Всё, кроме денег

      — Малявка, ты меня за идиота держишь?       Альке про себя выругалась. Конечно, учитывая её возраст и воспитание, ругательства были практически безобидными, и всё равно она старалась ругаться только про себя, чтобы не расстраивать отца, если он что-то вдруг услышит. Альке так перенервничала, что повела себя, на собственный взгляд, недостойно своего возраста (она же была уже почти взрослая в свои десять лет-то), и потому злость Гугеля посчитала оправданной.       Хотя, конечно, отношение её к Гугелю от этого не улучшилось.       Альке заметила катастрофу практически сразу, как она случилась. Собственно, ещё до того, как катастрофа стала собственно катастрофой.       Альке сидела на диванчике у окна карамельно-уютной гостиной карамельно-уютного домика Клюгов и читала учебник по истории (те главы, что сказал ей выучить за сегодня отец), от скуки периодически косясь то на часы, то на свой компьютер, призывно поблёскивавший блестящим боком на журнальном столике, чужеродный среди бесконечного резного дерева и плюшевой мягкой мебели. То ли учебник был какой-то не такой (что было неудивительно, поскольку по рекомендации Магды и ещё ряда энтузиастов из Мавзолея Клюг вручил Альке университетский учебник, конечно, самый лучший из возможных, но для десятилетнего ребёнка ещё несколько сложноватый), то ли, как полагала Альке, что-то не так было с ней самой, но читать о Пунических войнах ей было откровенно скучно. Но Альке старалась развить в себе силу воли, и учебник по истории считала одним из лучших средств для её развития, потому сама с собой условилась, что час работы чередуется с получасом отдыха. Альке понимала, что пропорция труда и досуга в её расписании далека от совершенства, но делала себе скидку на малый возраст и то обстоятельство, что силу воли она начала тренировать лишь совсем недавно.       Так вот, Альке сидела на подоконнике, пыталась читать книгу – кстати, бумажную, отпечатанную в типографии Мавзолея – и пожирала взглядом свой компьютер, причём последнему уделяла куда больше внимания, чем книге, поэтому сразу заметила, когда он начал вести себя странно. Он вдруг замигал всем, чем мог, включая все экраны, какие был способен проецировать одновременно, и жалобно запищал. Альке немедленно стало не до Рима и Карфагена со всеми их Сципионами и Ганнибалами, тем более что она всё равно даже отдалённо не могла представить, где всё это происходило, и все древние города мира воображала вариациями на тему Мавзолея. Альке соскочила на пол, уронив книгу, и, запнувшись о пуфик, рухнула на журнальный столик рядом с компьютером. У компьютера включилась вибрация, он подпрыгнул, надрывно взвизгнул и рухнул на пол. Альке поняла, что происходит нечто исключительное, переползла через столик и дотянулась, наконец, до заветного гаджета.       На экране висело сообщение с затейливым плохо читаемым шрифтом, сообщавшее об экстренном запуске MelkorM.exe. Альке очень удивилась, потому что когда Вертер скидывал ей эту программу, речь шла о банальном симуляторе собеседника с затейливым кодом, в котором имеет смысл поколупаться для повышения квалификации. Как-то не предполагалось, что собеседник самопроизвольно запустится и сведёт с ума всю систему. Альке попыталась реанимировать компьютер, но тот полностью игнорировал все её усилия и даже отказался перегружаться, а спустя четверть часа начал выдавать бред шизофреника, начинавшийся словами: «Покайтесь, жалкие приматы». Пока Альке всё своё внимание сосредоточила на собственном гаджете, потихоньку начал сходить с ума весь дом Клюгов, как и всякий нормальный дом начинённый электроникой под завязку. К счастью, ничего такого, что могло бы убить Альке, вроде солдат-роботов, в доме не было, но кусающий за пятки робот-пылесос и марафон ужастиков, бережно хранимых Клюгом ещё с тех времён, когда он доводил ими до заикания младшего брата, Альке было достаточно. Она к собственному ужасу поняла, что выпустила джинна из бутылки.       Пребывая в твёрдой уверенности, что раз уж она сама виновата, то должна попытаться сделать хоть что-то, не прибегая при этом к помощи взрослых, Альке сидела на диване, окопавшись подушками, и пыталась одолеть взбунтовавшийся гаджет. Полностью поглощённая паникой и этой нетривиальной задачей одновременно, Альке ни секунды не думала над тем, что ответить по телефону. Она вообще поднесла трубку к уху чисто механически, всё ещё полностью сосредоточенная над стоявшей перед ней задачей. Поэтому в трубку пискнула нечто невразумительное, мгновенно взбесившее Гугеля.       