I believe

Когда я коснулась твоей призрачной холодной щеки и ощутила на пальцах полупрозрачную, вязкую бордовую кровь, когда встретилась с тобой взглядом, то мурашки пробежали по спине от их мертвого блеска. Сердце пропустило несколько ударов и сжалось, как будто от железной хватки чьей-то когтистой руки. Неужели я люблю тебя, Томас? По твоим бесцветным губам пробежала тень улыбки, словно в ответ моим мыслям. И ты исчез, развеялся как дым. Забрал с собой частичку моей души. Сковал грудь невидимой цепью, что не даст вдохнуть до конца. Сквозь белизну снега проступает алая глина, так похожая на кровь, пролитую в особняке и на его пороге. Я не замечаю, что слезы давно прочерчивают дорожки по грязным щекам. Их солоноватая горечь чувствуется на языке. Жестокий зимний ветер пробирает до костей. Он так похож на дыхание смерти, что унесла с собой моего мужа и его сестру. О, Люсиль, какая же ты эгоистичная, жестокосердная собственница! Ты была настолько зависима от брата, что не пожелала делить его ни с кем. И помыкала им, как хотела. Конечно, в смерти тех девушек он тоже виноват. Но ты организовала все эти убийства, нашептывала ему на ухо свой коварный план, мягко, но решительно подталкивала к бездне. Ноги и кончики пальцев на руках немеют. Стоять больше нет сил, и я опускаюсь на побагровевшую землю. Не могу шевелиться, холод сковал по рукам и ногам. А может, тоска. Я смотрю в безучастное серое небо. Маленькие колючие снежинки опускаются на лицо. Алан будет злиться, я знаю. Он не хотел, чтобы я сдавалась. Но этой апатии так сложно противиться… *** Утро было тусклым и безжизненным. Которое подряд? Я не считала. Все краски ушли куда-то. Вместе с ним. Ах да, с некоторых пор мне сложно произносить его имя. Даже в мыслях. А еще я слышу голос. Точнее, шепот. Не могу разобрать, что он говорит. И вообще, нет желания знать. Пневмония отступила, оставив постоянное ощущение нехватки воздуха. Алан говорит, что это пройдет, но что-то я сомневаюсь. Мне кажется, он слишком волнуется за меня. И даже любит. Мне даже предположить такое мерзко. Но я могу его понять. У отца было желание выдать меня замуж за этого молодого доктора. Мало ли что он мог наобещать впечатлительному юноше. Он приходит все чаще и молчит. И смотрит на меня. Нет, не упрекающе. С сожалением и чуточкой нежности. А еще с усталостью, которая может появиться только во взгляде призрака. Живые не могут быть настолько изможденными. Сегодня он смог произнести кое-что. «Прости меня» − вот что он сказал. Я прокусила губу до крови, чтобы не расплакаться. «Ты разрываешь мне сердце своим молчанием!», − почти кричу я. «Не приходи больше!», − утыкаюсь лицом в колени. «Хотя нет, если ты не появишься снова, я умру». Прикосновение, похожее на дуновение ветра, и я снова остаюсь одна. Одна на всем белом свете. Поддавшись какому-то странному порыву, я иду на кухню и беру с верхней полки шкафчика скальпель. Понятия не имею, кто его туда положил. Прикладываю хирургический инструмент к запястью. Сталь холодит кожу, в отражении на лезвии виднеется мое на удивление спокойное лицо. И Люсиль, одобрительно кивающая. Оказывается, так просто шагать прямо к бездне. Резкое движение — и кровь тонкими ручейками стекает на пол. Еще взмах — и второе запястье заалело. Иду, шатаясь, по коридору и провожу рукой по стене. Красные следы босых ног и полосы на обоях обозначают мой путь. Рухнув на кровать, прикрываю глаза. Скоро, скоро я буду с ним. Но Алан все рушит, вернувшись домой. *** Алан ведет меня на консультацию к психиатру. Пожилой мужчина в белом халате поправляет очки и смеривает меня оценивающим взглядом. Я краем уха слушаю их разговор, глядя в темень угла. Алан и мистер Джордан не знают, что не одни в кабинете. Им сложно поверить, что призраки — это не метафора. − Миссис Шарп, почему вы решились на самоубийство? — спрашивает психиатр. − Вам это знать ни к чему, доктор. Все равно вы не поймете. И опять выпадаю из реальности, увлекшись созерцанием фантомов. Меня отправляют в больницу для душевнобольных. Что ж, не так уж это неожиданно. В комнате с белым потолком… Палата сияет белизной. Белый пол, белый потолок, белые простыни, белая сорочка на мне. Всему этому не хватает алого. Алых капель крови. С правом на надежду… Мне нравится это уединение. Так спокойно, никто не тревожит. Проще услышать себя. И Томаса. Впервые за долгое время произношу его имя вслух. Сажусь на кровати, обхватив руками колени. Я буду надеяться. Всегда. И я потерю право на надежду вместе с дыханием. С верою в любовь… − Томас…приди же. Я так долго ждала. Материализуется рядом со мной. Приобнимает за плечи. И его ладони не холодные. А теплые. Как будто он еще жив. Впиваюсь ногтями в кожу так, что едва зажившие порезы на запястьях обжигает болью. Не выдерживаю. Оборачиваюсь, застыв на секунду и затаив дыхание, потом притягиваю его к себе и целую. Так крепко, так жадно, так надрывно… Я буду любить его до самой смерти. Я буду верить в нашу любовь. И только смерть разлучит нас. Да и то не факт. *** Алан задумчиво наблюдал за девушкой, разговаривающей с пустотой. Потом спросил у главврача: − Это нельзя вылечить, вы уверены? − К сожалению. Слишком сильной была ее потеря. Практикант зажмурился и сжал руки в кулаки. Он потерял Эдит, когда нашел ее без сознания на кровавом снегу.