***
Его не беспокоили судьбы посторонних людей. Его не интересовали их мотивы и желания. Его сердце билось редко, слишком редко для любого живого существа и возможно, навсегда утратило возможность сострадать. Он был здесь бесчисленное количество раз, знал многие надгробия, склепы и многих людей, погребеных под толщей холодной неплодородной земли. Он видел эту каменную часовню, ныне заброшенную, с запертой железной дверью, увитым зеленью шпилем и маленьким деревцем, выросшим прямо на черепичной крыше, еще в дни ее работы. Крик, наполненный страхом и ужасом, не смутил его покоя. Молодая женщина бежала мимо могильных плит, не останавливаясь. В руках она держала что-то, завернутое в ткань. Ее паника волнами захлестывала все вокруг, руки были исцарапаны в кровь, глаза безумно вращались. Она пробежала совсем рядом, не заметив его. Отчаяние одурманило ее разум. За ней по пятам шел человек. Луна ярко освещала все, но человек был черный, как чернильное пятно. Человек размял пальцы и прислушался. Из внутреннего кармана плаща он достал палочку. — Авада кедавра! Зеленый луч попал в цель. Со сдавленным стоном женщина рухнула на землю, выронив сверток из рук. Упав, она задела лбом угол каменной могильной плиты. Кровь. Тот, кто пришел на это кладбище первым, и бровью не повел. После непростительного ей все равно настал бы конец. Но он обратил внимание на сверток. Тот умудрился выпасть на траву между плит, и остался целым. Ткань пошевелилась. Невероятно. Ребенок. Возможно, женщина тащила его с собой весь этот путь? До города было немало миль, рядом не осталось ничего, приспособленного для жилья. Шаги. Человек приближался. По кладбищу медленно полз туман. Ребенок открыл глаза. Маленький. Совсем не боящийся ничего вокруг. Он посмотрел на труп женщины (вероятно, его матери?) а потом на Того-Кто-Пришел-На-Кладбище-Первым. Зачем так долго страдать, чтобы спасти ребенка? Обычный. Ничем не особенный. Человек уже шел к ребенку, держа в руках палочку. Вдруг ему показалось, что за спиной хрустнула ветка. Обернулся. Никого. — Эй! — крикнул человек. Его голос был очень низким, хриплым и мрачным, как лай старого пса. Он надеялся, что когда женщина выронит младенца, тот заорет, и найти его не составит труда. — Эй! В кустах закричала какая-то птица. Но ребенок молчал. И смотрел, смотрел в глаза наблюдателю. Какой настырный. В конце-концов, дети очень слабые. Он может умереть и через неделю. Какая разница? Тот, кто пришел на кладбище первым, подобрал сверток. Подул ветер, и туман исчез. Человек увидел труп. Но ребенка, его не было. Черные глаза быстро-быстро осмотрели каждый сантиметр вокруг. Он не мог никуда деться! Из его рта вырвался злой крик. В порыве ярости он пнул мертвую женщину. Кладбище не ответило.***
Лондон, Лютный переулок. 4 часа утра. Тихий хлопок, характерный для трансгрессии, разорвал на мгновение тишину просторной комнаты. Просторной, но очень пустой. У стены стоял большой камин, но судя по всему, хозяин использовал его очень редко, так как никаких следов готовки, или углей с последней растопки, в нем не было. Пол был выложен гладким белым камнем; в углу стоял большой крепкий стол, изготовленный из темного дерева, человек на шестерых. Но стул был только один. В противоположном углу до потолка возвышались стеллажи с книгами: их было бессчетное количество, но порядок расстановки был безукоризненный. Рядом расположилось кресло, обитое темно-зеленой тканью. — Не думаю, что этот…хм, дом…подойдет для такого, как ты, — Ребенок, успевший сладко задремать, теперь внимательно смотрел на обладателя голоса. — Я живу один. Фраза была произнесена без тени сожаления. Мужчина, до этого стоявший в центре комнаты, подошел к столу и положил ребенка на поверхность. Это был очень высокий, отлично сложенный человек, которого можно было бы назвать красивым. Но правильные, аристократичные черты будто меркли, стоило посмотреть ему в лицо. Колючий, надменный взгляд словно разрезал собеседника, потроша лучше острейшего скальпеля. Серые, лишенные каких-либо ярких эмоций глаза выглядели безжизненными и пустыми, и невозможно было представить, что этот человек мог бы любить хоть что-то живое на земле. Вот и сейчас, он рассматривал человеческое дитя, потерявшее мать, скорее как горшок с растением, размышляя, как бы поставить его на солнце, чтобы при этом не мозолил глаз. Но ребенок не понимал этого. Нуждающийся в тепле, он изо всех сил тянул свои маленькие ручки к единственному живому человеку перед ним. Тяжелый взгляд не смущал его. Наклонившись, мужчина неспешно протянул ему свой указательный палец. Почему решил взять?.. Возможно, он даже не волшебник. Его мать точно была маглой. А так как сильной ауры не чувствовалось, вряд ли перед ним очередной «Мальчик который…» — Может пустить тебя на органы?.. — мужчина хищно оскалился, ожидая реакции. Обычно дети боялись его. Конечно, использовать — сколько ему, пять месяцев? — такого, как источник материалов, бессмысленно. Ребенок не испугался, а наоборот, широко ухмыльнулся беззубым ртом. И сжал предложенный палец двумя руками. — Кому ты понадобился, и что натворила твоя мамаша, если ей прилетело непростительным в спину? — мужчина аккуратно высвободил палец, и оперся рукой на стол. — Можешь не говорить, мне все равно. Я пока что не придумал тебе применение, но, может будешь моим учеником?.. Вслух это прозвучало очень странно, и мужчина поморщился, сжав свободной рукой переносицу. Его раздражало это жалкое объяснение причины, самому себе в первую очередь. Не сдались ему никакие ученики, не сейчас, не через пятьдесят лет. — Будешь одним из тех болванов в подвале, просто существовать наверху. Но если ты не обучаемый, то посажу туда же. Начинало светать. Полоска неба в окне из предрассветного, синего цвета окрасилась в розовые и светло-серые тона, в это утро на удивление яркие и чистые. Обычно, осень в Англии не баловала природными красотами, предпочитая заливать землю дождем и растить плесень в домах. Насчет выращивания. Мужчина отвел задумчивый взгляд от окна и снова посмотрел на ребенка. Он крепко заснул, несмотря на то, что лежал на столе, а шаль, играющая роль пеленки, частично размоталась. Неприхотливый, значит. Уже неплохо. И все же. Нужен уход. Что принято делать с детьми, пока они не способны использовать свое тело подконтрольно? Стоило признать, этого мужчина не знал. Вероятно, надо кормить, мыть, и…? Тихо развернувшись, мужчина вышел из комнаты. Перед уходом он все же повернулся, и бегло оглядел периметр стола вокруг младенца. Что ж, даже если он начнет ворочаться, упасть на пол ему не грозит. Возможно, этой скупой заботы было мало, и следовало позаботиться о более удобном месте для сна, температуре в помещении, поправить шаль… Но тогда ребенок мог бы проснуться. А дело не требовало отлагательств. В безжизненных серых глазах появилась теплая тень интереса.