняла своего вспыльчивого арранкара за шею, стараясь не поморщиться при нем от пробившей плечо боли. Наверняка, завтра там проступит внушительный синяк от того, что враги внезапно приложили ее о дерево, однако сегодня он не должен знать об этом. Ей не хотелось портить этот вечер и разыгравшийся настрой Пантеры… Нервно хмыкая и электризуясь всем телом, вплоть до кончиков волос, Гриммджоу все же выдал «фирменный оскал» и отпустил синигами: — Надеюсь, счет пустых пошел на десятки на сей раз? Ичиго широко улыбнулась, совершенно не испытывая стыда за проявившуюся в ней кровожадную натуру. Только не перед ним, Королем Пантер, — таким же безумным, диким, неистовым, что и она ныне. — Ты слишком хорошо меня знаешь. — Ичиго, зацепившись взглядом за кошачьи ушки на кровати и заметив все еще сдерживаемый в руках Гриммджоу клубок, подумала, что сегодняшний образ яростного Пантеры больше походил на котенка. Она не выдержала-таки и расхохоталась: — Но я смотрю, ты нашел чем занять себя, котик? Голубые глаза Гриммджоу вспыхнули нехорошими огоньками: он терпеть не мог, когда его так называли. Однако когда он злился, то лишь заводился сильнее, в особенности, если его злила эта женщина. А Куросаки даже не просто злила, она реально бесила его, доводила до одновременного безумия и вожделения всегда и везде одним лишь фактом своего существования. Зараза! — Куррросаки, — рыкнул он ей на ухо, прикусывая мочку и заставляя пробежать мгновенно дрожь по ее телу, — думаешь, я прощу, что ты все испортила?.. — Гриммджоу подошел вплотную, прижав Ичиго к стене, и дразняще потерся пахом о ее поджатый в сладострастных спазмах живот. Однако она лишь довольно хмыкнула в ответ, ощущая пульс и градус желания любимого арранкара всем телом, а не только животом. У Гриммджоу мгновенная реакция на нее и полное отсутствие тормозов. Ичиго порой достаточно было лишь вздохнуть томно или «случайно» приспустить шлейку майки на плече, как Пантера вставал «в стойку». Такой неуправляемый и открытый — Ичиго млела от его неприкрытых инстинктов, но в то же время не могла так просто сдаваться ему. Карамельные глаза ее чувственно расширились под стать возбужденным голубым, подернутым опасно-игривой дымкой. Ичиго слегка склонила голову набок и почти не нарочно отвела взгляд. — Вообще-то я хотела засесть за реферат: «Психология игр» на завтрашний семинар… — с нарочитой обязательностью подчеркнула Ичиго, однако уже через секунду сама потянулась к губам Гриммджоу, соблазнительно приоткрыв рот. — Не хочешь мне помочь? Пантера не заставил себя просить: с головой окунулся в клубничный поцелуй, доводящий его всегда до животного голода. Он скользнул губами вниз, бегло коснулся подбородка, а потом оставил дорожку из поцелуев, спускаясь по шее. Закинув длинные волосы рыжей назад, Гриммджоу медленно, до мурашек, провел шершавым языком по нежной коже Ичиго от ключицы до уха. Опалив горячим тяжелым дыханием, он томно прошептал своей исполнительной студентке: — Психология игр это, конечно, интересно, но лучше поиграй со мною, киса… Девушка и не заметила, как виток-другой красной нити взял да и опоясал ее талию, привязывая ту к торсу парня, пускай не плотно, но ощутимо. Эта связь обострила ощущения до максимума. Ичиго почувствовала пульсацию Гриммджоу кожей живота и потерялась в догадках, что же он задумал новенькое. А Пантера никогда и не таил желаний, о чем весьма красноречиво заговорило его тело. Он покосился вниз и расцвел шальной ухмылкой: лично ему прелюдии уже были ни к чему; резко дернул Ичиго на себя, впился тут же ей в губы и ловко накинул петлю пряжи цвета страсти на сей раз на них обоих. — М-м-м? — приподняла бровь заинтригованная Ичиго: игра обещала быть контактной. Гриммджоу лишь оскалился в ответ — как всегда, с толикой безумия, непредсказуемости и истинного животного магнетизма. Не отрывая ни на миг впивавшихся в душу глаз, он принялся поочередно опутывать витками пряжи то Ичиго, то себя. Разматывал клубок так неистово и обвязывал этими красными шерстяными путами так рьяно. Шеи, плечи, руки, талии, бедра, ноги — нити, будто серпантин на елках, украсили тела и связали их теснее, пуская по волокнам ток двух реяцу, взаимных чувств и