Possess whatever bliss thou canst devise

And demons and monsters shall meet, and the hairy ones shall cry out one to another, there hath the lamia lain down, and found rest for herself. Isaiah 34:14

      Он всегда появлялся неожиданно, будто черт из табакерки. Джинни думала, правда, думала, что она переросла это. Она видела, как уносили тело Того-Кого-Нельзя-Называть (Гарри бы непременно скривился и поправил её), иссохшееся, исхудалое, но совсем не страшное, но это было сильнее. Сильнее, чем объятия Гарри. Сильнее, чем неуклюжие подколы Рона, которые всегда придавали ей сил. Сильнее, чем Рождество в кругу их разросшейся семьи. Нет света без тьмы, и Джинни с содроганием наблюдала за тенями, которые отбрасывали свечи на столе с всевозможными угощениями, приготовленными мамой. Она боялась увидеть в этих тенях то, что навсегда расщепило её душу, заставило сердце и разум метаться, как птицу в клетке. «Волдеморт побежден» - она повторяла это себе, как заклятье, когда заходила во тьму особняка на площади Гримма, и неизвестно откуда взявшийся сквозняк леденил её кожу. «Я знаю, я видела это», - уверяла, стараясь не смотреть в замутненное отражением зеркало, когда пыталась охладить пылающее лицо. «Ты мёртв, мёртв!» - иногда она и правда выкрикивала это, когда краем глазом видела, как мелькала чья-то тень на периферии сознания, и боясь, смертельно боясь вновь услышать вкрадчивый и ласковый голос. Потому что её собственный внутренний голос давно ждал этого момента. Иногда Джинни думала, что сходит с ума – банально, непоколебимо, неотвратимо. Гарри пытался помочь, её Гарри, вечный защитник, надежда, проводник. Он понимал, как никто другой, что значит быть одержимым чужой душой, чужими мыслями и эмоциями, он жил с этим семнадцать лет. Гарри прижимал её к себе, крепко, но ласково, и говорил, что всё скоро закончится, хотя они оба понимали, что это не закончится никогда. Потому что у Гарри были свои призраки, те, кто являлся к нему каждую ночь. Джинни знала это, она видела, как беспокойно кривится во сне его лицо, как его пальцы пытаются ухватить что-то невесомое, а губы – прошептать нечто важное. Каждую ночь Гарри Поттер встречался со своими тенями. Иногда Джинни начинала бояться Гарри. Заходя ли в гостиную, видя длинную тень в отсвете каминного пламени, играя ли его черными волосами, вспоминая, что у того, другого тоже были черные локоны и на секунду с ужасом замирая, прислушиваясь, как бешено стучит сердце. Глядя на Гарри, Джинни всегда возвращалась к тому злосчастному дню, когда она умирала в Тайной Комнате. Если раньше Том Риддл мерещился ей мельком, в тенях от свечей, игре отражений, шепоте осеннего ветра и тихом постукивании узловатых ветвей по стеклу, то теперь она отчётливо видела его в Гарри. Разве не могла остаться хоть часть его души где-то глубоко? Разве они не так невероятно похожи? Разве не были они одним целым многие года? Джинни постоянно закусывает губу до крови. То, что никогда не должно было случиться – произошло; она избегает Гарри, ощущая невероятную, умопомрачительную вину, когда он обижается. Не так-то просто – сторониться кого-то, живя в одном доме и деля с ним одну постель. Иногда страх отступает, и Джинни приходит в себя. Тогда всё идет, казалось бы, по-прежнему: она готовит ужин, пользуясь семейной книгой с заклятьями, которую ей подарила мама на их с Гарри свадьбу, встречает уставшего Гарри, они улыбаются друг другу, как в старые времена. Страх поднимает свою уродливую голову, когда Гарри целует её, а она запускает пальцы в его волосы. «Интересно, а что, если это будет Том?» - шепчет её внутренний голос, и Джинни в ужасе закусывает губу, желая оттолкнуть тело Гарри, убежать на край земли, исчезнуть, раствориться в небытие. Она зажмуривается, когда он врывается в её тело, потому что это так не похоже на её милого и любящего Гарри. Что, если в любимых зелёных глазах промелькнёт красная искра? Что, если любимые губы вдруг изогнутся в змеиной улыбке? Джинни чувствует, как руки Гарри давят на шею, гораздо сильнее, чем обычно, а потом он растворяется в ней, становится ей самой, вытесняет из сознания, и Джинни захлебывается криком. Реальность возвращается резко, как будто произносят заклятье «Приори Инкататем», и она видит склоненного над ней Гарри, испуганного и растерянного. Ей нужно в Мунго, она знает это, и Гарри тоже знает, только не хочет признавать. Иногда Джинни чувствует знакомое покалывание в пальцах, как тогда, на первом курсе, а потом находит на втором этаже комнату, стены которой полностью исписаны её кровью. «Том» «Том» «Том» кричат стены, и осознание обрушивается на Джинни, как гигантская волна. Он никогда не отпустит её, как и обещал. Он всегда будет с ней, в ней и в Гарри. Потому что Джинни видела, как глаза его сверкают красным, а губы шепчут знакомые до дрожи слова: «Малышка Джинни, я же обещал, что мы всегда будем вместе».