Вязка

Не знаю, сколько времени я простояла — верней, провисела, не имея возможности ни опустить руки, ни хотя бы прислониться к стене. Но в какой-то момент железные браслеты внезапно разомкнулись и цепи со звоном упали вниз. Я мгновенно, не раздумывая, метнулась к двери. Дверь дубовая, прочная, но если когтями... Ага, не тут-то было. От двери несло каким-то магическим составом: я распознала дурман, и чемерицу, и еще полдюжины трав, но к чему они здесь — этого я не знала. В смысле, как именно они действуют в этом зелье — для чего само зелье, сделалось очевидно сразу, как я попыталась провести по дереву когтем. Палец словно огнем обожгло, а на двери не осталось ни царапинки. Я еще помыкалась по подземелью, с тупым звериным упорством тычась во все уголки в поисках хоть какой-нибудь лазейки. Сама понимала, как это глупо — искать неучтенные щели в новехоньком замке, проверенном магией вплоть до последнего камушка, — но ничего с собой поделать не могла. Сидеть на месте было совсем уж тошно. К тому же на ходу все-таки согреваешься. Проще и разумнее, конечно, было бы перекинуться, но я не решалась. Слишком живы были в памяти многоопытный взгляд и жадное, жаркое дыхание оборотня. В человеческом облике у меня против него был хоть какой-то шанс, пусть и мизерный. В зверином — ни малейшего. Хрен бы с ним, что он сильнее — тут мое собственное тело меня предаст, станет играть на его стороне! Н-ненавижу! Ненавижу себя в этом состоянии. И как же не вовремя, ох, ну как же не вовремя! Подземелье было просторным, чтобы не сказать огромным, но я обошла его целиком, шлепая босыми ногами по ледяным плитам. А потом обошла еще раз. И наконец почувствовала, что больше не могу. Простыну насмерть — ну и хрен с ним, оно же и к лучшему. Я улеглась на пол возле стены, но не прикасаясь к ней, свернулась в комок, в надежде, что удастся хоть чуть-чуть нагреть своим теплом пятачок пола под собой. Удалось или нет — не знаю, потому что я уснула. Проснулась я оттого, что за ухом отчаянно чесалось. Я машинально поскреблась, потом вспомнила, что означает такая почесуха, дернулась было откатиться в сторону — но поздно. Когда я очнулась после превращения, он уже стоял надо мной, в зверином обличье. Разумеется, он не такой дурак, чтобы превращаться в моем присутствии... Зверь был хорош, этого у него не отнять: медно-рыжий, мощный, красивый донельзя. Была бы я просто течной сукой — задрала бы хвост прямо здесь и сейчас, не раздумывая. А так я шарахнулась в сторону, вдоль стены, и вжалась задом в угол, яростно щерясь. Течка началась ночью, пока я спала. Теперь я чувствовала разбухшую петлю, из которой сочилось, и запах сводил с ума даже меня самое, каково было самцу — оставалось только догадываться. Впрочем, Этвор головы не терял. Опытный, сволочь. Куда опытней меня... Самец пригнул башку, прижал уши и, заискивающе ухмыляясь, принялся боком приближаться ко мне. Я сделала выпад, клацнула клыками. Он отскочил на безопасное расстояние. — Ше-ел... Голос был бархатный, тягучий, сладкий, как густой мед. От него вело голову. И этот тон, ровно тот же тон!.. — Не называй меня «Шел»! — не своим голосом взвизгнула я, изо всех сил поджимая хвост. Он как будто и не услышал. — Какая же ты красавица, Шел, — говорил он, мелкими шажочками семеня в мою сторону. Толстенный, пышный хвост поленом, переливающийся всеми оттенками бронзы и меди, мотался из стороны в сторону, как у игривого щенка. Это должно было выглядеть забавно. Но не выглядело. Это выглядело... великолепно. Сногсшибательно. Головокружительно. От одной мысли, что сейчас вот этот вот... — Гр-рав! На этот раз я даже дотянулась. Клацнули зубы, в клыках у меня остался внушительный клок шерсти. Он опять как будто не заметил, отскочил на прежнее расстояние и пошел на новый заход. — Какая же ты красавица. Какая ты сладкая. Как ты пахнешь... Он прижмурил глаза и сладко заскулил, припадая на передние лапы. — Ну не упрямься, девочка моя, хорошая моя, тебе