***
Когда им по пятнадцать, Цукишима понимает, что обрадуется, если друг героя станет его подружкой. Проще говоря — в первый раз дрочит, представляя себе не какую-нибудь абстрактную девушку постарше, с мягкими губами и волосами до пола, а Ямагучи. Мысли о том, как его веснушчатые щеки алеют, когда он смущенно поднимает глаза и говорит: «Цукки, ты мне нравишься», хватает для того, чтоб кончить. Постепенно его фантазии обрастают деталями: он буквально видит, как Ямагучи широко раскрывает глаза, когда Цукишима целует его. Как непослушная прядь волос прилипает ко лбу от пота. Как он шепчет: «Цукки, Цукки», пока хватается за его плечи, потому что руки Цукишимы скользят ниже. Обычно где-то на этом моменте он и просыпается, ни разу не доводя дело до конца даже во сне. Ему стыдно и неудобно, и совершенно не хочется говорить об этом с Ямагучи, потому что страшно даже представить реакцию: Ямагучи в его голове бледнеет, закрывает лицо руками и говорит: «Цукки, ты совсем с ума сошел?». И придется признаваться, что да, совсем. Поэтому он ничего не говорит — и понемногу отдаляется от Ямагучи: больше язвит и категорически не остается на ночь. Тот, кажется, немного расстроен, но они все еще ходят вместе из школы, иногда в торговый центр, играют в волейбол и периодически делают домашнее задание у Ямагучи, и формально все хорошо. Цукишима считает, что так будет лучше для всех.***
Когда им шестнадцать и они переходят в старшую школу, сначала все идет отлично: они попадают в разные классы, но их все еще объединяет волейбол. Благо волейбольный клуб Карасуно намного сильнее их предыдущей команды, и даже для Цукишимы тренировки становятся интересными, несмотря на окружающих их идиотов, а может, и благодаря им. Они с Ямагучи не могут удержаться от подколок — чаще, конечно, издевается Цукишима, но приятно, когда кто-то понимает и разделяет твой сарказм. Он очень старательно контролирует себя, чтоб не выдать, как ему нравится видеть Ямагучи в шортах, но, в конце концов, он действительно любит проводить с ним время, так что Цукишима старается задвинуть ненужные мысли и просто наслаждаться. Ходить в комбини по дороге из школы. Шататься по магазинам, выбирать диски и книги. Играть в волейбол. А через несколько месяцев с Ямагучи начинает твориться что-то странное. Он больше не зовет его ни в игровой центр, ни в любимую лапшичную, и его «Цукки!» звучат все реже, будто Ямагучи кто-то приглушил. «Он понурый», — думает Цукишима, когда на тренировке Ямагучи не попадает по мячу не первый раз за день. «Он не был таким неаккуратным раньше», — когда Ямагучи, извиняясь за опоздание, объясняет, что случайно вылил чай на свою рубашку, поэтому придется идти в волейбольной майке, ха-ха, Цукки, бывает же, да? — Да что с тобой? — бросает он, когда Ямагучи запинается по дороге: его ботинки будто расцарапал кот — только Цукишима знает, что у Ямагучи нет кота. — Ничего, все нормально, — быстро отвечает Ямагучи и принужденно улыбается, — прости, Цукки! Он вообще слишком много и старательно улыбается в его присутствии, Цукишима достаточно наблюдателен, чтобы это заметить. С другой стороны, Цукишима знает, что с языка Ямагучи это можно перевести как: «Прости, Цукки, но я ничего тебе пока не расскажу». Поэтому он ждет — в конце концов, Ямагучи всегда раскалывался. Но события разворачиваются куда быстрее.***
— Ц-Цукишима-кун! — зовет его Ячи после очередной тренировки. Цукишима невольно думает, что она напоминает ему женскую версию Ямагучи. Только женская версия ему не нужна, а с мужской в последнее время проблемы в коммуникации. — Цукишима-кун, ты… — она старательно не смотрит на него, видно, что ей все еще неудобно с ним говорить. Он вздыхает и присаживается на стул рядом — если уж Ячи позвала его, значит, дело действительно серьезное: — Что случилось? Ячи наконец-то смотрит ему прямо в глаза и отчаянно выпаливает: — Похоже, над Ямагучи-куном издеваются! Приехали. — Я подумала, что раз вы близкие друзья, значит, ты можешь что-нибудь сделать… — Что значит «издеваются»? — перебивает он ее. Мысли в голове крутятся как сумасшедшие: как издеваются, кто издевается, Ямагучи, это правда, Ямагучи, почему ты молчал? — Я случайно увидела, — Ячи прикусывает губу и рассказывает, — как мальчики из его класса кинули в него тряпкой, а когда попыталась с ним поговорить, он сказал, что все в порядке. Потом еще заходила как-то в тот класс, а его бенто ел Сайто, их староста, я узнала коробочку, мы как-то обсуждали, что у нас почти одинаковые. А еще у него форма очень застиранная! Последнее предложение он не понял. — И что? — Ну как что, — сбивается Ячи, — она не