Конец без начала

Хью и я репетируем новый скетч про семейную пару. Хью и я репетируем вдвоем, без камер, без людей, но уже в костюмах. Я одет достаточно по-дурацки для юмористического шоу, достаточно по-дурацки в той степени, чтобы меня не приняли за идиота. Я одет истеричной женщиной. Мне это не в первой, так что достаточное количество пластов косметики на лице не мешает мне держать голову прямо. Я даже надеюсь, что не полысею от элегантного парика, приросшего к моей голове, а если и полысею, то это не очень страшно, тогда шоу будет выглядеть достаточно маразматично и по-старчески. Это будет давать повод говорить критично настроенным людям что-то вроде: "Они уже в таком уважаемом возрасте, пора бы и.." Что будет после много значительного "и.." я не знаю, но предположить можно. Мы ругаемся с Хью. Он как-то сказал, что когда я играю женщину, то напоминаю его покойную бабушку. Ужасно пошлая шутка, совсем не в его стиле, но мне нравится. Мы кричим друг на друга, я размахиваю руками и восклицаю что-то до дурости траги-мыльное, так что Хью наклоняется ко мне по всем канонам Болливуда и целует меня в губы. Нет, этого нет в сценарии. Но мне нравится эта импровизированная деталь. Мне не менее нравится вкус его губ под моими губами, и если бы не пресловутая помада, все было бы много чище, но Хью, похоже, не особо заботит красная липкость между единственной точкой нашего соприкосновения. Наш поцелуй длится секунды три, и три из них Хью стоит с закрытыми глазами. Я разглядываю его лицо, очень близкое и очень приятное. Если Хью откроет глаза именно сейчас, то он предстанет передо мной в образе четырехглазого паука с перекошенным лицом: так бывает, когда лица находятся слишком близко, и дабы предотвратить еще большее замешательство с моей стороны, я тоже закрываю глаза и поддаюсь вперед губами. Мы несколько раз целуемся наощупь, без лишней суетни и кусаний, мягко обволакивая влажные губы друг друга с нежностью, присущей разве что двум монашкам или же сумасбродным кошатницам. Мне нравится дыхание Хью. Мне нравится, что мои внутренности закипают. Мне нравится, что он сейчас целуется с человеком, напоминающем его покойную бабушку. Мне более чем нравится, что если мы откроем глаза и окажемся друг для друга четырехглазыми пауками с перекошенными лицами, то все равно продолжим целоваться. Когда мы отрываемся друг от друга я могу лишь шутливо проронить: - Тебе так уж и понравилась моя актерская игра? *** Я сидел в своём кабинете и точил карандаш. Я так кайфую, когда наточенный стержень покалывает ладонь, щёки... Никогда не пробовали? А зря, китайские врачи рекомендуют. Неожиданно раздаётся резкий звонок у правого уха, и я от испуга смахиваю все последствия точки на свои брюки за 40 долларов. "Чёрт!" — ругаюсь я и поднимаю трубку. В трубке мгновенно послышался голос: "Лори, ты?" Я отвечаю: "Да, Фрай. Что случилось?". Ответ: "Зайди ко мне на пару минут." Я, чувствуя себя полным придурком, выхожу в коридор, освещённый золотым светом заходящего солнца, и иду вправо, к лестнице. Голос Фрая заставил меня напрячься. Нет, я и раньше думал, что когда-нибудь нам придётся говорить на эту тему, но, чёрт, как я не хотел этого! Знаете, когда тебя беспокоит тревожная мысль, организм включает защиту и выбрасывается. Как в окно. Я начал думать о чём угодно, но не о Фрае. Пока я поднимался по лестнице, я понял, что не отряхнул брюки, что лестница в нашем офисе серого цвета, а стены не жёлтые, а персиковые. Никогда не замечал этого раньше. Шаг, два, три. Ступенька четыре, пять, шесть и я очутился перед тёмной деревянной дверью. "Одиннадцать", говорю я и стучу в дверь. Не дождавшись ответа, я захожу. Фрай, мой любимый старина Фрай стоял у окна