***
Они сидели друг напротив друга, и вели безмолвный разговор. Он спрашивал, как ей тут живется. Она отвечала, что очень скучает. Он говорил, что рад безумно ее видеть. Она пожимала плечами. «Какая разница?». Руки ползли навстречу друг другу как охотящиеся змеи, но внезапно обрывали движение на полпути, и позли обратно на колени. Обед прошел как в вакууме, будто из мира выкачали все звуки, и он погрузился в бесконечную тишину. Когда официант положил на стол перед Мадсом узкую кожаную папку («Когда он успел попросить счет?» — подумала Карла), кто-то переключил рычаг на «On», и мир снова засмеялся и запел трелью автомобильной сигнализации. Они шли, а город окутывал их лиловой дымкой приближающегося вечера, и от мостовой уже тянуло холодком. Отчего-то сладко ныло сердце, «весна» — подумали оба, и усмехнулись этой мысли.***
Это было полу-жилище, полу-студия, богемный и шикарный лофт в минималистическом стиле. Откуда-то сверху лился лаундж, а утопающие в диванах гости вечеринки с чрезвычайно умным выражением лица обсуждали наделавшую недавно много шуму инсталляцию в Тэйте. Карла уже было подумала, что ошиблась квартирой, как увидела знакомую сгорбленную спину у барной стойки. — Все это напоминает безумные сборища у Жана Кокто, — сказала Карла вместо приветствия. — Такое ощущение, что сейчас диджей поставит какой-нибудь заунывный, гипнотизирующий мотив, и мы должны будем кинуться на пол и предаться групповому греху. Мадс лишь загадочно улыбнулся и сказал, что групповушку не обещает, но познакомит с одним занятным человеком. Будто чувствуя, что о нем говорят, откуда-то из темного угла, как чертик из табакерки, появился высокий темноволосый мужчина. Новый знакомый представился Джеромом. Будто желая получше разглядеть Карлу, он протер очки и снова водрузил их на нос. «Серый волк, переодевшийся в бабушку» — почему-то подумала Карла и спрятала усмешку в бокале. Между ними троими завязался непринужденный разговор. С Джеромом был приятно говорить: он умело парировал шутки, был умен, насмешлив и циничен. Мадс, все еще храня на лице загадочную улыбку, молча наблюдал, как его приятель очаровывает Карлу. Он определено нравится ей, это очевидно. Джером всем нравится: женщины, мужчины, дети, животные – все, с кем он говорил больше пяти минут, буквально влюблялись в него. Ближе к рассвету богемная публика схлынула. Будто из воздуха материализовались гарсоны и уборщики в черной униформе, и бесшумно засуетились по квартире. Джером вызвал для Мадса и Карлы такси. Уже в машине девушка задала, как бы невзначай, вопрос, который крутился у нее на языке весь вечер: — Хочешь свести меня с Джеромом? — Почему ты так подумала? — Не знаю, — она пожала плечами и отвернулась к окну, — просто показалось. — Мне нужно протрезветь, у тебя найдется кофе? — сменил тему Мадс***
Пока Карла, обжигаясь, варила кофе, Мадс уже спал на диване в гостиной. Накрыв мужчину пледом, Карла опустилась в стоящее рядом кресло. На столике остывал ставший ненужным эспрессо. Под мирное дыхание Мадса Карла мысленно возвращалась в то время, когда она познакомилась с ним. Ей семь лет. Танцкласс, прогретый солнцем, пахнущий тальком и пудрой. Вот-вот начнутся занятия у детской группы. Карла сидит в коридоре на низенькой скамейке у самой стены и переобувается. Мимо проносится группа старших танцоров, наполняя тихий коридор громкими сочными голосами. Внезапно рядом с ней на скамейку приземляется один из них, ловко, в два приема, завязывает распустившиеся шнурки на кедах и также резко вскакивает и бежит вслед за своей компанией. Позже Карла увидит его по телевизору, он участвует в подтанцовке у знаменитой певицы, и чуть не захлебнется от восторга, потому что впервые видит знакомого на национальном телевидении. Ей одиннадцать. В