Непростая история Чинка

Наконец появился охранник с подносом. Он открыл двери, преступив через прикованного Чинка, вошел и поставил поднос с едой у изголовья. После чего так же вышел и, закрыв двери, снял наручники сначала с задних лап, потом с передних. Голодный Чинк тут же принялся за еду. Поднос был разделён на секции, в каждой из которых лежала разная пища. В самой большой были макароны, в отделении поменьше был аппетитно пахнущий салат, в ещё меньшем, порезанная на кубики, вареная колбаса, а в самом маленьком, продолговатом, лежала ложка. Посередине всего этого возвышался пластиковый стаканчик с чаем. Чинк набросился сначала на салат, потом закусил его колбасой с макаронами и запив всё это чаем, почувствовал, что, наконец насытился. Вместе с этим он почувствовал непреодолимое желание спать. Преодолевать его не было никаких видимых причин, и Чинк заснул. Дальнейшая жизнь Чинка в заключении тянулась довольно однообразно. Три раза в день приходил охранник и приносил еду. Один раз в день вместе с ещё одним охранником, приходил врач и обрабатывал ожоги. Всё время, при входе в камеру, Чинка пристёгивали наручниками к решетке. На все попытки расспросить о своей дальнейшей судьбе доктор отвечал уклончиво, всеми своими эмоциями показывая, что против дальнейших расспросов. Чинк отметил, что он в курсе его способности точно определять эмоции окружающих. Он постепенно выздоравливал, и тогда к процедурам по залечиванию ожогов присоединились многочисленные анализы. Теперь, входя поставить еду Чинка приковывали к решетке только за руки, а матрас переложили от решетки к стене, напротив рукомойника. Дни были похожи один на другой, лишь одно странное событие за этот период врезалось Чинку в память. Когда Чинк почувствовал в себе силы более-менее не перенапрягаясь ходить, он тот час же начал перед едой пользоваться рукомойником. Он обратил внимание, что мыло имело какой-то очень уж зловонный запах – от которого аж немного портился аппетит. Периодически мыло обновляли, но всё время клали такое же, вонючее. И вот однажды Чинк унюхал, что на этот раз положили совсем другое, - очень даже приятно пахнущее. Чинк взял его в лапы и с наслаждением вдохнул его приятный аромат. Тут в коридоре послышался топот бегущих ног, вскоре показался запыхавшийся, чем-то перепуганный охранник, который только что принёс еду и новое мыло. - Э, пушистик! Ты, это, того, положи мыло на место! – сказал он, сильно нервничая. - Я что-то не так стелал? – обеспокоенно спросил Чинк. - Нет, всё в порядке. Это я не то тебе положил. Просто положи мыло на место и просунь лапы через решетку. Я сейчас поменяю. - А сачем? - Так надо. Он положил вместо ароматного то, отвратительное. И ушел. Чинк долго размышлял, зачем это, но так не до чего и не додумался. Постепенно Чинк полностью поправился от ожогов, полученных на пожаре, и почувствовал себя при силах. Шерсть полностью отросла, Чинк выглядел так, будто ничего и не происходило. Врач, после очередного осмотра, сказал, что он полностью здоров, но порадоваться выздоровлению у Чинка не получилось. На следующее утро к камере Чинка пришел целый отряд во главе с тем самым чёрным командиром. Все напряженные, а у предводителя та же ужасающе несовместимая смесь чувств, что и при поимке: с одной стороны - жалость, с другой – твёрдое, беспощадное намерение сделать Чинку что-то плохое. При виде этих людей у Чинка сразу шерсть стала дыбом, и бешено заколотилось сердце. Ему приказали подойти к решетке. Чинк был в ужасе от предчувствия, но понимал, что сопротивление сделает всё лишь хуже, поэтому послушно выполнил распоряжение. Пришедшие, судя по всему, знали о способности антропоморфов определять чувства, поэтому даже не пытались его успокоить. Чинка сковали по рукам и ногам, и надели намордник. Потом его повели мрачными коридорами в просторный зал, посередине которого находилось небольшое сооружение, напоминавшее железный ящик. Чинка завели туда и велели стоять у входа. Проём закрыли решеткой и, сквозь неё сняли с Чинка цепи и намордник. Затем сверху опустилась железная панель, полностью скрывшая вход. Чинк оказался в полной тишине и темноте. Как ни старался он напрягать своё ночное зрение, как не крутил ушами, пытаясь уловить хоть звук – ничего не было видно, и не слышно, кроме собственного дыхания и стука сердца, готового выпрыгнуть из груди. Вдруг, сразу со всех сторон раздался страшный вой, похожий на вой сирены воздушной тревоги, и мигающий красный свет заполнил всё помещение. Немного отошедши от первого шока, Чинк обнаружил, что находиться в комнате, посреди которой, а так же по углам находились, помещённые в клетки, колонки с красными мигалками. Звук и красное мерцание становились совсем невыносимыми. Чинк бросился к панели, закрывшей вход, и стал колотить её лапами, крича: - Что вы телаете?!! Прекратите!!! Прекратите!!! Выпустите меня отсюта!!! Видя, что это бесполезно, Чинк бросился на пол, свернулся клубком, закрыл глаза, прижал уши, зажал их лапами, и сверху прикрылся хвостом. Через некоторое время он почувствовал под собой обжигающий холод и вскочил. Помещение заполняла леденяще-холодная вода. Дрожа от холода, и обхватив себя хвостом, Чинк закрыл глаза и, как мог сильно, прикрыл уши лапами. Вскоре вода достигла колен, сумасшедшее мерцание было видно сквозь закрытые веки, а вой становился всё громче и громче. Наконец нервы Чинка не выдержали, и он стал с криком носиться по комнате, шарахаясь от одного источника звука и света к другому, натыкаясь на стены, и ударяясь в прыжках о потолок. Внезапно из воды выскочила рама с натянутой сетью и прижала Чинка к стене. Сирена смолкла, мигалки прекратили вращаться, но не погасли. Панель, скрывавшая вход поднялась, и вода устремилась вон. В помещение вбежал командир с двумя подчинёнными, в руке у него был пистолет, он поднял его, и приставил к шее Чинка. Готовый сойти с ума от ужаса, Чинк закричал, издав пронзительный свист. Он почувствовал укол в шею, как при поимке, и погрузился в спасительную темноту.