Сила любви

С круглым как футбольный мяч животом Савада выглядит нелепо. Это все, о чем может думать Занзас, пока рассматривает его, застывшего на пороге в короткой футболке и низко спущенных шортах. — Ты похож на перезрелый арбуз, — говорит он, скользя взглядом по острым коленкам и тощим бедрам, поднимаясь чуть выше, к темной линии, строго посередине расчертившей огромный живот, и задерживаясь на вывернувшемся наружу пупке. Савада возмущенно открывает и закрывает рот, дергает на себя дверь, порываясь захлопнуть ее у Занзаса перед носом, но, конечно же, не успевает. Мгновенно среагировав, Занзас перехватывает створку и удерживает ее на месте. — Пошел вон, — шипит Савада и гневно сверкает золотистыми глазами. Неужели собирается в гиперрежим войти? При других обстоятельствах Занзас оттолкнул бы его, не церемонясь, но сейчас сама мысль об этом вызывает отторжение. Беременного Саваду вовсе не хочется обижать или расстраивать. Он выглядит таким уютным и слишком приятно пахнет: омежьей сладостью, корицей и теплым молоком. Да, именно молоком. Занзас даже чувствует его привкус на языке и невольно облизывает губы. Савада застывает на мгновение, уставившись на рот Занзаса, а потом отступает назад. Неуклюже путается в ногах и чуть не плюхается на задницу. Занзас вовремя подхватывает его и прижимает горячим животом к боку. От внезапной близости мысли путаются, нежный аромат окутывает их с ног до головы, и Занзас глубоко и жадно дышит, гладит открывшуюся полоску кожи на пояснице и чувствует, как жаркое возбуждение растекается в паху. Он почти готов потереться вставшим членом о бедро Савады, но в последний момент одергивает себя. — Уходи, — уже не так уверенно шепчет Савада, губами касаясь его шеи, когда Занзас разворачивает его лицом к себе. — Видеть тебя не могу. — И все равно хочешь, — в тон ему отвечает Занзас, оглаживая выступающие лопатки так, что Савада немного прогибается, подчиняясь этой ласке. — Это все инстинкты, — упрямо мотает лохматой башкой пацан, и зверь злобно рычит внутри, до того Занзасу противно слышать такое. Для него Савада давно перестал быть просто течной дыркой, которую приятно трахать. Занзас еще год назад оформил бы их отношения, как положено, если бы не настырный мусор со своим извечным нытьем и выкрутасами. Одни только побеги из дома в течку, чего стоят. От воспоминаний становится совсем тошно. Их отношения похожи на сумасшедшие качели — то вверх, когда все прекрасно, и мир фонтанирует яркими красками, то с размаху вниз, как в пропасть между скалами и без страховки. Занзас не хочет думать, что во всем случившемся есть и его вина. Могло ли что-то сложиться иначе, если бы он не набросился тогда на Саваду в школьном сортире? Ответа Занзас не знает. И даже больше — не желает знать. Сама мысль о том, чтобы отказаться сейчас от Савады вызывает первобытный, незамутненный ничем, гнев. Альфа внутри не идет на компромиссы, ей нужно все и без остатка, особенно теперь. Занзас кладет ладонь на круглый живот и задерживает дыхание от восторга. Там, внутри растет его ребенок. Ощущение натянутой кожи под пальцами рождает такой неконтролируемый восторг, что даже сердце начинает биться вдвое чаще. Зачем только он упустил столько времени, поддаваясь на глупые отговорки Савады, и не приехал раньше? В глубине души Занзас готов признаться, что и сам не очень стремился навещать беременного пацана. Опасался, что будет чувствовать отвращение и не сумеет его скрыть. Огромное брюхо и тощие конечности Занзаса никогда не возбуждали. Только он не учел, что закостенелые предрассудки полетят в преисподнюю, когда дело коснется его собственного ребенка и его омеги. — Почему ты так долго не приходил? — внезапно вывернувшись из объятий и отступив в сторону, спрашивает Савада и капризно добавляет: — Я ждал тебя. Занзас улыбается против воли, рассматривая тонкие стрелки нахмуренных бровей, и пожимает плечом: — Мог