Поговорим о дружбе

Джон Конноли ждал Джеймса Балджера уже двадцать минут. Он почему-то опаздывал, и Джон волновался. Агент ФБР готовился к этой встрече целую неделю, но начальство велело встретиться только сейчас. Ему было поручено предложить Уайли свободу в обмен на доносительство о делах преступного мира. Гангстер вряд ли согласиться, но нужно было попробовать. В ином случае он должен был сесть на довольно длинный срок. А тут такая возможность его использовать, тем более, что информация в ФБР никогда не была лишней. Кроме основной задачи у Конноли была ещё и другая, своя. Самая сокровенная. Она мучила его с шестнадцати лет, с того времени, когда они стали друзьями. Точнее, это Конноли стал считать его своим другом, когда Джимми спас его. Джон гулял по крыше, сорвался. Балджер успел схватить его за воротник. Тогда в душе у будущего агента зародились непонятные чувства. Он был безмерно благодарен, верил и во всём полагался на Уайли. Было ещё кое-что, влюблённость. Но Конноли старательно отгонял это ненужное, непонятное и не взаимное, по его мнению, чувство. Джимми никак не реагировал на всё это, но Джона это не смущало. «Трудное детство, — думал он. — Кто будет доверять другим после недели общения, если его первый раз посадили в 12 из-за того, что он проболтался о наркотиках?» Но впоследствии в их отношениях не менялось абсолютно ничего: та же холодная отстранённость противостояла самому живому участию. Они прервали на некоторое время общение, и вот теперь друзья по разные стороны баррикад. Джон заметил в зеркало заднего вида быстро приближающиеся огни фар. Он вышел из машины и облокотился на дверцу. Автомобиль остановился в двух метрах от ждавшего. На дорогу ступил светловолосый мужчина в чёрной косухе и джинсах. Несмотря на свой возраст (на вид ему было около сорока) на голове красовалась плешь, подчёркнутая зачёсанными назад волосами. — Привет, Джимми. Рад тебя видеть, — робко начал Джон Конноли, увидев выходящего из автомобиля Уайли. — Грёбаный ФБР, — проворчал сквозь зубы Джимми, быстро скользнул взглядом по лицу агента и взглянул на часы. — Даю три минуты. Джон смутился. Они не виделись несколько лет, хотелось о многом рассказать и столько обсудить, и вдруг в ответ вместо приветствия холодное «Даю три минуты». Вздохнув, Конноли решил сначала выполнить основную задачу, поручение начальства. — Я не очень хорошо разбираюсь, но, кажется, тебя хотят убрать, — нехотя начал он. — Вот как? И ты собираешься сделать это? — вздёрнул брови Уайли. Глаза из голубых превратились в серые, холодные. — Это вся информация, которой мы располагаем, понимаешь? — попытался мягко направить разговор в нужное русло агент. — И ты меня арестуешь? — Ты не убежишь, Джимми. Ты не видишь связь? — Связь между мной и грёбанным ФБР? Что ты, Джимми. Плевать я хотел на ФБР, лишь бы ты понял меня. — Нет, нет. Между мной и тобой. Я могу помочь тебе, Джимми. И ты поможешь мне. Всё правила поменялись, и я не стараюсь зачистить всё побережье. Я хочу договориться с мафией, и прошу тебя о помощи. Серые глаза похолодели ещё больше, а по губам пробежала едва заметная язвительная усмешка. — Три минуты, — ледяным тоном сообщил о конце разговора, снова вынув часы. За что? — Просто подумай, Джимми, — с мольбой поднял глаза Джон Конноли. Гангстер развернулся и, не прощаясь, пошёл к машине. Уехал, не взглянув на давнего друга. А мысли продолжали давить. Ты слабак, Конноли. Никчёмный трус. Ты мог ему сказать обо всём сейчас. А завтра его могут убрать, и ты знаешь об этом. Ты должен был сказать эти три слова, Джон. Слышишь? Должен. Трус, трус, трус… Агент ФБР сел в автомобиль и резко нажал на газ.