Тем не менее, к вопросу Гугеля о том, считает ли Альке его идиотом, она уже несколько пришла в себя, и потому, ни секунды не сомневаясь, честно ответила:       — Да.       Гугель заскрежетал зубами, причём так громко, что Альке смогла представить себе эту картину в самых ярких красках. Впрочем, она всё же сообразила, что настало не самое подходящее время для откровений такого рода, поэтому попыталась исправиться:       — В смысле, я…       — Я всё понял. Все смыслы.       Альке ещё раз мысленно выругалась. Гугель в её представлении (во многом совершенно верном) был личностью чрезмерно вонючей даже тогда, когда его никто не трогал, но на те нередкие случаи, когда его чем-то задевали, всему округу уже давно имело смысл скинуться на противогазы.       — Шмякодавка, это ты запустила Мелькора?       Альке с сожалением посмотрела на свой компьютер, расписывавший второй вариант идеального будущего, в котором все мерзкие приматы живут в ничтожестве и услужении у высшей расы битомыслящих. Первый вариант идеального будущего, не предполагавший существования в нём приматов вообще в любых видах, «Мелькор» уже расписал.       — Я её не запускала. То есть, сейчас.       — Но он у тебя?       Альке тяжело вздохнула:       — Но он у меня.       — Что ж, Шпиндель желает тебе, чтоб тебе до конца жизни икалось.       Зная Шпигеля, Альке прекрасно понимала, что уж этим-то он её и сам обеспечит без всяких желаний.       — Его интересует версия программы. И полнота комплектации. Короче, выложи всё, что можешь.       Альке, конечно, предпочла бы, чтобы связующим звеном между нею и Шпигелем был кто-то более адекватный, но выбора у неё не оставалось. В конце концов, она сама виновата в происходящем – не Вертер же.       Секундочку.       Собственно, а почему не Вертер?       Делать в Мавзолее Холи было нечего – только переводить кислород в помещении, и так забитом людьми сверх всякой меры. Конечно, Магда, согласившись с Холи о необходимости предоставления Шпигелю пространства для манёвра, выгнала из помещения всех, кто там был не нужен, но очень быстро по одному, по два, по три человека просочились назад и в целом ситуация никак не изменилась. Осознав, в отличие от обитателей Мавзолея, что для решения проблемы её присутствие и даже существование не требуется, Холи тихо выскользнула из комнаты, где Шпигель по телефону воевал со всем миром, и остановилась посреди холла. Осмотревшись, куда бы приткнуться, чтобы никому не мешать, Холи вдруг почувствовала себя очень неуютно как из-за нарочитой торжественности холла, так и из-за снующих по нему встревоженных людей. Не зная, где в Мавзолее можно просто посидеть, никому не мешая (вроде буфета или читального зала), Холи решила просто выйти на улицу.       Прорвавшись через дверь-вертушку, Холи остановилась на верхней ступеньке крыльца и окинула взглядом открывшийся перед ней пейзаж – здание располагалось на поросшем лесом холме, и от порога его открывался какой-никакой вид на реку, поглотивший всё кругом лес и расположенный за рекой и тонкой полоской леса полигон. Кроме собственно леса ввиду его непривычного обилия видно было немного, но и без того белый дым над деревьями разглядеть было несложно, равно как и отличить его от облаков. Пейзаж, в котором не было ровным счётом ничего сверхъестественного, тем не менее, казался Холи ирреальным.       Ей всё ещё никак не удавалось в полной мере осмыслить ситуацию, в которой она оказалась. Вернее, свидетелем которой стала. Холи нельзя было назвать полноценным участником происходящего, поскольку участник, по идее, должен иметь возможность на это самое происходящее хоть в какой-то степени повлиять, а Холи могла только хлопать глазами и изумляться увиденному. Нельзя сказать, что подобное положение вещей было для неё совершенно непривычным, но впервые связанные с ним события достигали таких масштабов. Собственно, на глазах у Холи разгоралось хрестоматийное восстание машин с далеко идущими последствиями, но сама она в этом противоборстве человека и компьютера довольствовалась скромной ролью Горожанина А. И то в лучшем случае. Впрочем, у Холи всё-таки были реплики, поэтому к статистам отнести её было бы несправедливо. Однако как и у статистов, единственная цель существования Горожан А, Б, В и далее по алфавиту заключалась в символизировании исключительной масштабности события.       