Антиутопия

Коронованный Клоун. Нет. Не Клоун. Больше не Клоун - Король. Мальчишка сидит в кресле, словно на троне: сильный, властный, жестокий. Но не Неа. Аллен. Расслабленный, с опущенной головой, на первый взгляд, словно кукла. Но стоит только посмотреть ему в глаза, и это сравнение сразу исчезает, и кажется, что кукла - это ты. Кросс подходит к нему и опускается на колени. Как и все, кто находится в зале. Не как все: ведь ему позволено больше. Слишком больше, даже для приближенного. Кросс отпускает руку Аллена и встает по правую руку от него, осматривая помещение: сотни людей, сидя на коленях, опустив головы к земле, воздают мальчишке хвалебные. Молятся ему. Просят его благословления. Или простого взгляда, обращенного только на них. А его друзья, стоящие около стен…нет, они не лучше, только, может немного меньше идолопоклонничества в глазах. Мариан рассматривает своего ученика так, словно видит его впервые за долгое время, хотя последний раз они встречались сегодняшним утром: маленький, хрупкий. Тонкие кости, обтянутые бледной кожей. Длинные, отросшие ниже лопаток волосы, челка закрывающая лоб. Тонкая белая сорочка, одетая на Аллене, мешком свисала с его худых плеч. Однако, не закрывала голени и, совсем чуть-чуть, открывала кисти рук. Кросс скривил губы в усмешке: стигматы. Святые раны, только пятого не хватает. Аллен поднял руку, рассматривая рану, поддернутую корочкой засохшей крови. - Время, - коротко бросил он, поглядывая на учителя. Кросс кивнул, протягивая мальчишке ладонь, чтобы он смог на нее опереться. - Не желаешь, речь произнести? - ухмыльнулся мужчина. - Все собравшиеся будут только рады. - Нет, - Уолкер покачал головой. - Мне больно. - Ты о чем? - рыжеволосый удивленно приподнял бровь, но мальчишка промолчал в ответ. Аллен поднялся на ноги, опираясь на учителя, и люди, все как один, мгновенно поднялись на ноги, отступая, освобождая проход к выходу. И пока экзорцисты направлялись к выходу, все те, кто стоял у края, тянули руки к ним, стараясь ухватить за край одежды. Дотронуться. А когда какая-то старуха, схватила его за руку, Аллен дернулся, рефлекторно отталкивая ее от себя, прижимаясь к маршалу, уткнувшись лицом в его одежду и не видя, как толпа накинулась на эту женщину, раздирая ее на части. - Мне страшно. Учитель, пожалуйста, быстрее. Я не могу здесь больше находиться. - Но ты, же сказал, что у тебя ноги болят. - Не правда. Я такого не говорил. - Ну, а что тогда? - Не допытывайтесь, учитель. Ничего страшного не произошло, просто… просто… я… Пара вышла из здания ратуши и отправилась к Храму-церкви, стоящему в центральной части города. - Печальное зрелище, - прошептал через какое-то время Кросс, оглядывая улицы: поведение окружающих ничем не отличалось от тех, кто был ратуше. - Panem et circenses. Хотя этим людям нужно только зрелище. - Только вот это наша вина, - возразил ему Аллен. - О чем ты, глупый ученик. - Вы меня так уже давно не называли, - юноша улыбнулся. - Это так… ностальгично. Скрытая война, как бы ни старались ее скрыть, все равно становиться явной: слишком много жертв, слишком много разрушений. Ватикан тонет в массах паломников, устремленных в центр веры. В Ватикане ищут спасение. Ватикан не может этого спасения дать. Папа словно обезумел. Он и его кардинал раз за разом выдают убийственные приказы: они пытаются спасти мир, но все выходит… как всегда. Люди гибнут. А с ними гибнет и вера. Проклятья сыплются вперемешку с молитвами. Людям нужен герой. Нужен тот, кто будет их вести. Людям нужно сердце. И «Сердце». Когда Кросс слышит решение Совета, ему кажется, что у него начались проблемы со слухом - в том, что у этих крыс проблемы с головой он и так знал. Нет, безусловно, он был уверен, что его ученик - главная фигура в этой войне. Но не настолько. Он называет собравшихся безумцами и идиотами, у которых последние мозги оказались в штанах во время последней атаки Акума. Он протестует. Приводит тысячи доводов о том, что их идея - самое бесполезное, что можно придумать. Его не слушают. В этот же день Мариан пересекается с Графом. Адам не паясничает, как обычно, и не издевается. Первый Ной серьезен, как никогда: выигрывая битву за битвой, он видит конец войны. И далеко не победоносный для его семьи. А семья ему дороже всего. И Неа не исключение. И Аллен. Он знает, что собирается сделать Ватикан. Он не хочет этого. И это не стратегия войны. Это желание защитить брата. На такое предложение Кросс только качает головой, направляя на Тысячелетнего оружие. Маршал слишком верит в свои силы и в то, что он может все изменить. Ему как человеку, который занимает высокий пост, приходиться присутствовать при этом празднике безумия. Связанный несметным количеством печатей, единственное, что он может, это двигать головой, рассматривая присутствующих: Папа с основным составом кардиналов, маршалы, Историк, в этот раз один, без ученика, и Комуи. Связанный чуть меньше, чем сам Мариан. Комната больше напоминает место