и покусывал папиросу. — Что случилось? — говорю я. — Я думал, ты уже догадался. — Ухмыльнулся Фрай. — Не хотел говорить первым. — парировал я. — Когда завершится наш проект? — Думаю, все бумаги будут подписаны уже в понедельник. — Значит, через неделю. — А ты догадливый малый, Лори. — Лицо Фрая расплылось в грустной улыбке. — Ну, тогда я пойду? — Да, иди. Пожалуй, и я пойду. Спасибо тебе за всё, Хью. — Не расплывайся, квашня. Мы ещё выпьем за окончание проекта. Готов поспорить, что и в этот раз ты, напившись винишка, высунешься из окна и будешь материть прохожих. — Да пошёл ты! — Фрай уже хохочет. Я разворачиваюсь и иду к двери. Мне тяжело уходить из кабинета, где придумывались все наши сценарии и шутки. Смеющийся голос останавливает меня. "Лори!" — говорит он. Я оборачиваюсь. "Я люблю макать!" — Фрай обмакнул папиросу в чай. Показав ему большой палец, я закрываю за собой дверь. Вот и всё. *** Я часто задумываюсь над тем, значил ли тот импровизированный поцелуй хоть что-то для нас? Было ли это иссякание более чувственной и глубинной энергии наших отношений, или мы просто вжились в роли? Мы никогда не заговаривали об этом, кроме случая, когда идея пресловутого скейча вырезалась нами из концепции эфира. Быть может, какая-нибудь очумелая старуха получила бы удовольствие от нашего лобзания, смачно чавкая солеными хот-догами перед экраном телевизора, но да я все равно никогда не узнаю об этом. В голову приходят утопические романы, где состоятельный мужчина запросто берет себе в жены деревенскую учительницу, и где единственным препятствием для них становится его истеричная мамаша/истеричная невеста/истеричный хоть кто-нибудь. Забавно предположить, кем бы был я и кем бы был Хью в таком романе. Если он поцеловал меня первым, значит, я был бы обаятельной простушкой, а он несусветно богатым красавцем. Но даже в таком случае нам ничего бы не светило. Ибо то, что произошло в день нашего поцелуя, наполнило и сразу же опустошило нас в позыве человеческой недостаточности без друг друга. Иными словами: нам не хотелось разрешения, продолжения, безумности. С нашем поцелуем в прошлом осталась и моя полноватость. Теперь я просто толстый, а это значит, что с Хью мы больше не целовались. Параллель приростаемых к моему телу складок жира и обмена слюной с ним, заставляет меня ухмыляться каждый раз, когда я об этом думаю. Так пусть же вместе с моими еще не набранными килограммами останутся в прошлом и эти мысли. *** Когда я был молод и юн, меня волновали романтические чувства. Между мужчинами. Я вот что думал: обнять и поцеловать женщину под весенним дождиком — это романтика. Все девушки любят это. Ну, и мужики, лишь бы им потом дали. А будет ли романтика, если мужчина поцелует мужчину? Ну, знаете, будут ли в животе бабочки, радуга в голове и палка в штанине. Нет, вы не подумайте, я не озабоченный шестидесятилетний девственник, а просто романтик. Да простит меня жена, но я уверен, что чувства можно пробудить даже в дубовом пне. В тот день мы репетировали. С Фраем. С добрым стариной Фраем. Суть была такова: Фрай переодевается нелепой истеричной женщиной и, та-дам, поднимает скандал. На самом деле он был похож на мою покойную бабушку. Да и ругался почти одинаково, что уж греха таить. Вдруг я вспомнил о притеснении геев ( подходящий момент, не правда ли?). Вот чёрт меня дёрнул поцеловать его. Не, я не был разочарован, ведь Фрай, скрывать не буду, достаточно сочный малец. Я просто приблизил своё лицо к его лицо и поцеловал. Господи, я не извращенец! Я не хотел его. Это был просто момент жизни, не более. Я не хотел ни продолжения, ни отношений, ни самого Фрая. Блин, вот я придурок. Зато теперь я немножечко гей. Знойный гей-натурал.