«You cannot control with respect to whom you fall in love» Hannibal Lecter
В сыром бункере было тяжело и неприятно дышать, а пальцы Уилла Грэма заледенели. «Оно и к лучшему, - подумал Уилл. – Мысли на холоде яснее». Нигде не было ни малейшего намека на уют; напротив, вместо кресел или дивана с обогревателем здесь стояло несколько стеклянных камер и один деревянный крест. Не христианский, а простой, в виде плюса, и довольно широкий. «Ганнибал – не Бог. И божественной смерти не заслуживает». Он, кем психотерапевт мог гордиться, по мнению Чиу, ждал своего бывшего nakama. Уилл мог прождать его вечность, и все равно не потерял бы уверенности в добровольном визите Ганнибала. «Он знает, что идти ему больше некуда». Все было наготове, и Уилл стоял прямо напротив мрачной входной двери, ожидая. Он рассчитал все так, что когда доктор открыл дверь, то первым делом увидел лицо Уилла на точном фоне оленьих рогов и услышал капание воды с влажных стен. - Все инструменты там, - Уилл указал на помещение позади. – Думаю, Вы поймете, что нужно делать. Он выждал пять минут, а войдя внутрь, увидел Ганнибала с искусно связанной морским узлом веревкой вокруг обеих ног и креста. - Полагаю, остальное ты доделаешь сам? Уилл не ответил. - Моя тюремная камера покажется мне роскошной после этого места. - Вы больше туда не вернетесь. - Ты намерен организовать мне побег? – поднял брови доктор. - Вы уже сбежали. - Просто я знал, с кем можно договориться. За эти годы тюрьмы Ганнибал значительно улучшил свое положение. «Как всегда», - подумал Уилл. - Зачем Вы пришли? Угодили прямо мне в лапы. Вы же прекрасно знаете, что я Вас ненавижу. - Ненавидишь так же сильно, как и себя? Уилл еле удержался от удара. - Я больше от Вас не завишу. Я вырос. А Вы остались тем же, кем были, - Уилл поднял с пола первый гвоздь и молоток и демонстративно стал прохаживаться мимо связанного пока только по ногам доктора. - Я смотрел на Вас, доктор Лектер, и восхищался. Изысканный вкус, дорогие костюмы и напитки, уважаемая работа. Бывало, я приходил к Вам на сеанс, лишь чтобы представить, что это я психиатр, и это мой кабинет и мое кресло. - Чем же я разочаровал тебя? – неизменный хладнокровный тон Ганнибала заставлял кровь Уилла вскипать. - Вы ослабли. Все Ваши разговоры о дружбе, возведенной в ранг любви, начали жутко раздражать. - Неужели ты сам не приходил к таким мыслям? - Я не завожу друзей. И никогда бы не смог. Вам это должно быть известно лучше всех. - И потому именно я был всегда рядом. Уилл не нашелся, что сказать. Он не мог утверждать, что ходил к доктору Лектеру только за помощью в расследовании, но и беседы с ним не приносили ему счастья. Они лишь раскрывали Грэма. - Если бы ты хотел убить меня из-за слабости, то давно сделал бы это самым мерзким путем. Есть что-то еще. «Есть. Ты прав», - согласился Уилл. - И это…месть. - Называйте это, как хотите. Ваши слова услышу только я. И я бы сказал, что это логика, возмездие и суд над Вами одновременно. Ганнибал, видимо, не мог противиться: - Как психотерапевт, я бы «отослал» пациента в его прошлое, чтобы разобраться с чувствами настоящего. - Прошу, доктор Лектер. Пациент сегодня Вы.***
- Ты убил его. Твое первое осознанное убийство. Руки Уилла вздрагивали с непривычки, но умом он понимал, что они у него давно уже чесались. Первое убийство сродни первому поцелую. - Мы избавили его от страданий, которые непременно его настигли бы… - От терзаний, уже скопившихся в его душе, - продолжил за него Ганнибал, стоя над трупом у себя в кабинете. –Но ты мог убить и другого человека, Уилл. Грэм не хотел впускать эти слова в свой разум: - Первым был Гарретт Джейкоб Хоббс. И он получил по заслугам. - Это была…профессиональная необходимость. А теперь все иначе. Доктор по-дружески положил руку ему на плечо, давая понять, что вышел за границы «пациент-врач». Их теперь связывало убийство, с которым Уилл так отчаянно боролся, а сейчас, сыграв в команде Ганнибала, чувствовал, что мог бы еще. - Мы всегда охотились на смерть с Джеком, и вот теперь я сыграл на ее стороне. - Почти все наши действия и убеждения мотивированы смертью, - ответил Ганнибал, и Грэм снова вместо лица доктора увидел перед собой дьявола. Но этот дьявол был первым, кто принимал Уилла, от чего слова сами вырывались наружу: - Я еще никогда не чувствовал себя настолько живым.***