обоюдных желаний. Сумасшедшее электрическое напряжение коконом окутало поверх связанного на двоих красного дырчатого «свитера», полураспущенного, свободного, сексуально оголяющего плечи и соединившего двумя концами одной этой нити мизинец Гриммджоу и мизинец Ичиго. Что за чудачества родились в этой шальной голубоволосой голове? Клубнично-сладких губ коснулся лукавый хитрый взгляд, от которого у Ичиго так и перехватывало дыхание. Она снова потеряла голову, каждый раз, будто в первый, утопая в голубых омутах напротив, которые утягивали ее на самое дно непреодолимой и необузданной силой, а Ичиго будто и не страшилась этого. Ей вовсе не хотелось выбираться наружу. Хотелось, наоборот, стать еще ближе, нырнуть в ту океанскую глубь, что разверзлась за глазами Гриммджоу, и никогда-никогда ни о чем не думать больше, кроме него, пропитавшего ее насквозь своим дыханием, запахом, жаром, мощью, жизнью… Пантера прекрасно знал, о чем думает рыжая синигами. Он испытывал то же самое чувство по отношению к ней. Пропадал под длинными черными ресницами, погружался в самую душу заклятого врага, ставшего одержимостью, и растворялся в его плену без остатка. Всегда. Но он требовал большего. Требовал вечности этой тюрьмы для себя, требовал привязать буквально эту вечно-занятую чертову человеческую девчонку хотя бы к своему телу, раз к душе не мог. — Ну, Куррросаки, теперь ты не сбежишь от меня… — совершенно не шутя, прошептал Джагерджак, теряя последние сказанные им звуки в ее подоспевшем поцелуе: конечно, она ничуть не возражала против этого. Оставить Пантеру — подобно самоубийству, причем обоюдному. Гриммджоу выпустит свое, только будучи мертвым. Ичиго же без него просто загнется от давления собственной силы, воспоминаний, кошмаров. Они изначально стали нуждаться друг в друге, быть может, с самой первой встречи. А позже становились такими похожими и зацикленными, что, казалось, и не существовало ничего до них, и после них ничего не будет тоже. Реванш, переросший в вечное сражение — сражение, что проводилось отныне в горизонтально-постельной плоскости; только здесь Ичиго нравилось проигрывать и даже больше. Ичиго хотелось проигрывать Гриммджоу. Ичиго только ему и могла позволить это, начиная с того безумного случая, случившегося год назад, и заканчивая… Нет, не заканчивая это делать никогда. Ичиго растворилась с улыбкой в воспоминаниях, и Гриммджоу привычно перехватил инициативу: она еще такая девчонка. Из лижущего поцелуя он перешел в более дерзкий, интенсивный, глубокий, ненасытный, терзая рот любимой Клубники напором, доставая языком чуть ли не до сердца и всасывая в себя ее всю без остатка. Ичиго отзывалась мгновенно — умопомрачительно-сладким стоном, вибрируя горлом, полным удовольствия, звучно причмокивая губами, кусая его в ответ так же огнеопасно, страстно, жадно, точно и она была рождена зверем. Рыжая, осмелев вконец, скользнула ладонями по бокам Гриммджоу, пробираясь ему на поясницу под красную паутину нитей. И как он представлял себе их шал в этих оковах? Загадка. Но ее пальцы уже оглаживали каждый позвонок, поднимаясь к лопаткам наверх и осторожно царапая кожу коготками. Это их условный знак — знак того, что она хочет и он волен творить с ней все, что пожелает… Пантера одобрительно мурлыкнул, лизнул в нос мельком и вновь с силой толкнул любимую синигами к стене. Поцеловав бегло, Гриммджоу, охваченный нетерпением, бесцеремонно дернул подол короткого, облегающего платья наверх и крепко стиснул половинки оголившихся ягодиц. — Фу, Гриммджоу, ты такой грубый, — деланно закатила глаза Ичиго, закусывая губу от удовольствия. — Да, я такой, — взялся он тут же зубами оттягивать вниз декольте платья. — А как же мой реферат? — поддразнила она его еще чуток. — Какое мне до этого дело? — гаркнул он, нервно стягивая пальцами вниз по бедрам ее трусики и вновь сдавливая ее до хруста костей. — У меня снова останутся синяки… — для приличия пожаловалась Ичиго. — Наденешь джинсы, — хмыкнул Гриммджоу, — нечего в своем университете вилять задницей в короткой юбке. — Ты ревнуешь? — расплылась в бессовестной улыбке рыжая. — Еще чего! — Арранкар теперь нарочно до синяков сжал ее ягодицы в своих лапищах и прорычал