бы позвонить и попросить приехать, а не прятаться в Южной Америке, как дебил. — Ты же все равно знал, где я! — с прорывающимися в голосе истерическими нотками выкрикивает Савада, обиженно кривя губы. От чужой гормональной вспышки у Занзаса тут же начинает ломить виски. Он притащился сюда, за тридевять земель, совсем не для того, чтобы выслушивать глупые претензии и ругаться. Занзас просто соскучился и устал каждую свободную минуту думать о Саваде, не имея возможности дотронутся, потискать, трахнуть — да что там — просто увидеть того наяву, а не в мокрых подростковых снах. — Мусор, мне казалось, ты не слишком жаждешь встречаться со мной, раз скрываешься на краю света. Или я не прав? — вкрадчиво интересуется Занзас, с удовольствием наблюдая, как эмоции на лице Савады быстро сменяют друг друга. Поразительно, насколько у того временами бывает живая мимика. Недовольство и раздражение в одну секунду превращаются в растерянность и покорность. — Прав, наверное, — грустно кивает тот и инстинктивно прикрывает ладонью живот, словно оберегает ребенка от враждебного мира. От одного этого естественного жеста у Занзас все внутри переворачивается. Он готов наброситься на Саваду и завалить прямо в холле. И мысленно он уже раскладывает его на стоящем неподалеку журнальном столике, высоко задрав ноги и вставив по самые яйца. Между фантазией и реальностью всего ничего: расстояние в три шага и летние тонкие шорты, которые не составит труда разорвать по шву за две секунды —, но Занзас не станет больше применять силу и принуждать Саваду к чему-либо. Существуют более надежные способы добиться желаемого. Занзас снова улыбается и медленно подходит к Саваде. Он двигается плавно, стараясь не спугнуть. Не спеша протягивает руку и дотрагивается самыми кончиками пальцев до нежной щеки. У Савады идеально гладкая кожа, и касаться ее очень приятно. Занзас точно свихнулся на нем, раз чуть не кончает, от одного только помутневшего взгляда, брошенного из-под ресниц. Тело словно перестает подчиняться командам мозга. Движения замедляются, будто он в стельку пьян, и Занзас обводит пальцем контур приоткрытых губ, мечтая сделать то же самое членом. В паху сладко тянет, когда он воображает, как толкается в маленький влажный рот, удерживая Саваду за волосы, а тот не сопротивляется, а наоборот, берет глубоко и с удовольствием. Губы растягиваются вокруг его члена, и Савада смотрит на него своими потемневшими от похоти глазами, полными неподдельного обожания и любви. Занзаса бьет крупная дрожь. Член натягивает брюки так, что уже становится больно, а ведь они пока просто стоят рядом. Занзас дергает ноздрями и с шумом втягивает воздух. Восхитительный запах оглушает, вгоняет в транс и заставляет зверя внутри довольно облизываться. В нежном омежьем аромате явственно слышатся особые нотки. Это из-за беременности, из-за того, что Савада носит его ребенка. Занзас как никогда остро ощущает на нем собственную метку и больше не может сдерживаться. Кажется, что мгновение, пока Занзас властно раздвигает мягкие губы языком, длится вечность. Он слишком нетерпеливо, слишком напористо, слишком жестко сминает податливый рот, но остановиться уже не может. Из-за сильно выросшего живота приходится осторожничать, но Занзасу все равно очень нравится. Ради своего ребенка он готов стерпеть, что угодно. Он словно впервые целует Саваду и никак не может насытиться им до конца. В ушах грохочет пульс, с ладоней рвется пламя, и под веками осыпается звездная пыль, Занзас чувствует себя пилотом истребителя, выходящим из пике, перегрузка запредельна, опасна и охерительно прекрасна. Занзас переплетает их языки и умирает от горячечных стонов, которыми отвечает Савада на каждое его действие. Отзывчивый, жадный, настоящий омега. Занзас напоследок невесомо лижет его нижнюю губу, нехотя отстраняется и предупреждает: — Я больше никуда не уйду. Даже не надейся. — Не буду, — отвечает