Судьба неизменна

Её не стало. Исчезла в водах Невы. Влюбившись, Марина меньше всего ожидала, что сильное, верное чувство закончится так нежданно — разрывом. Она полюбила: со всем жаром, со всей неопытностью, всем своим сердцем. И некому было ей подсказать, что опасность таится в слепоте, навеянной любовным угаром... Мать умерла. Пусть там, в небесах, она пристально наблюдала за тем, как растёт её дочка — как получилось, что мать проглядела, не уберегла? Она полюбила. Голубые глаза Марины, такие большие, каких не найти больше ни у кого, смотрели отныне лишь в спину избраннику, втайне надеясь на знак хоть какого внимания. Тот — балагур, миловидный и белозубый — нравился всем, кто его знал. Ей — больше всех. Украдкой она вздыхала, ни разу не подойдя; окончив начальную школу, старшую, пойдя в институт, она молчала — не так, как онегинская Татьяна. Марина была заводилой. И там, где она появлялась, словно просыпалось рыжеволосое, ясное солнце; с ней никогда не бывало скучно. Разодранные коленки, локти в ссадинах, лицо в грязи, улыбка задорна — вот какой была эта девочка. Становясь уже девушкой, она не утратила лукавства и оптимизма; оставаясь по-прежнему неуклюжей, часто падая, задевая все косяки, — всегда улыбалась. Пожалуй, не плакала никогда. Даже когда у отца поднималась рука её выдрать здоровым офицерским ремнём за далеко заходящие шалости. И вот, когда желанный, любимый появлялся с Мариной в одном помещении... улыбка не меркла. Глаза становились задумчивы. Руки тут же терялись, не зная, куда деваться – в замок за спиной или оправить лихорадочно-нервно куртку? Мерк здравый смысл. Сердце пело. Не романсы старинные, и не попсовую глупую музычку, но незатейливые, бессловесные, тут же забывавшиеся мелодии. Марина словно теряла голос... Её не держали ноги. Вопиющая страсть, такая безумная, что странно — как он не заметил в течение всех этих лет? Она полюбила совсем ещё юной, а становясь взрослой — терзалась сильнее, чем охваченный войнами целый свет. Когда мы мечтаем о невозможном, то с лёгкой горечью осознаём безнадёжность. Томительно-сладко, мучительно прокручивать в голове сюжеты, «воспоминания» из не наступившего совместного, счастливого будущего — о, это так занимает мысли, насыщая бедное сердце надеждой... Когда бы то ни было, где бы то ни было — Марина любила так, словно в последний раз. Как в воду глядела. Они... стали встречаться. Как это случилось? Девушка помнила каждый миг того дня, но нам это не так уж и важно; они были вместе часами, и нынче он не поворачивался спиной. Окрылённой Марине мерещилось в предрассветных снах белое одеяние, семейная жизнь, в которой не будет невзгод. Земля под ногами не чувствовалась... На долгих, но мимолётных полгода душа расцвела во всём своём великолепии. Но что происходит с прекрасным цветком, когда его от земли отрывают? Он увядает. А если срезают ножом? Он изменил, и для взрослой, бывалой женщины это не было бы сюрпризом. Но Марина... Потеряв его, ночами и днями хватаясь за телефон, оббивая порог парадной в тщетных попытках застать его дома, девушка всё ещё верила – отчасти всё ещё верила... В недоразумение. В то, что всё будет хорошо. Вновь безответно любимый объявился лишь через несколько месяцев. Женатым. ...Марина шла по прямой, как судьбоносные нити, набережной; жестокие питерские ветра толкали девушку в спину. Выпитая до капли предательством, не способная даже отчаяться, она плакала впервые за много лет. Не горько, навзрыд, не воя вместе с ветрами, а тихо, себе в высокий ворот пальто. Ей было почти двадцать лет. Себе она казалась древней старухой, познавшей всю тягость существования. Наверное, эта тягость, душевная тяжесть потянула её к невскому дну, не давая всплыть на поверхность. Светлым казалось когда-то это несчастное чувство, но теперь — убило невинную, слишком слабую душу. Марину.