То одобрение, что он увидел на лице доктора, он вновь мог видеть и сейчас. - Ничего не изменилось. Вы по-прежнему довольны плодами своего лечения? - Все, что я делал, Уилл, было во имя любви. Любовь помогает нам разглядеть потенциал человека. С ее помощью те, кого мы любим, осознают свой потенциал. Благодаря любви этот потенциал реализуется. - Как быстро Вы разглядели во мне потенциал убийцы? - Ты не простой убийца, Уилл. Не оскорбляй себя. Наши беседы сами раскрыли в тебе этот потенциал, а не я. - Бросьте, доктор. Любая здравая мысль во время Вашего лечения дается с огромным трудом. - Ты не должен ограничивать себя здравыми мыслями. Живи чувствами, как живу я. Теперь Грэму ничего больше и не оставалось. Он не выиграл в борьбе со своим разумом, и теперь делал то, что велело сердце. По крайней мере, поимка Ганнибала и их сегодняшняя «терапия» казались ему правильными впервые за долгое время. - У меня было одно-два психических отклонения, а Вы придумали мне их целую тысячу. - Ты делаешь вид, что так ничего и не понял, Уилл, а между тем ты прекрасно знаешь, что способен на убийство. Может быть, и на пощаду, но убийство тебе понятнее. - Теперь знаю, - спокойно ответил Грэм и вогнал гвоздь прямо в распростертую на кресте ладонь доктора Лектера.***
Предпоследним, о чем Уилл мог думать в те дни, была связь с женщиной. Но Марго пришла к нему. Последним – ребенок, но и его подарила ему судьба. «Раз я отобрал жизнь, то должен ее вернуть». И Грэм сделал бы все необходимое; быть может, он бы даже уволился, если бы он жил не в этом мире – в мире, играющем по правилам Ганнибала. - Хочешь, чтобы в моей жизни не было никого, кроме тебя, - говорил он, прекрасно зная ответ. Перед глазами возникали картинки, на которых руки Мейсона Верджера вытаскивали ребенка из чрева Марго. И Уилл знал, чьи руки это были на самом деле. Сводить их вместе – все равно что мышь свести со львом, но Грэму было бы даже забавно посмотреть на это. Ему не жалко ни Ганнибала, ни Мейсона, и попробовать стоило. Если победит лев, у Уилла было припасено отнюдь не секретное оружие в лице ФБР. Поддаться букве закона и исполнить свой долг – никогда не поздно. К тому же, когда это единственный способ одолеть доктора Лектера. И Уилл начал хитрить: - Ты одинок, Ганнибал. Так же, как и я, - грустные нотки при воспоминаниях о ребенке были последней каплей правды. – И мы оба одиноки друг без друга. - Ты что-то задумал? - Мейсон Верджер. Он свинья, - Уилл выдавил это со всей ненавистью. – И он заслуживает стать свининой. Убей его на следующем приеме. Естественно, Ганнибал насторожился, но Уилл готов был сказать, что угодно, лишь бы довести дело до конца. - Он может попробовать убить меня. - Убей первым. Вызов, достойный только льва. Вызов, от которого льву унизительно отказываться. Но Верджер в итоге стал добычей для псов, а руки Ганнибала сверкали чистотой.***
- Я не питаюсь падалью, - оправившись от острейшей боли в правой ладони, процедил Ганнибал. - Точно, Вы же считаете себя санитаром, доктор. Я ошибся. - Ты не желал понять меня, Уилл. А между тем, понимание рвалось к твоему мозгу. Грэм подошел к Лектеру вплотную, отчего они оба на секунду потеряли все происходящее из поля зрения, предоставив себе, как бывало раньше, видеть глаза и губы собеседника. Или противника? Уилл очнулся первым: - Снова пытаетесь анализировать меня? Ганнибал не пытался. Впервые он сбавил обороты сам. - Так вот, за что ты мстишь мне? За нерожденного ребенка? Уилл намеренно захлопал, чествуя догадку психотерапевта: - Вы близки… Но недостаточно. - Ребенок был звеном моего замысла. Он никогда и не должен был появиться на свет. Я лишь заставил тебя и Марго ненавидеть