же самой хочется, ты же знаешь, как будет хорошо, ты же понимаешь... Я не выдержала, выметнулась из своего угла и кинулась на него очертя голову. Именно потому, что мне самой хотелось. Что я знала, как будет хорошо. Тело было уверено, что будет хорошо. А умом я при этом прекрасно понимала, как все будет плохо. И больше не могла, не в силах была слушать этот убаюкивающий, завораживающий, подчиняющий голос. И с чего я, дура, взяла, будто он так и станет ходить вокруг да около, заговаривая мне зубы? Разумеется, только этого он и ждал. Он увернулся, пропустил мимо себя и тут же ухватил зубами за холку. А в следующий миг на меня навалилось лохматое тело, и мои бока стиснули мощные лапы. Стиснули не больно, но намертво: не вырваться. Зубы на загривке сжались сильней, не прокусывая, но прикусывая до боли, обозначая, давая понять: все, игры кончены, ты моя! И именно от этой боли подлое тело окончательно сдалось. Я сама не почувствовала, как хвост завернулся набок — очнулась, только когда самец уже двигался внутри. Но было поздно. Я все понимала, сознавала, что происходит и что мне конец, — и сама же поскуливала, повизгивала, подмахивала в лад, прогибая спину и подаваясь навстречу раскаленной от желания петлей. А потом он прикусил сильнее, я взвизгнула — и внутри что-то набухло и стиснуло намертво, как будто тело, обретшее собственную волю, не хотело отпускать желанного самца. Этвор разжал лапы, отпустил зубы — но его член так и остался во мне, намертво связав нас обоих. Я оглянулась через плечо, медленно приходя в себя. Тело, заполучив, чего ему хотелось, наконец-то отпустило разум на волю, предоставив мне возможность осознавать последствия. Ну, последствия последствиями, а вот этому мерзавцу точно не жить! Сейчас я его... Этвор явно тоже очнулся от похотливого угара. Он слез с меня и теперь стоял ко мне задом, хвостом к хвосту, глядя на меня чрезвычайно неприязненно. Как ни уверен он был в своем превосходстве, а все-таки разъяренная самка оборотня опасна и самцу. Особенно если она — в бешенстве и не собирается себя жалеть, а он только что выебал ее по полной и теперь способен думать только об одном: где бы прилечь отдохнуть... Я махнула в его сторону пастью. Нет, не достать... А жаль, жаль! Попробовала лапой. Когтями его, конечно, насмерть не убьешь, но тут главное начать... Этвор отпрыгнул в сторону... ну, э-э... точнее, на максимально возможное сейчас расстояние. — Остынь, дура! — рявкнул он. — Чего уж после драки кулаками-то махать? Задрала хвост — теперь стой спокойно и жди, пока замок расцепится! Ах вот как он теперь запел, кавалер мой обходительный! Я изо всех сил рванулась в его сторону. Боль была дикая, но, судя по визгу Этвора, ему пришлось не слаще. Я-то баба, я потерплю, а вот если у него его хуй драгоценный оторвется — чем он тогда свою блядь ублажать станет, а? Очевидно, Этвору пришла в голову та же мысль, потому что вертелся и крутился он — любо-дорого посмотреть. Я изо всех сил пыталась до него дотянуться, чем могла, а он делал все, что мог, чтобы не сокращать дистанцию и оберечь свой ненаглядный причиндал. Не имея возможности достать его зубами и когтями — уж больно ловко уворачивался! — я что было мочи поливала его словесно. Самыми невинными прозвищами, которыми я его награждала, были «кобель шелудивый» и «ебарь блохастый». Поначалу он пытался было отгавкиваться, но куда уж ему против рассерженной бабы! Так что уворачивался он молча. Наконец замок распался — и Этвор, поджав хвост, как побитый щенок, пулей припустил к двери. Видно, снаружи кто-то наблюдал за происходящим, потому что дверь услужливо распахнулась навстречу ему — и сразу захлопнулась, так что я, подлетев на пару мгновений позже, с размаху впечаталась в дубовые доски, пропитанные жгучим заклятием. Я плюхнулась на пол под дверью, даже не дав себе труда отползти в сторону. И тоскливо, надрывно завыла. Откуда-то из-за двери, сквозь несколько стен, откликнулась мне одинокая волчица...