Савада, берет его за руку и тянет куда-то. У него маленькие пальцы, как и у всех омег. Занзас гладит чувствительное место между большим и указательным, и ладонь Савады слегка подрагивает от его прикосновений. Он неловко ступает, отводя назад плечи и шире расставляя ноги, а большой живот гордо торчит впереди. Занзас даже замедляет шаг, чтобы еще немного насладиться этой картиной. Беременный от него Савада, раздутый, как воздушный шар, о лучшем и мечтать не нужно. В спальне Савада осторожно забирается на кровать и устраивается на спине, широко разведя ноги. Вставший член прижимается к животу. Оставляет на коже влажный след, и Занзасу до умопомрачения хочется отсосать ему. Раньше Савада мог кончить только от его языка, ритмично толкающегося в щелку на головке. Перед глазами все расплывается, когда он все-таки опускается перед кроватью на колени и обхватывает губами горячую плоть. Савада выгибается, стонет на одной ноте и поддает бедрами вверх. Он выглядит просто великолепно, возбужденный, с влажными искусанными губами и бешено пульсирующей на шее сонной артерией. Занзас с ума сходит от удовольствия, вбирая член до основания, ощущая солоноватый привкус на языке и как можно сильнее расслабляя горло. Савада принадлежит ему полностью, и от такой явной власти над кем-то кружится голова. Занзас просовывает одну руку ему между ягодиц и с нажимом трет мокрое уже отверстие. Упругие мышцы с готовностью расступаются, и он вставляет внутрь сразу два пальца. Горячие стенки жарко и плотно обхватывают фаланги, и Занзас чувствует, как дергается член у него во рту. Тогда он сглатывает, сжимая головку стенками горла, и резко сгибает пальцы, задевая простату. Этого с лихвой хватает, чтобы Савада содрогнулся всем телом и кончил ему в глотку, комкая в кулаках и без того сбитые простыни. Облизывая саднящие губы, Занзас отстраняется и заползает на постель рядом с ним. Выпуклый большой живот против воли приковывает взгляд. Натянутая кожа кажется глянцевой, так и хочется дотронуться и ощутить под пальцами ее гладкость и тепло. Пока летел сюда, Занзас готовился увидеть жуткие растяжки, о которых пишут в пособиях для будущих родителей, отеки и уродливые пигментные пятна, но реальность совсем не похожа на то, что он себе навоображал. Беременный Савада охренительно красив, Занзас даже не пытается скрыть, насколько тот сильно его возбуждает. Упирающийся в бедро член выдает его с потрохами. Он мягко поворачивает еще не пришедшего в себя после оргазма Саваду на бок и ведет ладонью по ложбинке между маленьких подтянутых ягодиц. Там уже все мокрое, и смазка стекает крупными каплями на бедро. Узел в основании члена полыхает огнем, отчаянно требуя внимания, но Занзас терпит, неторопливо лаская и растягивая пальцами поджавшуюся дырку. С каждой минутой Савада всхлипывает и прогибается сильнее, потираясь задницей о его пах. Только сейчас Занзас понимает, что до сих пор не расстегнул даже рубашку. Похоже, на Саваде его переклинило окончательно и бесповоротно. Раньше с ним такого не случалось. Занзас мог эгоистично позабыть об удовольствии партнера, но о себе — никогда. Быстро выпутавшись из одежды, он ногой отбрасывает брюки с трусами на пол и прижимается освобожденным членом к приоткрытому входу. Занзасу ужасно нравится даже просто смотреть, как медленно погружается головка в податливое нутро. Он оттягивает ягодицу Савады в сторону, открывая для себя лучший вид, и каждой клеточкой впитывает завораживающую картинку. Покрасневшие края растягиваются вокруг ствола все сильнее, и Занзас безостановочно сглатывает и облизывает пересохшие губы, не в силах отвести взгляд. Оказавшись внутри полностью, он наконец замирает и переводит дыхание. Капли пота щекочут виски и шею. Перед глазами темно, а нос забивает густой запах. Занзас удобнее перехватывает ногу Савады и задирает ее выше, удерживая за бедро. Зарывается носом в волосы на затылке и