кинотеатрах идет премьера фильма «Дилер». Карлу пока не пускают на такие фильмы, да и она сама не любит боевики. Ее старшие братья после сеанса взахлеб рассказывают, как крут был главный герой. Его лицо, такое пугающее теперь, смотрит на нее с каждой стены в городе. А Карла все помнит, помнит, как они вместе сидели на скамейке, и он как будто бы даже помог с обувью, хотя последнее ей, кажется, просто приснилось. Ей 15. Она давно знает, что его зовут Мадс. Мадс Миккельсен. Его часто показывают по телевизору, он снимается в сериалах. В некоторых из них есть неприличные сцены, сцены, от которых Карла заливается краской и переставляет канал. Но она-то помнит, и она уверена, что у них есть общая тайна. Ей 18. Карла все еще танцует и иногда играет в студенческих постановках. На каникулы она вместе с труппой даже едет в Великобританию на фестиваль студенческих театров. Совершенно случайно (но Карла знает: не совпадение, а судьба) в захудалом ирландском городке, в пабе их шумная компания натыкается на кого-то из съемочной команды «Короля Артура». Парень, узнав, что они актеры, тащит всю труппу для съемки в массовки: парней — в воины, девушки — в селянок. Тогда Карла видит Мадса вживую во второй раз. Они почти не говорят, только раз он помог ей с кофемашиной, которая не желала слушаться новичка. Карла запоминает этот момент, и будет беречь до следующей встречи. Ей 23. Она уже не танцует, разве что на кухне, и не играет. Постепенно театр сошел за кулисы, где Карла колдует над костюмами. Ей всегда нравилось шить, нравилось изучать новые фасоны. Увлечение стало профессией — Карла работает костюмером, иногда в кино, но в основном, в театре. Старый друг пригласил поработать на съемках во Франции. Когда она узнает, что за фильм, и кто в нем играет, не раздумывая, соглашается. Узнав, что Карла — датчанка, ей без лишних разговоров поручают внешний вид Мадса. Миккельсен искренне рад работать с соотечественницей, он много спрашивает о театре, в котором она работает, даже обещает прийти на спектакль. На вторую неделю работы Карла смущенно признается, что они снимались вместе в «Короле Артуре». «Ба! — восклицает Мадс — что же ты молчала? То-то я смотрю, лицо знакомое. Помню, конечно, ваша труппа тогда здорово нам помогла» Про скамейку и танцкласс Карла молчит. Потом. В один из вечеров они выпивают в баре отеля. Под воздействием алкоголя Карла расслабляется и больше не смущается Мадса. Когда бармен намекает, что уже поздно, они забирают початую бутылку и идут в номер. Охмелевшие, сплетничают об актерах, режиссере, общих знакомых. Миккельсен мастерски пародирует Яна, особенно его манеру скалить зубы, и Карла чуть ли не сползает от смеха на пол. Уже забыта шутка, а их все еще сотрясает судорога смеха. И как-то тихонько, по миллиметру, они все ближе друг к другу, подползают, подбираются к теплу. Губы Мадса находят губы Карлы, рука скользит по плечу, перебирается на талию. Карла размякает, в крови вино, на губах Мадса вино, в пальцах жар. Ласкают друг друга как слепые, тыкаясь носами в губы, глаза, на миг прижимаются губами. В крови теперь расплавленный металл, он течет вниз, к низу живота, отчего Карла шумно выдыхает. Мадс с досадой говорит, что у него нет презерватива, но его рука уже у нее между ног. Карла смотрит на зрелище, которое точно навсегда останется в тайниках ее памяти: загорелая жилистая рука между ее бледных, не тронутых солнцем бедер, двигается медленно, скользит на поверхности. Один палец, затем второй, она не закрывает глаза, он целует ее, они целуются, долго и сладко, пока Карла сгорает на кончиках его пальцев. Теперь между ними действительно есть тайна — думает Карла. На следующий день на площадке между дублями она аккуратно, чтобы не коснуться кожи, чуть