Мейсона и желать его смерти. Так что о звеньях замысла и жалеть не стоит. - Стоит, если замысел не удался, - с трудом выговорил Уилл, услышав свой голос в голосе Ганнибала. За те годы, что они не виделись, он надеялся, что избавился от этого чувства. Но вот опять. - Ваш замысел достоин похвалы. Все мы давно догадались, каким образом Вы влияете на разум пациента, подчиняете его себе, заставляя совершить нужное Вам убийство. Но у меня был свой замысел. Я намерился самореализоваться с Вашей помощью. - Если бы ты принял мою помощь, мы поднялись бы выше Ахилла с Патроклом. Даже богам было бы нас не остановить. - Не зазнавайтесь, доктор. Боги… Я сам могу прервать Вашу жизнь в любой момент. - А моя к тебе симпатия тебя не смущает? - Если любишь говядину, то лучше не симпатизировать быкам и коровам. - А если это необходимо для спасения? – будто бы оттягивал время Ганнибал. - Лично мне спасения не видать. Может, оно и к лучшему. Я надеялся раньше на Джека и Алану, и в итоге я здесь. - Алану? Всегда позволял себе усомниться в ее возможностях. - Она признала, что я первым разглядел Вашу истинную натуру. Признала, когда было слишком поздно. - Потому что ты такой же, как и я. Мы травмированы в понимании и Джека, и Аланы, и Марго. - Я ответил ей почти так же. Джек говорил, что я единственный понимаю Вас. Что я даже Вас принимаю! «Каждый хочет быть понятым», - говорил он. - В этом, Уилл, ты его не можешь упрекнуть, - ответил Ганнибал, видя, как Грэм присел прямо на пол. «Он давно хотел выговориться, просто было не кому», - улыбнулся про себя доктор. – Я тоже считаю, что лучшая часть дружбы – понимать и быть понятым. Полная ясность. И ты был просто морально ошеломлен тем, что понимал меня. - В тот момент, когда я потерял себя… Может, Вы и правы, - внезапно выдал Уилл. –Мы с Вами были двумя половинками, и, хоть я и не хотел, но в какой-то степени был вашим соучастником. Я, наверное, не мог без Вас… - Как я не мог без крови. Кровь для меня была олицетворением любви. Она была вместо поцелуев, - объяснялся Ганнибал. - Вы снова говорите о любви. И те месяцы в Италии, после того как… - Уилл не мог сказать самого важного, того, ради чего затеял все это. Вместо этого он зашел издалека, - Ведь из всех жертв с Вами рядом осталась только Беделия дю Морье. Это ли не показатель верности? Так что Вы чувствовали в те месяцы рядом с ней, о чем думали? Неужели, о любви? - Ты даже представить себе не можешь, - ответил Ганнибал, погружаясь целиком в свои воспоминания…***
Видимых ран на нем не было, но душа кровоточила. Ганнибал впервые сомневался. Возможно ли, что Уилл и правда хотел бежать с ним? Как бы он хотел, чтобы это казалось правдой чуть сильнее!.. «Я не могу оставить его в живых, но слишком уважаю, чтобы просто убить». Выход был только один. В этой просторной квартире, как и в паре предыдущих, он часто предавался таким мыслям, сидя напротив Беделии. - Итак… Что же сегодня? Ненависть, терзания, или, может быть, прощение? Так задавать вопросы, они, казалось, учились друг у друга. Некомфортно психотерапевту сидеть в кресле пациента. Но они оба старались воспринимать это, как дружеские беседы, тем более больше Ганнибал никому не мог доверить свою историю с Грэмом. Возможно, это стало следствием умелого внедрения Беделии дю Морье в саму суть их взаимоотношений. - Уилл исполнил свой долг. Заставил меня сбросить шкуру перед ФБР. И это его правда. - Так значит, прощение? – уточнила доктор, в то время как глаза ее улыбнулись. - Он мучился из-за неизбежности превращения, но еще мог противостоять. Это – сила. Мне не за что его прощать. - Но и так просто ты его не оставишь? - Он знает, что встал на моем пути. И знает о последствиях. Так что, если он попытается меня найти и окажется съеденным, не будет сильно удивлен. Я хочу отдать ему дань уважения таким способом. - Знаешь, я подозреваю, что пока ты сидишь в засаде, Уилл Грэм ищет тебя, чтобы убить. - Тогда я встречу его своими поздравлениями. «Тогда он избавится от ФБР и Аланы. Тогда он сможет