проведение ритуалов у сатанистов и прочих язычников, чем у христиан: центр комнаты занимает огромный стол, с прикрепленными к нему ремнями. Недалеко от него стояло несколько медиков. Когда в комнату втаскивают Аллена, бледного, худого, покрытого следами от побоев, в какой-то момент, Кросс был готов проклясть себя за самомнение. Прав был мальчишка, когда говорил, что это его погубит . И не только его. И, в тоже время, он не верит, что проиграл: Кросс анализирует все свои, да и чужие, действия, ища ошибки. Чтобы выбраться. Чтобы понять. Аллен смотрит на учителя, умоляя помочь. Он не знает, что хотят эти люди. Ему не сказали, что с ним собираются сделать. Хотя, ученик маршала прекрасно понимает, что его ведут на заклание. И привязанный к столу, он готов принять свою судьбу, какой бы она не была. Ради других. Ради друзей. Ради людей, что собрались на площади, моля о спасении. Но когда в ладони вбивают колья, а лодыжки прожигают насквозь раскаленным железным прутом… - Учитель, что-то не так? - Аллен посмотрел на Мариана внимательно, вглядываясь в глаза. - Мы пришли,- Кросс сделал вид, что пропустил вопрос, и подошел к воротам церкви. - Идем? Аллен вздрогнул, но разве он мог отказаться? Мальчишка до сих пор находиться в болевом шоке: даже когда Тики проткнул его сердце, это не было так больно. Кросс сидит перед ним, опустившись на одно колено. В руках у него марлевая тряпочка, чтобы стереть не останавливающуюся кровь. Потом, он переодевает своего ученика в более просторные одежды и берет на руки, чтобы перенести на кровать. - Завтра твой очередной выход в свет,- горько шутит мужчина. - Тебе нужно лучше выглядеть. А я обещаю, что буду с тобой до конца. В этот раз, если я и сбегу, то только с тобой, - добавляет он через какое-то время. И только тогда, когда маршал опускает мальчишку на кровать, он замечает, как Аллен слабо, из последних сил, держит его на край рубашки. -Учитель, мне больно. Как только двери оказались закрытыми, Кросс подхватил Аллена на руки и понес к алтарю. Уолкер обнял его, обвив руками шею. - Я не хочу этого делать, - прошептал ему на ухо Кросс. - Ты же знаешь, я против этого. Этот фарс пора заканчивать! Юноша покачал головой. - Нельзя, - слабым голосом произнес Аллен, смотря на мужчину внизу, откинувшись на шелковых простынях, которыми был застелен стол. - Люди не поймут... это будет… мы лишим весь мир их Спасителя. - Да срал я на этот мир! - Кросс уперся руками по бокам головы мальчишки. - Мне ты важен! И прижался губами к губам, завладевая ртом Аллена. - Мне безразлично, есть ли надежда у этой толпы за стенами, потому что это не люди - это стадо. Тупое стадо животных, которым скажи утопиться, и они утопятся. Это не то, ради чего стоит жертвовать собой. Аллен только улыбнулся. Так, как мог во времена Черного Ордена. Он счастлив. Его учитель, наконец-то, заботится о нем. А Кросс, наоборот, рвет и мечет. Нарезая круги по абсиде, то и дело, спускаясь к нефу, Мариан скидывал, толкал все, что попадалось у него на пути: подсвечники, алтари со святыми мощами, которые вынесли в честь праздника. - Учитель, давайте закончим это быстрее, - позвал его Аллен, протягивая серебряный массивный крест, оттягивая нижнюю перекладину, обнажая лезвие. Кросс печально и, как-то, потеряно посмотрел на мальчишку. - Почему я? - спросил мужчина, подойдя к юноше. - Потому что я вам доверяю, - Аллен пожал плечами, протягивая клинок. - Когда это делаете Вы, это не так больно. В ответ Кросс только опустил голову. Аллен откинулся на «кровати» и запустил ладонь в волосы, убирая челку. Рубцы-стигмы. Кросс закусил губу, поднося кончик лезвия к ранам, что бы обновить их. - Быстрее, учитель, - и хотя Аллен просил, голос его дрожал: он не хотел еще боли. Рука Мариана дрогнула, и крест выпал из рук, благодаря чуду, падая рядом с головой Уолкера. - Аллен… За стенами собора слышался рев толпы: народ требовал явления Спасителя. Кроссу было плевать: обнимая своего ученика, целуя его везде, где только можно, он мог думать только об этом хрупком существе, которое, сжавшись в его объятиях, льнет к нему, ища защиты. Маршал с силой схватил ворот рубашки, разрывая ее на две половины, обнажая грудь Аллена, приникая губами к острым ключицам. - Ты же знаешь, Аллен, что у Христа было 13 Апостолов, не так ли? - мужчина залез на алтарь, нависая над мальчиком. - Только вот тринадцатых было двое. - Да, - задыхаясь, ответил «Святой». - Первый - Иуда. - Вот именно, - Кросс жестко улыбнулся. - А теперь скажи, какой по счету я? - О чем Вы, учитель? - О твоих Апостолах? Нас ведь тринадцать. - Первый? - Нет, - на минуту, мужчина заткнул юношу поцелуем. - Я твой Иуда. Аллен смеется. - Вы продадите меня за 30 серебряников? - О чем ты? Грех Иуды в том, что он, предав Иисуса, лишил мира Спасителя. Их надежды. - О, звучит интересно, - Аллену жарко, но он жаждет продолжения как лекции, так секса. - А это значит… - Ну, я же говорил тебе, что если и сбегу из этого «Эдема», то только с тобой.