распускает туго повязанный галстук Мадсу. Оба молчат. Карле не стыдно, то, что произошло, кажется ей правильным. Мадс избегает ее взгляда, уж он явно смущен. Ей хочется его успокоить, сказать, что ничего она требовать не будет, все уже забыто, как послеобеденный сон. Внезапно взгляд Мадса смягчается, он смотрит на Карлу сверху вниз и спрашивает: — Все хорошо? — Все хорошо — улыбается она. И все сразу встает на свои места. Года сменяют друг друга со скоростью перелистываемых страниц настенного календаря. Меняются любовники, квартиры, места работы, одно остается неизменным — номер Мадса в записной книжке. Даже когда Миккельсен меняет номер, с нового приходит смс-ка: «Привет, это мой номер, сохрани. Мадс». Скорее всего, массовая рассылка, как и поздравления на праздники, но все равно Карла приятно, что между ними сохраняется связь. Они иногда случайно встречаются у общих знакомых, в разных странах, на безымянных улицах. «Не случайность, а судьба» — теперь уже думает Мадс. А Карла беспомощно улыбается и держит ладонь на его плече, болтая как со старым знакомым. Она все еще помнит, какими нежными могут быть его руки. Ей 29. Уже два года, как она перебралась в Париж. В один из неотличимых друг от друга дней Карла получает сообщение с неизвестного номера: «Я в Париже. Давай встретимся. Вот мой временный номер, сохрани. Мадс». Теперь-то точно не рассылка. Карла просыпается от того, что сверху опускается что-то теплое и пушистое. Это Мадс укрывал ее спящую пледом. Отбросив плед, Карла потягивается и медленно встает. Мадс бродит по комнате, ищет пиджак, найдя, выуживает из кармана телефон и хмурится, увидев 10 непринятых. Набирая сообщение, он бросает как бы между делом: — Хочешь прийти сегодня на премьеру? Карла с минуту обдумывает его предложение. Что ее ждет? Мадс будет позировать на фото-колле, общаться с журналистами и поклонниками, потом сядет в первом ряду рядом с коллегами, уж точно не с ней, а она весь фильм будет коситься на его затылок, а когда все закончится, раздраженная, сбежит, не попрощавшись. Сомнительное удовольствие. Нет. Нет. — Нет — отвечает она, с деланной ленцой и равнодушием, — встречаюсь сегодня с друзьями. Не смогу, прости Мадс пожимает плечами: нет, так нет. Подходит, и, обдав терпким запахом одеколона, целует на прощание в щеку. Карла легонько касается его загорелой шеи. Она открывает глаза только когда хлопает входная дверь. Она не собирается сидеть в четырех стенах и представлять, как он там веселится. Она пойдет в какое-нибудь приятное место, выпьет вина, в который раз перечитает любимый «Норвежский лес», послушает живую музыку — скрипку или фортепиано, и будет смаковать свое одиночество — не loneliness, а solitude — как хорошую прозу или винтажный алкоголь. Когда за окном начинает смеркаться, Карла надевает платье, немного волнующее кожу деликатным шелковым касанием, и выходит в город. В кафе она садится у окна, заказывает себе еды и вина. Над столиками стоит равномерный гул разговора посетителей, иногда нарушаемый высоким женским смехом или хрустальным перезвоном сталкиваемых бокалов. Карле было комфортно в этом ее осознанном одиночестве, наслаждении жизнью, теплым вечером, прохладным «Божоле» — все было на своих местах. Это была та жизнь, к которой она привыкла и которую любила. Карла заводила отношения, но никогда не грустила, когда они заканчивались. Был француз, бледный, с тенями под вдумчивыми, глубоко посаженными глазами. Как только Карла его увидела, почему-то сразу подумала, что у него должна быть родинка на левой ягодице. Оказалось, что на правой. И был он трепетный, нежный, мягкий, что все внутри сладко замирало. Постепенно их роман сошел на нет, как стирается со временем карандашный набросок, оставив после себя размытые плавные