принять свою сущность. Тогда мы увидимся». И с каждым днем Ганнибал все сильнее чувствовал, что Беделия права. Он будто бы слышал запах Грэма, и он знал, куда идти. Тогда, боясь ошибиться с ожиданиями, он оставил зацепку в виде человеческого сердца. Сердца из людей. Валентинку для «травмированных». Но он действительно ошибся, и посланием уже со стороны Уилла оказалось прощение. Они с Беделией вспоминали его сестру, Мишу, но мысли Лектера возвращались к услышанному во мраке собора прощению. - Твои чувства к сестре, Ганнибал, выходили за рамки того, чем можно управлять и что можно предвидеть. - И с чем можно справиться, - он мог отвечать, не задумываясь, ввиду большого опыта, пока мысли улетали далеко. - Но аналогичные чувства в тебе вызывает и Уилл Грэм. Лектер незримо вздрогнул, ни в коем случае не выдавая своего волнения. - Он нашел меня. Она снова улыбалась лишь глазами. «Она ожидала этого». - Он знал, где меня искать. И он простил меня. - Прощение – это сложная вещь. Нужны тот, кто предал и кто прощает. Это сродни влюбленности. А ты был там, Ганнибал, для него? - Да, и он чувствует, что был. Он будто решил вернуться. Забыть то, что произошло. И я верю ему. - Так что же это за чувства? -аккуратно надавливала на него Беделия, будто бы наслаждаясь тем, что речь сейчас не о ней, как это бывало последние месяцы. Она ждала ответа, не поднося бокал к губам. - Любовь.***
Левую руку пронзило чем-то холодным, а затем теплая кровь вернула доктора Лектера к чувствам. - Ты хочешь распять меня? Уилл улыбнулся: - Не впечатляйтесь. Это эксперимент для меня, а Иисусом Вас никто считать все равно не будет. Так что Вы там говорили про любовь? Любовь – это уважение, а Вы ведь не торопились меня есть. - Рано или поздно мы бы встретились. Я вел тебя. Уилл, я знаю, что мы разные, как туман и земля, но внутри мы все идентичны. - Доктор дю Морье Вам это сказала? - Уилл… - А знаете, мне она сказала, что я не убийца. Что я умею сопереживать, а потому способен на праведное насилие. Иногда лучше добить, чем помогать. Так может, это Вы воспринимаете все искаженно? Может, я не мщу, а помогаю Вам? - Все, что ты делаешь со мной, ты совершаешь и над собой. Мы единое целое, и мне тоже нелегко это признавать. - Увы, да. И один живет за счет другого. Я должен прекратить это. Раньше я обманывался силами ФБР, что они поймают Вас, но сейчас я знаю, что, даже сидя в тюрьме, Вы поглощаете меня. Я не простил Вас тогда, и никогда бы не смог. Но и сил бороться самому не было. А сейчас… мы один на один, и если я – ваша половина, то найду силы одолеть дьявола. Джека больше нет, Аланы, Марго и Мейсона – тоже. Даже Беделия не здесь. Мы с вами одни, так что смотрите в последний раз на свою любовь и свою погибель. Он тяжело дышал, видя по глазам Ганнибала, что уже далеко ушел от идей того. «Это не то, чего он хотел. Он даже не может восхищаться. Месть – не его конек, конкуренция с кем-либо – тем более». - Я сказал давно, что, когда тебе станет тошно от твоей жизни, ты сможешь вспомнить обо мне. И ты вспомнил? - Жажда мести заставила. И Ваши слова о посредственностях. Я вырос, а Вы, доктор Лектер, так и остались сидеть в своем уютном кресле, в одиночку поглощая чью-то печень. Вот, что тошно. - Каким ты стал… - Я такой, каким ты меня сделал! – крикнул Уилл, смотря бешеными глазами прямо в глаза Ганнибалу. «Он поражен. Потому что это больше не его замысел. А мой». - Пожалуй, я просто помог тебе открыться, Уилл Грэм. «В нашу первую встречу он отводил взгляд, а сейчас его нож у моего горла, ладони мои прикованы к деревянному кресту, а я и не собираюсь пытаться сбежать». - Значит, вы хороший психотерапевт. Плохой убил бы сразу, а не заставил смотреть, как умирает только что воскресшая приемная дочь! Сколько психологии! Показалось, что он сдерживает слезы. Уиллу и впрямь стало труднее говорить. «Вот и оно. Вот мы и дошли до этой части воспоминаний». - В Италии я действительно стал сожалеть, что ранил тебя. Мы могли попробовать сбежать вместе. - И я отчасти