hollywood whore

Мужчина медленно обходит свалку возле подворотни, состоящую из пустых и наполовину разбитых бутылок с алкоголем, пестрых этикеток, страз, смешанных с чем-то, что источало тошнотворный запах, шприцов различных размеров и нескольких ложек. Картина вызывала лишь сожаление и отвращение, разливающиеся по всему телу неприятной липкостью, ровно как и тот смрад по легким. Дабы заглушить все чувства и ощущения, он достает из кармана кожаной куртки зажигалку и пачку дешевых ментоловых сигарет, купленных в каком-то богом забытом мотеле в пригороде, а затем делает две первых затяжки, желая чувствовать сейчас лишь этот дым. Шэддикс продолжает осматривать остатки одной из столь привычных и гламурных вечеринок так называемых «детей Голливуда», до костей проникшихся всей темой шоу-бизнеса. Они довольны своим якобы устоявшимся положением в обществе, являясь главной американской мечтой и образцами для подражания. Как правило, самых слабых из таких рано или поздно находят в туалетах клубов или в похожих подворотнях, распластавшихся на полу без чувств собственного достоинства и сил устраивать столь громкие полюбившиеся сцены. — И ты здесь, — мужчина усмехается, видя фигуру девушки, лежащей на мокром асфальте и окруженной всем, что могло привести ее к такому состоянию. Он, потушив сигарету, откидывает ее в кучу, состоящую из самых дорогих окурков, ведь только деньги могут показать человеческую внутреннюю индивидуальность. — От тебя несет за версту. — Это «Прада», ублюдок, — еле пробормотала она, всхлипнув разбитым носом, из которого текла небольшая струя крови, перемешиваясь с остатками кокаина, который, судя по всему, стал главной причиной конфликта. — Еще побей меня. Конечно, если встать сможешь, — он криво, но с небольшим сожалением улыбается и смотрит на нее, присев на корточки. Мужчина оглядел ее испачканную в грязи белоснежную одежду, спутанные волосы и порванную по швам юбку. — Твоя вечеринка закончилась пятнадцать минут назад. Здесь нет ни камер, ни людей. Никого и ничего, кроме всего этого дерьма, которое оставили твои друзья, и прямо сейчас ты плаваешь во всем этом. И, возможно, ты скоро сдохнешь в нем, потому что от кокаина тебя скоро накроет. — Помоги мне встать. — невнятно бубнит она, царапая асфальт длинными накрашенными ногтями. — Ты знаешь, что шлюхам не помогают? — он небрежно повернул ее лицо к себе. — Так вот, ты уже даже не шлюха, ты лишь биологический мусор, который скоро будет уничтожен благодаря естественному отбору, — Джекоби наконец выпрямляется, брезгливо вытирая руки о салфетку. Карие глаза, ярко накрашенные всем, что только было в ее косметичке, наконец открываются и с тем же стеклянным отвращением смотрят на мужчину, стоящего рядом. Она требует помощи, не просит и не умоляет; лишь требует, считая, что это обязанность каждого — помочь ей встать, подняться по лестнице или снять дорогую шубу, ведь этом мире нет смысла унижаться перед другой, низшей частью жизни, которая должна лишь смотреть на нее и брать в пример каждое движение. — Я оставлю тебя здесь, — Джекоби обходит ее стороной, сжимая в ладони пачку сигарет. — Так же, как ты меня когда-то. Он последний раз смотрит на бесчувственную фигуру, распластавшуюся на холодном мокром асфальте; в памяти всплывают смутные отрывки воспоминаний прошедших вечеров, когда все это еще можно было остановить. Затем, устало усмехнувшись и зевнув, брюнет разворачивается и идет в своем прежнем направлении, зная наперед заголовки завтрашних новостей.