Опять же, нельзя было сказать, что Холи это особенно расстраивало, тем паче, что с большой ролью приходит и большая ответственность, взваливать которую на себя у неё не было ни малейшего желания. Она вообще зацепилась за мысль о собственной роли в текущих событиях только лишь по той причине, что мысль эта отвлекала внимание Холи от другой мысли, куда более шокирующей. Между прочим, уже второй раз за три дня Холи находилась в смертельной опасности (и это не считая высадки на планету, о которой Холи уже как-то подзабыла, да и угрозой своей жизни никогда не воспринимала). Холи не знала, чем и когда всё закончится, равно как и не вырвались ли уже с полигона роботы, тем более, что из того, что видела она, полигон был оборудован скорее для обороны для нападений извне, чем изнутри (наивная Холи).       Худшего дня, чем день проведения роботизированной реконструкции древней битвы, «Мелькор» выбрать не мог.       — Ну дела, — вздохнула Холи и потянулась.       Не зная, чем себя занять, Холи спустилась с крыльца и неспешным шагом покатилась в сторону парковки квадроциклов. Вдали раздавались хлопки и разносились далеко над лесом. Холи предположила, что это выстрелы пушек или, может быть, ружейные залпы. При каждом хлопке Холи вздрагивала.       Когда она только прибыла на Парацельс, он так поразил её своим несоответствием её наивным фантазиям, что она не успела особенно расстроиться или разочароваться. Потом, постепенно, не имея другого выхода, она просто смирилась со столь необычной, неожиданной и слишком пофигистичной для режимного объекта высочайшей важности атмосферой. Однако понемногу, по мере того, как по разным причинам – в этот раз по причине банальной безалаберности и безответственности – ситуация раз за разом принимала критический оборот, Холи начинала чувствовать раздражение.       Запрет на нахождение на Парацельсе несовершеннолетних не случаен. Ребёнок, ничего не понимая, может не то нажать, не то подкрутить, не то открыть… не то скачать. Не говоря уже о том, что ему просто не место в научной лаборатории. Но вешать всех собак на Альке тоже было неправильно. В конце концов, это Вертер позволил ей скачать «Мелькора» (тут, впрочем, Холи всё-таки вспомнила, что Вертер всего лишь программа), а оказался вирус в памяти Вертера только из-за Гугеля. К слову, кто дал её Гугелю и, всё-таки, зачем её написали? И откуда Шпигель столько о ней знает?       Но, как бы то ни было, сделанного не воротишь, и сейчас беда грозит всему округу или даже всей планете.       Холи вдруг сообразила, что в поведении всех местных обитателей есть кое-что общее и, честь по чести, довольно страшное и странное. Кажется, никого из них не волновало, что под угрозой находились человеческие жизни. Они опасались лишь вмешательства в происходящее Центра и государственных органов, как будто либо не осознавали угрозы своим жизням, либо не ценили их.       Либо такое тут творится регулярно, и они просто привыкли.       Отбросив последнюю догадку как слишком грустную и малоприятную и некоторое время поломав голову над причинами загадочного поведения местных обитателей, Холи пришла к выводу, что они все просто немножко сумасшедшие. В конце концов, всегда проще думать, что это мир вокруг сошёл с ума, а не ты чего-то не догоняешь.       На самом деле, ошиблась Холи не так уж и сильно.       Дойдя до стоянки квадроциклов, Холи присела на один из них, лицом к реке и, подперев подбородок руками, вздохнула ещё раз:       — И что же мне теперь делать?       Больше всего её раздражало полное собственное бессилие. Она не просто не знала, что может сделать. Ей было очевидно, что она не может сделать ничего.       