на ухо без обиняков: — Просто это все мое. — Его ладони, надавливающие и жадные, стали ощутимо скользить вверх по ней под сеткой из ниток, неторопливо охватывая каждый соблазнительный изгиб и бугорок желанного тела. Прогиб поясницы и упругий живот, узкая талия и покатые бока, налившаяся грудь и затвердевшие соски, острые ключицы и сильные плечи, гордая шея, округлившиеся от улыбки щеки, клубничные уста… Гриммджоу заключил лицо Ичиго в ладони, пальцем оттянул ее припухшую нижнюю губу, прошелся языком по верхней: — Это все мое, Куррросаки, запомни. Ты вся моя и только моя! — сверкнул он горящими глазами и рывком приложил ее спиной о стену, вновь прижимая собой и не давая даже воздуху проскользнуть меж ними. Пантера сжал тонкие запястья и, не уставая, с жадностью принялся, кусаясь, терзать страстными поцелуями свою сладкую Клубничку… — Животное… — прошептала та, задыхаясь от счастья быть полностью во власти его звериной любви. Поддев на шее любимого арранкара несколько мотков пряжи наподобие ошейника, она не без удовольствия тоже притянула Пантеру, добровольно оказавшегося как-то у нее на поводке. — Жи-вот-но-е… — протянула она у самых его губ, осязая кожей рост его опасного оскала. — Ты знала, за кого выходила, киссса… — клацнул зубами Пантера у ее уха и, с треском разорвав кое-где нитки на их телах, дернул Куросаки на руки и тут же рывком насадил ее до конца. Успевшая ухватиться за него, Ичиго обессилено запрокинула голову назад, чувствуя как по всему телу пронеслось цунами мурашек. Еще минуту назад она чувствовала себя цельной, а сейчас терялась, распадалась на атомы: тело попросту отказало, пронзенное током яркого наслаждения до самых пальчиков. Из глаз скатились слезинки — голубоволосая любимая сволочь ни капельки ее не щадила, забывалась вечно, состязаться даже в сексе не уставала. — Гриммджоу… т-ты… ско-тина, — прохрипела Ичиго, обнимая его за шею и наперекор грубости Пантеры стала целовать нежно, ласкаясь языком, ластясь томным сбившимся дыханием, нежа его собой, только с ним хотевшей и позволявшей себе быть мягкой, слабой, уступчивой… — Куррросаки, заррраза, — укусил ее за шею Джагерджак: его терять себя заставляла как раз эта проявлявшаяся в ней вдруг женственность. Ну как он мог теперь так бешено бесчинствовать с любимой? Гриммджоу фыркнул: сердито или с удовольствием, может, — Ичиго и до сей поры не научилась различать в нем весь спектр эмоций. Кто там говорил, что арранкары бесчувственны? Ей точно какой-то бракованный достался. Но она любила его такого еще больше, прямо до беспамятства. — Гриммджоу, я люблю тебя, слышишь… Шерстяные нити стали врезаться в их тела все сильнее от постепенно напрягавшихся мышц, но опутанная ими парочка и впрямь чувствовала в этом какую-то дополнительную магию. Окольцованные спонтанно и невесть зачем, сейчас их связывала куда более видимая связь, хотя на самом деле они были соединены задолго до рождения друг друга. — Куррросаки, мы вместе навсегда! Ты никуда от меня не денешься! Пантера все равно торжествовал: пускай и слышал регулярный треск разорванных пут у себя на спине, но он ликовал — быть еще ближе с ней и к ней тоже, это круто. Он двигался упоенно, синхронно, языком во рту вторя такту толчков внутри горячей, потекшей соками, обожаемой им Клубнички. Она никогда не перестанет возбуждать его: такая разная, неповторимая, неподдающаяся ни на йоту, но податливая в такие особые минуты. Обжигающая вплоть до кончиков длинных рыжих волос, она плавилась так одурительно под его пальцами и в его объятиях, что он, король, просто терял голову и не жалел об этом. Ароматная. Жаркая. Тесная. Его. И ничья больше. Гриммджоу льстил вовсе не тот факт, что самый сильный синигами был связан с ним навечно; его королевскому самолюбию ужасно подмасливало то, что единственное существо, оставившее шрам на все его тело, принадлежало ему по собственной воле. И плевать на эти чертовы нити. Давно забыв о них, он, как всегда, зарывался сам поглубже носом в ее спутанную огненную гриву, плыл сам от источаемых ее телом феромонов и… вдалбливался исключительно по собственной воле в нее на полную катушку, не желая разъединяться ни на миг. — Гриммджоу, Гриммджоу, Гриммджоу… — билась