sex

Люк и Эштон не видели друг друга в течении трех дней. Но это вовсе не значит, что они не разговаривали. Черт, да каждую свободную минуту, что была у Люка, он либо отправлял сообщение Эштону, либо же звонил ему в facetime. И Люк свел на нет все случайные связи с поклонниками. Очевидно, что Калум и Майкл заметили это, но продолжали молчать. Им нравился новый Люк — разговорчивый и не ведущий себя всегда и везде как мудак. Но они, опять же, ничего не говорили ему напрямую. Люк мог вновь закрыться в себе, вернуться к тому сварливому сукиному сыну, что жил в нем, и ни один из них не хотел этого. Вместо этого ребята игнорировали каждый раз, когда Хеммингс глупо улыбался, залипнув на экран телефона, или когда они слышали его разговоры по facetime с Эштоном чертовым ранним утром, и даже когда это было чем-то большим, чем просто разговор, они все еще делали вид, что ничего не замечают. Парни сидели за кулисами в Манчестере, и Люк не переставал переписываться с Эштоном. Он постоянно хихикал, не отрываясь от телефона, и были моменты, когда Калум с Майклом просто хотели врезать ему. Это ведь был чертов групи-мальчик, а Люк просто запутался в этом беспорядке. Вся ситуация была неправильной. Они не должны были привязываться к поклонникам, черт возьми, да они вообще ни к кому не должны были привязываться. Независимо от того, сколько Люк отрицал, он чертовски сильно привязался к Ирвину.

***

Парни исполнили их обычный репертуар, Люк по-прежнему не разговаривал с фанатами. Калум и Майкл не могли не заметить этого, из-за чего они были раздражены — окей, может, они ненавидели в такие моменты Люка. Группа могла быть один целым только вместе с Люком. Но он ни о чем даже не беспокоился. И это до чертиков злило парней. Они любят своих фанатов, но когда Люк был любимчиком так долго, пытаться возместить его «потерю» — очень трудная работа. Трудная работа, которую они вообще не должны делать. И сразу же после окончания концерта, ребята решили, наконец, сказать это Хеммингсу. -Че за херня? — задали напрямую вопрос Калум и Майкл. -Что? — в замешательстве посмотрел на них Люк. -Ты знаешь, что ты чертов хер, даже не пытающийся сделать хоть что-то? — Майкл был действительно зол. — Я и Калум пиздец как выкладываемся, нахуй выворачиваемся из своих шкур на каждом шоу, а тебе блять так трудно приложить хоть какие-то усилия. Это же не так трудно не быть безразличным гавном, Люк! После этого Майкл развернулся и буквально вылетел из-за кулис. Он даже не мог смотреть на Люка. Он не мог стоять рядом с ним. Черт, да он уверен, что ненавидит Хеммингса. Потому что это было несправедливо. Люк просто наплевал на все. -Он прав, знаешь это? — заговорил Калум, и голова Люка резко повернулась в его сторону. — Мы пытаемся, а ты даже не думаешь позаботиться о чем-то. Больно смотреть на это. Ты просто потух. Единственное, что может заставить тебя улыбаться — это тот тупой парень. Не я, не Майкл, хотя мы твои лучшие друзья. -Я чертовски извиняюсь. Я просто больше не хочу находиться здесь. -Да ну? Хорошо, в некоторые дни я чувствую себя так же, но. Заткни свой чертов рот, натяни самую блять поддельную улыбку и пройди все это. Все эти фанаты чертовски сильно пытаются попасть на концерт, мы устраиваем тур для них, поэтому прекрати быть самовлюбленным ничтожеством и сейчас же соберись, потому что бог знает, что за поеботу ты тут вытворяешь. И Люка оставили одного. Он направился в тур-автобус, где он тот час же достал телефон и позвонил Эштону. -Але? -Эштон? -Да. Почему ты звонишь? Сейчас середина ночи. -Калум и Майкл наорали на меня, потому что я больше не стараюсь на концертах, но я так чертовски устал от всего этого. -Я могу чем-то помочь? -Кроме того, что ты прямо сейчас приедешь в Манчестер и позволишь трахнуть тебя до безпамятья, ничего. -Одно из этого мы можем сделать. -Ты серьезно предлагаешь мне секс по телефону? -Это лучшее, что мы можем сделать сейчас, либо же вообще ничего. -Отлично, и как это работает? -Люк, ты один из тех грубых чуваков, что я знаю, сделай это, ради бога. -Ладно, тогда раздвинь ноги как можно медленнее и гладь себя по боксерам, пока я расстегну штаны, окей? -О-окей. Шуршание было слышно через телефон, и Люк быстро стянул с себя штаны, услышав тихие стоны Эштона, проскользнул рукой в боксеры. -Эш, я сейчас начну, потому что твои стоны пиздец блять горячие, и ты можешь сколько угодно трогать себя через трусы, только не замолкай. -Договорились, дрочь давай себе, потому что я уже чертовски твердый и хочу, чтобы ты поторопился. -Кто-то скорострел, — Люк усмехнулся в трубку, действительно гордясь тем, каким слабым он мог сделать старшего парня. Люк начал гладить себя пока стоны Эштона раздавались из телефона, звуча охрененно прекрасно, что Хеммингс мог поклясться, что он уже близко. -Люк? Что, черт возьми, я должен делать сейчас, потому что я действительно чертовски– Ахх… Мне немного неудобно, знаешь? -Ох… У тебя есть рядом смазка? -Нет, блять. Я спать собирался! -Ладно-ладно. Возьми два пальца в рот. Представь: это я сижу на тебе, я облизываю их– Звуки, прервавшие Люка, что издавал Эштон, доводили до безумия. -Эштон, ты можешь снять боксеры и попытаться войти двумя пальцами? — приказывал Хемминг. — Для меня? — уже тише просил он. -Ты — просто перевозбужденный ублюдок, знаешь это? Дыхание Эштона по телефону стало прерывистым, он стонал больше из-за дискомфорта, нежели из-за удовольствия. -Блять, это больно, — стоны становили еще ниже. -Продолжай– Черт! Я такой твердый. -Люк– О, дерьмо! Блять, так приятно, ох… Черт… Люк избавился от боксер и обхватил рукой член, представив, что сочащаяся смазка была слюной Эштона, и что его рукой была рука Эштона. -Эш, блять, я не могу больше– Блять… -Люк, я близок, черт побери. Люк. -Я еще не говорил, что ты можешь кончить, Эш. -Ты действительно тот еще мудак! Хихиканье Люка предалось через телефон, смешиваясь с хриплыми стонами. Люк насадил кулак еще несколько раз, прежде чем ответить Эштону. -Хорошо, ты можешь… Можешь… И внезапно стоны Эштона стали громче, когда он, заикаясь, произносил имя Люка. -Л-люк, черт побери… Блятьблятьдерьмо… -Эштон– О, мой бог! И Люк кончил в руку почти одновременно с Эштоном. -Возможно секс по телефону не был такой уж плохой идеей. Что я тебе говорил. Эштон издал усталое хихиканье. -Я пошел спать. Ночи, Люк. И затем все, что можно было услышать — длинный гудок. -Доброй ночи, Эштон, — прошептал Люк в тишину. Потому что слова были чем-то очень интимным и важным, чтобы сказать их в тишину. Ночь была единственной, кто слышала их. И именно так он и хотел все оставить. «Доброй ночи» было намного больше, чем просто слова. Это было «спасибо». И это был момент приятия того, что Эштон был намного больше, чем просто «секс-мальчик», независимо от того, как сильно это отрицал Люк.