пачкается так быстро, мы же с Киёко-сан проверяли ткань, видимо, ему приходится часто ее стирать… Тоже мне, наблюдатель, герой на страже города. — Думаешь, кто-то специально? — Угу, — она кивает головой и грустно и тихо добавляет: — В моей прежней школе тоже девочку травили, в соседнем классе. Постоянно то чернила выливали на юбку, то обед отнимали, то на парте писали… разное. А она просто необщительная была… Цукишима с ужасом понимает, что она вот-вот заплачет, но Ячи сдерживается — только вытирает несколько слезинок, поднимает глаза и просит: — Ты, пожалуйста, выясни! — Хорошо, — обещает он ей деревянными губами. Когда они расходятся, Цукишиме кажется, что на его плечи упала гора Фудзи.***
Разговоры по душам — совсем не его конек, но он предпринимает попытку поговорить с Ямагучи на следующий день, когда у них нет тренировки. — Слушай, — начинает он сразу, как встречает Ямагучи у школьных ворот, и тот смотрит удивленно, не успев даже открыть рот для своего вечного «Цукки!». — У тебя в последнее время все в порядке? — Ну, разве что скоро тест по математике… — Да я о другом! — Цукишима начинает злиться. Почему нельзя просто рассказать? — Прости, Цукки, я совершенно не понимаю, о чем ты. Я не жаловался вроде ни на что… А, разве что недавно на тренировке поскользнулся неудачно! Ободрал колено, — он смущенно улыбается, будто извиняясь за свою неловкость, — но это ерунда, правда. Только Ячи-сан хлопот доставил. Ты никогда не жалуешься, думает про себя Цукишима, ты признаешь, что ты слабый, но никогда не жалуешься. Ни когда падаешь. Ни когда проигрываешь. Ты не жалеешь себя. — Когда ты успел стать таким неловким? — язвительно отвечает он. Ямагучи тихо говорит: — Я всегда им был, Цукки, ну ты чего. Действительно, чего ты. Кому, как тебе, не знать. — Идем, — он отворачивается, понимая, что из Ямагучи сейчас ничего не вытянуть и миссия провалена. Ямагучи молча идет рядом несколько метров, а потом сипло, будто у него болит горло, начинает рассказывать про Танаку-сана, который чуть не подрался с автоматом, потому что никак не мог получить свой сок.***
А через пару дней неизбежное настигает его там же, где и героев половины плохого кино — в туалете. Перерыв между занятиями и тренировкой довольно большой, так что почти все успели разойтись либо по домам, либо по своим клубам, но после него, судя по топоту, заходит компания из нескольких человек. Он лениво думает, что парни порой хуже девчонок: те хотя бы ходят по двое, а не всей толпой. Он уже собирается выйти из кабинки, когда слышит голос Ямагучи: — Простите, но этого не будет. И замирает перед тонкой дверцей. — Жесть, — отвечает ему незнакомый голос, — ты все еще не врубаешься, что ли? Сайто нужен новый мобильник, он не может пользоваться таким же, как у такого говнюка, как ты. Гони деньги, давай. — У меня нет столько, — обреченно говорит Ямагучи, — и даже если бы были, я бы не стал отдавать их вам. И вообще, вам столько времени хватало мелких унижений и списанной домашки. — Слышь ты… — голос принимает угрожающую интонацию, но тут его останавливает другой: — Достаточно, Такеру. Думаю, Ямагучи-кун и сам все понимает? И вот этот голос Цукишима узнает — тот самый староста класса, Сайто. Он звучит мягко — и очень противно. — Ты же не хочешь, чтоб все узнали о твоем секрете, а, Ямагучи-кун? Особенно твой дружок Цукишима. Так у Ямагучи есть еще какой-то секрет, кроме этих издевательств? Сайто продолжает: — Поверь, два мана — это небольшая цена за то, чтоб никто ничего не сказал. Ты же представляешь, какой для него будет удар? Узнать, что его лучший друг — педик. Что? Сайто повторяет, будто нарочно растягивая гласные: «Пе-е-е-едик». Шайка вокруг смеется. Цукишиме совсем не смешно. — Ну, чего застыл? — торопит Ямагучи с ответом еще один голос, и со всех сторон раздается: «Педик, еще и тормоз!», «Чтоб послезавтра деньги были у нас!», «Лузер», «Лузер», «Лу-у-у-узер». Голос Ямагучи звучит тихо, но твердо: — Я вам ничего не дам. Это всё. Бенто, конспекты, форма — мне не жалко, но это уже переходит границы. — Какие еще границы, — ржет Такеру, и Цукишиме застилает глаза красным от ярости. — Очень жаль, Ямагучи-кун, — так же мягко говорит Сайто и тут же резко приказывает: — Ну-ка окуните его! В унитазе ему самое место. Бамс. Цукишима распахивает дверцу кабинки так резко, что она чудом не вылетает из петель. Ямагучи еле слышно выдыхает: «Цукки». Его глаза огромные, как у загнанного оленя. Их четверо: двое держат Ямагучи, один — видимо, тот самый Такеру — застыл, пытаясь, кажется, ухватить его за волосы, последний — староста — в изумлении открыл рот. Их больше, но Цукишима все