в очередном экстазе Ичиго, кусая кожу на его плече. Он частил, углублялся и дергал ее на себя, так пронизывал ее прямо до самого сердца, расплывался вулканической лавой… — Гриммджоу, постой… Постой… Еще… Конечно, еще. Ичиго всегда включала на максимум их отношения и вечно упиралась развязке. Гриммджоу довольно хмыкал, старался замирать на какое-то время, переключаясь на жар ее рта, на уже не особо впечатляющие ласки ее разгорячившейся страстью кожи, но в итоге… гнался к финишу все равно: лучше быстрее, но чаще — девиз бессонных фееричных ночей, давно ставших неотъемлемой частью их совместной жизни. — Все, Куррросаки, я больше не могу! — Гриммджоу, разорвав нити на своих плечах, опустил Ичиго на пол, уперся руками в стену и принялся неистово вгоняться до края. Он будто скользил, будто и не чувствовал вокруг притиснутых друг к другу их талий нитей. Пластичный, грациозный, крадущийся пантера. Сильный, дикий, неподвластный. Он урчал довольно, сходя на сексуально-бархатные хрипы просто над ее ухом, то кусая, то целуя ее мокрую шею, растворяясь в дурманящем запахе ее волос. Его глаза многое теряли, но он все равно видел в голове, как Ичиго в оргазме тоже выгибалась кошкой. Закатывала восторженные глаза, так сексуально кусала губы, что доводила этим его до эйфории. Эмоциональный оргазм от разрумянившегося личика Клубнички случался с Пантерой быстрее, чем реальный, который просто разрывал его кожу на полоски под стать тем отметинам, которые оставляли на спине ее острые до ужаса коготки… — Куррросаки, Куррросаки, Куррросаки… — Джагерджак обхватил ее шею пальцами и притянул ее ладонь к своей: удушье изнутри и снаружи, сдавленные крики, мурлыкающие хрипы и глаза, таки огромные и широченно-распахнутые, будто готовые взорваться от восхитительного вида напротив. — Аааах!!! Ммм… — Ичиго в порыве будоражащего сознание восторга вцепилась обеими руками в колючие голубые волосы на затылке. — Арррррргх… — поддаваясь ей, запрокидывая голову назад, простонал Гриммджоу, блаженно жмурясь от удовольствия. Обхватив Куросаки за плечи, он на автомате сделал шаг-второй назад и завалился с нею на кровать, дообрывая те уцелевшие нити, что остались еще на их телах. Вот это он понимал, тесный контакт. Понемногу успокаиваясь в объятиях друг друга, они долгое время не говорили ни о чем — просто лыбились, по привычке, как пара ненормальных. Гриммджоу монотонно потирал тыльной стороной ее полыхавшую щеку. Ичиго перебирала волосок за волоском в его непослушной взлохмаченной челке. Эти минуты временного затишья приносили им не меньшее удовольствие, чем бурный секс и прелюдии, больше походившие на состязания «кто кого?» Куросаки скользнула взглядом по покрасневшей шее арранкара под вишнево-красными шерстяными нитками и усмехнулась снисходительно: — Знаешь, я вообще-то планировала связать тебе на зиму из них шарф… — Да? — растянулся в улыбке польщенный Джагерджак, но как всегда лишь огрызнулся в ответ: — Я терпеть не могу красный цвет. — Хорошо, а как насчет синего? — Ичиго прошлась пальчиками по груди Гриммджоу, игриво щекоча его кожу и требуя добавки праздничного «угощения». — Как насчет синего шарфа и синего клубка? — Хех, и когда ты вязать собираешься, двоечница? У тебя хвостов уже выше крыши! — поерничал он, но тут же повалил нерадивую студентку на спину и навис сверху, став бережно освобождать ее от остатков ниток и целуя красные следы на коже, оставленные ими. — Ничего страшного, — сладостно потянулась Клубничка в его руках и пригладила Пантеру по плечам, — зато у меня лучшие отметки по практике. И я уже знаю, о каком типе игр буду рассказывать на завтрашнем семинаре. — Вот как? — Гриммджоу лизнул Ичиго в нос и скользнул рукой по ее телу вниз. — Тогда нам нужно закрепить пройденный материал, верно? — Он потянулся за ободком с кошачьими ушками, валявшемся на постели, и нацепил его на голову любимой рыжей синигами. — Ну, так что, поиграешь со мной снова, киссса? — Муррр-муррр-муррр, — соблазнительно промурлыкала Ичиго и с удовольствием притянула Гриммджоу к себе, царапая его за спину: практика с игривым Пантерой оказалась куда занятнее, чем скучный реферат. Кто же от такой игры откажется?