Терпение

— Нравится? — спросил Марк, чуть хмурясь. Неодобрительно так спросил, но вроде как без присущей бабам сварливости. Я глянул на сцену и не стал отпираться — кивнул. А кому бы не понравилось? Нравы в Вест-Индии, видимо, в силу ее удаленности от Державы, царили вольные. В кабаке, именуемом по здешней моде салуном, разливали крепкую выпивку, играла веселая музыка, а полуодетые девицы на сцене отплясывали веселый галльский танец, задорно задирая ноги и без стеснения демонстрируя разноцветные панталоны. И все это в центре города на виду и с разрешения местного бургомистра. Я, впрочем, будучи к подобным заведениям привычным, чувствовал себя вполне вольготно. Марк дождался моего кивка и уставился на сцену, но вовсе не обиженно, а как-то изучающе. Просидели мы почти до полуночи, особо не надрались — с деньгами у нас было не густо, — зато повеселились. В поселке — городом его язык не поворачивался называть — у многих водились пулевики, а у посетителей салуна — так у каждого второго. В ход их, правда, без особой нужды не пускали, все же дорогое это удовольствие, а вот кулаками или подвернувшейся под руку мебелью друг друга отдубасить — милое дело. Я обычно в драки не встревал, Марк — тем более, а вот посмотреть, поболеть, ставку сделать любил. Однако же денег оставалось мало, да и усталость давала о себе знать, и мы поднялись к себе. На втором этаже трактира располагались комнаты, можно было оплатить ночь, а можно и неделю. Удобно: и девку привести, и переночевать, и выпить или пообедать далеко ходить не надо — спустился по лестнице, и все к твоим услугам. Комнаты были маленькие, рассчитанные на одного, с единственной кроватью. Однако те старатели, кто был менее удачлив, селились и по трое, и по четверо, так что на двух небогатого вида мужчин, пожелавших заселиться в одной комнате, никто внимания не обратил. Я разделся и забрался на постель, глянул на Марка — тот замер посреди комнаты, что-то обдумывая. Спать хотелось, однако после веселых девичьих плясок мысли у меня были совсем не о сне. Похоже, у Марка тоже. — Закрой глаза, — скомандовал он, и я подчинился. Подглядывать я не стал, и так через пару минут увижу, в чем дело. Во внезапную застенчивость, обуявшую Марка, я не верил, а готовиться мне не надо было, я и так полвечера просидел в полной готовности, благо плотные парусиновые штаны, принятые здесь, это скрывали. Повеяло холодом. Марк что-то доставал со Слова. Я поморщился, не любил я этого, да и воспоминания навевало нехорошие. Но не мог не признать, что вещь очень нужная. Выползешь из катакомб индейских, придешь в поселок с полупустым мешком, так и так, негусто добычи. А что подороже — на Слово спрячешь да и достаешь потом потихоньку. И богачом не слывешь, чтобы бандитов местных не привлечь, и деньги всегда при тебе: хоть немного, а на кров и стакан вина хватает. — Можно, — разрешил Марк, и я открыл глаза. А заодно и рот вместе с ними. Так и сидел не в силах ни моргнуть, ни челюсть отвисшую подобрать. Марк стоял передо мною, облаченный в длинную складчатую юбку в широкую черно-белую полосу, как у девиц-танцовщиц. Выше его худую грудь облегал самый настоящий корсет, тоже черный, только еще серебряной нитью расшитый. На шее был повязан платок, обычный марковский платок, только завязан бантом. Я с трудом сглотнул, осознавая: то, что я чувствовал пару минут назад, вовсе не желанием было, а так, братским чувством. — Нравится? — спросил Марк тем же тоном, что давеча спрашивал меня о девицах. Я лишь кивнул. Еще бы не нравился! Да во всем городе не найдется девицы, на которой эти шмотки сидели бы лучше, чем на Марке. И я был готов не стесняясь заявить об этом любому, если бы, конечно, хоть кому-то пришло в голову такой вопрос задать. Музыка все еще приглушенно доносилась с первого этажа. Марк крутанулся на месте, махнул полами юбки, скорее на цыганский манер, чем на галльский. Ноги у него были волосатыми и жилистыми, не сравнить со стройными ножками танцовщиц, но я бы сейчас не променял их и на целую балетную труппу. — Иди сюда, — прошептал я, понимая, что еще немного — и плоть моя не выдержит. — Терпи, — строго велел Марк и, раскачиваясь в подобии танца, начал приближаться ко мне. И такая власть в его голосе зазвучала, что как бы сильно ни хотел я его сейчас, сидел смирно, не решаясь лишний раз вдох сделать. Марк снова махнул юбкой, вскинул ногу. Двигался он неспешно, совершенно не попадая в такт звучащей снизу музыки. Сделав еще пару движений, он сорвал с меня покрывало, оставляя таким, как есть — голым и с выпяченным срамом. Только все равно мне это было, когда Марк перекинул ногу через меня и уселся верхом. Я прижался к нему, оглаживая бока, ощущая под руками плотную ткань корсета. Припал к шее, сдирая зубами платок, целуя, кусая. Попытался под юбку залезть, но Марк мою руку перехватил. — Терпи, — велел он снова, и я замер. Больше всего в этот момент хотелось мне повалить Марка на кровать да и взять его без лишних разговоров, не боясь и не стесняясь никого. Пусть он кричит, имя мое называя, пусть скрипит и стучит старая кровать, пусть соседи подозрительно на утро смотрят, но не было во мне сил противиться его воле. Я сидел смирно, только сжимал в руках простынь да тихонько скулил сквозь зубы, когда он опустился на меня, когда закинул руки за голову, выгибаясь. Словно зачарованный следил я, как врезается край корсета в его кожу, оставляя красные полосы. Как то выскальзывают, то снова скрываются под черной тканью соски, красные и плотные от трения. Чувствовал, как его бедра сжимают мои бока, и боролся с желанием схватиться за него, оставляя синяки. Он двигался все быстрее, позволяя мне проникать все глубже. На его висках выступили капли пота, с меня давно уже текло ручьем. Двинувшись в очередной раз, он изогнулся, приоткрыл рот, и я уж подумал, что получу очередной приказ терпеть, только выполнить его не смогу, но Марк застонал негромко и обмяк, падая мне на грудь. Мне много времени не потребовалось, я и так еле сдерживался. Прижав его к себе, я скользнул в блаженство. Я еще толком не пришел в себя, когда меня обдало холодом, и Марк оказался на мне голым. Он тяжело сопел, уткнувшись куда-то в мою подмышку. Я потянулся за скомканным у ног покрывалом, накрыл нас обоих, крепко обнял Марка и уснул.