с наслаждением втягивает сладкий аромат. Он медленно двигается и ловит чистый кайф от живого, отзывающегося на каждое прикосновение тела, от холодных ладоней, вцепившихся в его руку, рваных стонов и даже от щекочущих щеку прядей. Занзас не понимает, почему мелкий мусор так действует на него. Почему его постоянно хочется видеть, трогать и провоцировать. С ним даже ругаться как-то по-особенному приятно, а мириться потом еще слаще. Можно, конечно, все свалить на природу, но инстинкты здесь ни при чем. Благодаря Саваде Занзас теперь отлично чувствует разницу между животной случкой и сумасшедшим взаимным притяжением. Их связь — это омут, девятый круг ада и привкус отравленного миндаля на губах. Порой Занзас не в состоянии находиться рядом с Савадой больше пяти минут, настолько велико желание запустить в него пламенем. А иногда не может уснуть, не подрочив на светлый образ из своих фантазий. Со всем этим сложно смириться, но сейчас, аккуратно устроив ладонь на круглом животе, Занзас верит, что у него обязательно получится. Савада глухо шепчет его имя, откидывает голову назад и опускает руку к члену. Занзасу немного жаль, что из-за беременности не видно, как он сначала трет головку, потом обхватывает ствол и начинает быстро ласкать себя. Это получается у Савады поразительно развратно и пошло. Как у омег из хорошей порнушки. Занзас наизусть помнит каждое его движение и обожает смотреть на летающий с невероятной скоростью кулак, на проворные тонкие пальцы оттягивающие уздечку и на набухшую, яркую от прилившей крови головку. Напряжение, скопившееся в паху, нарастает с каждой минутой. Занзас вколачивается в тугой влажный анус, почти потерявшись в ощущениях. Он жадно гладит худой бок и выступающие тазовые косточки, захлебывается усилившимся в несколько раз запахом и тонет в оранжевой радужке, когда Савада чуть поворачивает голову и встречается с ним взглядом. Разбухший узел легко входит внутрь, и Занзас забывает на каком он свете. Мышцы охватывают член так тесно и горячо, что стоны рвутся из горла сами собой. Это предел, вершина мира. Кажется, еще немного, и он спятит. А через полсекунды, когда Савада скулит и содрогается всем телом, и его задница сжимается особенно сильно, Занзаса просто сносит лавиной сокрушительно оргазма. Ощущения похожи на полет обезумевшей карусели. Внутренности будто пропускает через мясорубку, по венам льется кипяток, и долгие судороги проходят по позвоночнику. Занзас рычит, кусает Саваду поверх старых отметин и с облегчением кончает, чувствуя себя совершенно опустошенным. После оргазма тело расслабленное и непослушное, а мысли вялые и нечеткие. Занзас неторопливо выводит узоры у Савады на плече, от чего тот довольно морщит нос и жмурит мутные глаза. Пожалуй, надо что-нибудь сказать, но ничего подходящего в голову не приходит. Занзас вообще не любит бессмысленную болтовню. Красивые слова — это только для омег. Пока он лениво размышляет об их туманном будущем, Савада поворачивается на бок, подтягивает коленку к животу и всем видом демонстрирует готовность немедленно уснуть. Занзас усмехается, пристраивается к нему сзади так, что грудью вжимается в острые лопатки, и кладет ладонь на пупок. Там кожа ощущается особенно нежной и как будто более тонкой. Может быть, если он чуть подождет, то почувствует шевеления, о которых так много рассказывают беременные омеги. Савада, наверное, уже знает каково это — ощущать внутри своего ребенка. Будто уловив его настроение, живот под его пальцами приходит в движение, и ребенок легко толкается изнутри, то ли локтем, то ли пяткой, Занзасу в руку. Радость распирает грудь и хочется по-детски защекотать сладко сопящего рядом Саваду. И обязательно поцеловать, крепко-крепко. В такие моменты слова действительно становятся лишними. Ведь абсолютное счастье не нуждается в определениях, главное, что только оно может сделать человека по-настоящему лучше. Конец