линии. Был музыкант, смуглый, с глазами как спелые вишни, жаркими полными губами и длинными худыми пальцами, которыми он умело ласкал клавиши фортепиано. Карла не помнит, чтобы они много разговаривали, в основном, она сидела неподалеку, пока он играл вздрагивающий, немного хаотичный, ощущаемый на языке горьким шоколадом, джаз. Карла было хорошо с ними. Без них было не хуже. Но Мадс — это другое. Мадс — это та иррациональная обсессия, которая имеет место в жизни каждого человека. Просто когда-то маленькая девочка Карла вбила себе в голову, что их линии судеб переплетены, и в прошлых жизнях или параллельных реальностях они были единым целым. Иначе чем объяснить то, что вопреки всем нормам морали и приличия, ее тянет касаться его, губами, руками, всем телом, обнимать ногами поясницу, кусать за мочку, нюхать ключицы, впитывать его, самой раствориться в нем. Откуда это все в ней: дикое, первобытное, плотское?.. Она даже коротко вскрикивает от испуга, когда обернувшись, видит Мадса на том же самом диване, на котором он спал утром. Освещенный лишь одинокой тонконогой лампой, он до этого с минуту наблюдал, как Карла лениво ходила в полутьме по комнате, то там, то сям оставляя ключи, рюкзачок, шарфик — именно в таком порядке. Наконец встала у окна, и, рассеяно шаря руками по волосам, стала вытаскивать из них шпильки и кидать на подоконник, сводя его с ума этой своей расслабленностью, мягкостью. Карла облегченно и будто бы с раздражением выпустила воздух сквозь зубы. — Можно регулировать настройки яркости. Вот, смотри — запустив руку под колпак, она крутила переключатель, и комната то заливалась ярким светом, то снова погружалась в полумрак — Очень удобно. Мадс молча протянул руку к лампе. Комнату снова поглотила тьма. Карла покачала головой и отошла к окну. Ей хотелось рассказать про все: про танцевальную школу на Хольбергсгаде, про то, как смотрела все его фильмы, про съемки в Ирландии. И рассказала. Вполголоса, размеренным тоном, будто зачитывая сводку новостей, сама дивясь выдержке. Сейчас те эпизоды казались детской выдумкой, обратившейся в пепел. Она почти никак не реагирует, только сжимает ладони в кулаки, когда чувствует как скользят по шее вверх и вниз сухие губы, не целуя, а будто впитывая тепло. Теперь руки, крепкие, загорелые, с широкими обветренными ладонями, уверенно берут Карлу за талию, и у нее ноги от этого ватные. Когда его голая кожа соприкасается с ее голой кожей, поясницу пронзает разряд и откликается пульсацией в промежности. И вся она сплошь оголенный нерв - не смежает веки, не смыкает губы, не соединяет колени - чтобы каждой клеткой почувствовать и запомнить. Завтра ничего не будет. Здесь. Сейчас. Каждая фрикция как виток в пружине - медленно, методично, глубоко, до краев - чтобы потом взорваться и, задыхаясь, хвататься друг за друга еще крепче, спасаясь от шквала. Переплетаться снова языками, пальцами, телами, в безуспешных попытках слиться в одно целое, платоновское, существо. И это жадное стремление было отравлено - нельзя, невозможно, слишком поздно, никогда. Карла притворяется спящей, когда Мадс, уже одетый и готовый к выходу, садится на кровать с ее стороны. Мужская ладонь гладит по щеке, он ласково и тихо зовет ее по имени. Не дождавшись ответа, Мадс целует Карлу за ухом. Она открывает глаза только когда хлопает входная дверь.***
Карла счастлива. Все также шьет костюмы для актеров и снова немного танцует. Оборачиваясь назад, она ничего не видит. Ни танцкласса на Хольбергсгаде, ни случайных встреч, ничего из того, что казалось ей значимым. Карла приучила себя жить без единой мысли о Мадсе, переключать канал, стирать смс-ки, блокировать номера. Вот только перестать искать его черты в прохожих она не может. Пока. Со временем и это пройдет.