хотел этого. Но ты ранил не меня, - слезы не выходили из глаз, а комом скатывались по горлу. – Ты ранил ее. Эбигейл. Самым жутким для нее способом. - Мы столько раз репетировали, что она должна была привыкнуть. Раз – и колено Уилла метнулось в живот Ганнибала. «Слабо, но с чувством», - подумал доктор, проглатывая боль. Отчасти он этого заслужил. - Она – ребенок! Хрупкая девушка. И она ни к чему не обязана была привыкать после моего появления. Одно дело: привык к Вам я, а другое - она. - Откуда ты знаешь, что смог бы сделать ее жизнь лучше? Тебе просто хотелось попробовать стать ее спасением. Сыграть в игру. Как и мне. - Но Вы ни для кого не стали спасением за всю Вашу жизнь! Вы лишь все портили… И не давали пробовать другим. - Но в какой-то момент ты так не думал. Кровь капала раз за разом из ладоней Лектера, и Уилл наблюдал за этим, чтобы успокоиться. - Был такой момент. Когда я приехал за Вами в Италию, где якобы простил. Я все же не мог отрицать, что лучше всего понимаю себя рядом с Вами. И увидев ту валентинку, подумал: «Боже! Что бы я делал без него?!» Уилл все наблюдал за кровью, а Ганнибал лишь сглатывал комы в горле, слушая то, что давно мечтал услышать. - Я хотел посадить Вас, но чтобы Вы были рядом. Я боялся потерять связь с Вами, честно говоря. Но тот день будто преследовал меня. Даже с новой семьей ничего не вышло и не могло выйти, пока я любил Эбигейл. Я должен был смириться после всего виденного, но я не смог, понимаете! Не смог! - Я действительно недооценивал твои к ней чувства. – «Был слишком зациклен на своих». – Мне жаль. Грэм провел рукой по лицу, видимо, смахивая слезы (в чем Ганнибал не был уверен ввиду недостатка света). Это было подтверждением, свидетельством истинной причины их встречи. Эбигейл Хоббс, которую они оба собирались удочерить и от которой Ганнибал избавился, взяв от нее все необходимое – Уилла. Он слишком поздно понял, что она лишняя. Слишком поздно. Тогда, когда лишним стал он сам. - Как же вы, сволочи, меня достали! - выдавил Грэм сквозь слезы. – Никто не ценит кого-либо, кроме себя! Ни Вы, ни Джек Кроуфорд. Все, кем я был для вас – лишь зверьком, с которым можно поиграть. - Уилл, ты ведь понимаешь, что являешься моим отражением. Ты сам вел эту игру. То навещал меня и просил о помощи, то отказывался от моей дружбы. И в итоге пришел практически к тому, к чему мы могли бы прийти вместе. Твои душевные противоречия, о которых ты говорил недавно, и погубили тебя. Рядом с тобой никто не выживает. Отпусти Эбигейл. Ей будет лучше в том мире.***
Отпусти.***
Отпусти.***
Все оборвалось с приходом рассвета. Заглянувший в окно луч Солнца пробудил его. А может, это был не сон, а просто мечты? Во всяком случае, голос в голове все еще твердил «Отпусти», что теперь относилось к Уиллу. Он лишь мучал себя воспоминаниями. Он знал все их вдоль и поперек, и свои, и Уилла, и все равно интерпретировал их по-разному, пытаясь найти момент, который можно было изменить. Но ни одна из его интерпретаций не стала бы правдой. Правда заключалась в том, что Ганнибал был один в тюрьме и уже давно, каждую ночь мечтая об Уилле Грэме. В том, что его мечты касались становления Уилла: тот должен был стать сильнее своего учителя, своего nakama, и доктор отдал бы все за то, чтобы побывать в том бункере, испустить кровь, унимая дрожь и скрывая волнение. А напротив стоял бы Он – тот, кого Лектер давно потерял. И ничего не могло измениться, потому что они дошли до четвертого этапа своих взаимоотношений. Знакомство ознаменовалось первым совместным убийством. Физическая связь – зачатием ребенка (Ганнибал, Алана, Марго и Уилл стали негласными участниками зачатия). Затем была духовная связь: его любовь, признание перед Беделией, та – перед Уиллом. А четвертую – ту, самую важную, которую Уилл Грэм решил отринуть, - зародили сами боги, когда Ганнибал Лектер (будущий психотерапевт и великий убийца) в 10-летнем возрасте навестил место работы своего отца принимавшего в тот день роды у совсем юной - но уже миссис! – Грэм.