еще выше. И злее, чем когда-либо. — Либо вы отпускаете его, — шаг вперед, — и не приближаетесь к нему ближе, чем на метр, — еще один шаг — кулаками тут не поможешь, думай, думай! — либо вашим родителям придется объясняться за вас перед всей администрацией. — Ой ли, — Сайто пятится назад, но продолжает делать вид, будто все под контролем. — Его родителям тоже будет несладко, знаешь ли, если все вскроется. Будешь так же защищать своего голубого дружка? А может, ты сам голубой, а? — Может, и голубой, — тянет Цукишима, и Ямагучи тихо ахает, — но за гомосексуализм никто не накажет. А вот за травлю, — он с удовольствием использует преимущества роста, нависая над ним, — ты же знаешь, что бывает за травлю, верно? Плакал твой Тодай, тебя даже в Тохоку не возьмут, если это будет в личном деле. Сайто смотрит на него исподлобья — и бросается бежать. Двое, державшие Ямагучи, бросаются за ним, только Такеру вновь заносит кулак для удара, но тут Ямагучи словно отмирает — и коротко и резко бьет его под дых. — Сука, — шипит Такеру, — ну и хрен с тобой! И сбегает за остальными. — Пошли, — резко говорит Цукишима, хватает Ямагучи за руку, и они вываливаются из туалета. Цукишима шагает быстро и очень сосредоточенно смотрит вперед, пока они не доходят до запертого спортзала. Почему-то кажется, что это идеальное место, чтобы поговорить, только говорить получается плохо. Хочется орать, почему он не умеет этого делать? — Что это было, — спрашивает он ледяным тоном. — Мои одноклассники, — тихо отвечает Ямагучи. — Одноклассники, — повторяет Цукишима. — Потрясающе. — Прости, Цукки, я… Его снова накрывает злость. — «Прости, Цукки!»? — ядовито выплевывает он. — Нет уж, хватит с меня твоих «Цукки», твоих оправданий и прочего! Ямагучи кажется очень растерянным: — Да послушай! — Нет, — Цукишима опирается на стену и закрывает глаза. — Нет, это ты меня послушай. Я полгода слушал, как с тобой все в порядке. Они молчат. После долгой паузы Цукишима просто спрашивает: — Почему ты мне ничего не сказал? Ямагучи смотрит в пол. — Они бы и тебя в это втянули. Началось-то все с тетради, я… я конспекты перепутал. Попросили списать историю, а я им дал математику. А там почти везде, — он очень виновато произносит, — сердечки с твоим именем. Ну, они и догадались. Я как девчонка, да? — Нет, — Цукишима трет лицо руками, — это нормально, когда ты, ну… Слово «влюблен» повисает между ними. Ямагучи пожимает плечами и наконец-то расслабляется. — Ладно, — после паузы говорит Цукишима, — ладно, ты не хотел называть причину. Но почему ты мне вообще ничего про это не сказал? — Но сначала-то они почти ничего не делали. Так, пришлось сделать за них домашку пару раз, потом парту исписали, еще несколько раз воду опрокинули… Ямагучи перечисляет все это таким будничным тоном, что Цукишиме снова хочется заорать что-то вроде: «Какой же ты идиот!» Но он не орет. Скорее, устало говорит: — Идиот. И Ямагучи соглашается: — Еще какой. А потом добавляет: — Да это ерунда, Цукки, если бы они не стали денег требовать, я бы справился. У Цукишимы болит горло, ничем другим он этот спазм объяснить не может. Не детскими же дурацкими воспоминаниями, которые заставляют спросить: — А как же позвать героя на помощь? — Ну, — Ямагучи краснеет и улыбается, — герой сам меня нашел. И спас. Правда, он быстро хмурится: — На самом деле, я уже решил, что если все повторится, пойду к Иватэ-сэнсэй, которая нас курирует. Или к завучу. А наверняка повторится, она переживать, правда, будет, но… Он кивает головой, словно в такт каким-то своим мыслям. — Кажется, я готов. Цукишима представляет себе, каким ударом это станет для пожилой учительницы по математике, поэтому поправляет очки и говорит: — Пойдем вместе. Ямагучи смотрит на него с изумлением. — Но, Цукки… — Знаю, — перебивает он. Он действительно знает, какой скандал, скорее всего, поднимется, но в данный момент ему совершенно не по-японски наплевать. — Сказал же, я иду с тобой. — Хорошо, — смиренно говорит Ямагучи, — как хочешь, Цукки. Гора Фудзи наконец-то падает с его плеч. Словно в подтверждение своих слов он берет Ямагучи за руку, и тот улыбается. Он краем глаза отмечает: улыбка Ямагучи широкая, открытая, спина прямая, а движения плавные, но четкие. — Знаешь, Цукки, — щеки Ямагучи алеют, совсем как в фантазиях Цукишимы, но голос звучит твердо. Как у человека, который решил ни за что не отступать. — Как бы то ни было, ты мне правда очень нравишься. И кого ты хотел спасти, Цукишима Кей? Когда они дойдут до дома, думает он, нужно сказать Ямагучи, что он ему тоже очень нравится. И что это Ямагучи настоящий герой. А сам он так… Друг героя.