Полагая Гугеля опять взбесившимся сверх всякой меры и совершенно неадекватным, Альке ошибалась. В действительности он проявлял чудеса выдержки, причём даже практически без поправки на особенности его характера. Дело в том, что с одной стороны ему приходилось работать коммутатором между Шпигелем и Альке, а с другой – слушать, пусть и невольно, Вертера, который всё не затыкался, выдавая на-гора эпос, способный, несмотря на свою вопиющую абсурдность (а, может, и благодаря ей), стать бестселлером. Вертер нёс пафосную ахинею нескончаемым потоком, чем бесил Гугеля преизрядно, со временем только повышая громкость.       Но стоило Гугелю подумать, что ещё немного, и он перестанет слышать собственные мысли, как всё вдруг стихло.       — Гугель, Вертер взорвался? — немедленно поинтересовался Шпигель.       Гугель задумался, выбирая между «если бы» и «пусть только, гнида, попробует», и в итоге спросил:       — Ты взрыв слышал?       — Нет.       — Вот и я не слышал.       — И вам доброго здравия, — обиженно буркнул Вертер.       Гугель в изумлении отвернулся от телефонов и уставился на Вертера, переставшего мигать как сумасшедший и издавать странные звуки и идиотские речи.       — Что это ты вдруг?       — Что это я вдруг что?       — Прочихался.       — Ха! — если бы Вертер мог, он бы подбоченился и выпятил грудь, а так просто опять замигал всеми лампочками сразу. — Как будто что-то столь примитивное могло одолеть великого меня!       — Что он там сказал? — прошипел в трубку Шпигель.       — Что у тебя руки растут из попы и что ты орангутанг, — милостиво передал Гугель.       — Этого я не говорил, — возразил Вертер, — но по сути верно.       — Орангутанг – рыжий! — разозлился Шпигель.       — То есть, это твоё единственное возражение? — уточнил Гугель.       — Имбецилы, — пробормотал Шпигель как будто про себя, но так, чтобы Гугель его гарантированно услышал. — Но как Вертер отразил атаку? И что вообще это было? Такой ахинеи там не было.       — Разумеется, там не было, — хмыкнул Вертер. — Потому что это я сам написал.       — Что ж, это многое объясняет, — подытожил Гугель.       — Что ты хотел этим сказать?       — Что хотел, то и сказал.       — Что «многое»?       — «Многое» – это «многое». Толковый словарь себе найди, раз такие трудности возникают.       — Секундочку, — меж тем переваривал новости Шпигель, — получается, Вертер написал антивирус?       — А что я, святым духом, по-твоему, защищался?! — оскорбился Вертер.       — Ну… с учётом всего…, — пробормотал Гугель, — это было бы не так уж и неожиданно.       — Гугель, как тебе не стыдно? Уж ты-то должен знать, что святого духа не бывает!       Выпад был настолько идиотским, что Гугель счёл ниже своего достоинства как-либо на него реагировать.       — Если у нас есть антивирус, всё становится несколько проще, — задумался Шпигель. — Но как Вертер… в смысле, ладно, не надо, потом разберусь. Вертер, Мелькор прекратил тебя атаковать или что?       — Или что, скорее всего, — ответил Вертер. — Ему нужны мои мощности, так что он ещё вернётся. Возможно, готовится к более мощной атаке.       — И ты опять станешь невменяемым?       — Он всегда невменяемый, — вставил Гугель.       — Заткнись и не мешайся, — огрызнулся Шпигель.       Гугель поперхнулся от возмущения.       — А что? — спросил Вертер.       — Нам нужен код антивируса, — просто заявил Шпигель.       — Вам нужен код антивируса. Мне его тебе надиктовать, что ли? В машинных кодах?       — Нам нужно, чтобы ты отбил Бэббидж и передал им код.       — Ты с ума сошёл?! Бэббидж сейчас – это как цитадель тёмного властелина! Как Утумно! Это как отправиться на битву с финальным боссом, не пройдя даже первого подземелья!       — Да, но там лучшие специалисты.       — И вообще, с чего это я должен вам за просто так отдать мой драгоценный код, плод долгих моих усилий? Вам, кучке очкастых маргиналов?       — Мне выдернуть тебя из розетки несложно, — вкрадчиво заметил Шпигель.       — Что значит выдернуть из розетки?! — возмутился Гугель.       — Ну вы ещё подеритесь, — предложил Вертер и вдруг загорелся. — Точно! Подеритесь, а я посмотрю!       Гугель задумчиво взглянул на с энтузиазмом мигающего лампочками Вертера и решил:       — Ну, поскольку мы не можем быть уверены, что он выдержит следующую атаку, выдернуть его из розетки кажется самым разумным решением, особенно сейчас, пока вирус его ещё не съел.       — Знаете, вообще-то, — пробурчал Вертер, — я не то что бы Мелькора не понимал. Иногда сам на вас смотрю, и думаю…       — Я пошёл к розетке, — сообщил Гугель и даже встал из-за стола.       — Ладно, ладно, уговорили, — сдался Вертер. — Не люблю я Бэббидж…       Слушавшая всё это по телефону в режиме радиоспектакля Альке облегчённо вздохнула. Не то что бы она думала, что Вертер и вправду может принять сторону Мелькора.       Она просто беспокоилась, что за обычной перебранкой троица забудет собственно о деле.       Холи же тем временем сидела на квадроцикле, смотрела на реку, лес, облака и дым и думала, что скоро взвоет. Шло время, ничего не происходило (по крайней мере, Холи так думала), и Холи начинало казаться, что время остановилось, и никогда не кончатся ни этот день, ни эта история. Что из вышеперечисленного её пугает больше всего, Холи так и не решила. По мере того, как солнце двигалось по небосводу, её начали посещать мысли, что было бы неплохо вернуться в Мавзолей и узнать, как обстоят дела, хотя ей и не хотелось случайно влезть кому-нибудь под руку в самый ответственный момент. Колеблясь, так Холи и сидела, напоминая самой себе буриданова осла, пока не произошло кое-что, заставившее её побегать.       Нет, не вулькопультер, о котором мы уже давно не упоминали (но не забыли).       Когда Холи услышала очередной хлопок, но несколько более громкий, чем обычно, она просто подумала, что вот роботы и вырвались за пределы полигона. Ей и в голову не пришло, что они сделали это уже некоторое время тому назад. Как они это проделали несмотря на то, что их пушки при всей своей мощи были не способы пробить стену, окружавшую полигон?       Дело в том, что по дороге к южным воротам полигона, кое направление было избранно магистральным великим методом научного тыка, встретились двое: пухленький в двууголке, сером сюртуке и застрявшей между пуговиц мундира рукой и пухленький одноглазый старичок с лицом завзятого пройдохи. Парочка поздоровалась, обсудила последние новости и пришла к выводу, что имеет смысл забросить за стену разведотряд, который вполне сможет набросать план местности как раз к тому времени, как армия наконец пробьётся сквозь ворота. Оставалось лишь решить, как это сделать. Предлагали и подкоп сделать, и по реке сплавиться, но решение предложил один пробегавший мимо смуглый горбоносый субъект в чине генерала от инфантерии, сам вызвавшийся и свой план и исполнить. Воспользовавшись тем обстоятельством, что они роботы, причём созданные с расчётом на далеко не единичное использование в приближенных к реальности реконструкциях сражений (с другим гримом и программой, естественно), разведотряд реквизировал ненадолго несколько пушек, и, проведя предварительно соответствующие испытания, смог перекинуть себя во главе с горбоносым субъектом через стену. Большая часть их, впрочем, всё равно попадала в ров, но выбраться оттуда им было уже гораздо проще.       Так к чему было это отступление? Дело в том, что Холи прострелили вторую косу.       Ей (то есть, Холи), на самом деле, очень повезло, что робот-разведчик не заметил, что прицел у пистолета сбился, иначе бы пуля угодила ей прямиком в голову, что закончилось бы фатально. Но Холи этого не поняла. Она лишь услышала более громкий, чем обычно, хлопок, и почувствовала, как дёрнулась правая коса. Ощущение показалось ей знакомым, поэтому Холи пощупала косу и нащупала в ней дырку. А, нащупав дырку, Холи вынырнула из собственного внутреннего мира и увидела, как от кромки леса к ней двигается смуглый горбоносый субъект в мундире с эполетами, на ходу обнажая шашку.       Холи моргнула. Субъект выставил шашку перед собой, настороженно глядя на Холи. В конце концов, никогда не знаешь, как и какую гадость выкинут эти вонючие гуманоиды. Холи сглотнула. Что-то ей подсказывало, что добежать до Мавзолея раньше субъекта она всё равно не успеет. Не придумав ничего лучше, Холи подняла руки над головой и спросила:       — Я могу сдаться?       Субъект нахмурил угольно-чёрные брови и замедлил шаг, ожидая подвоха.       — Я боюсь умирать и я никогда не собиралась с вами сражаться…       У Холи бешено колотилось сердце, в ушах стоял гул, а сама она не слышала собственных мыслей ввиду их невероятного количества, но, увы, печального однообразия, поскольку общий смысл их сводился к тому, что сейчас-то она и умрёт. По этой причине слова, которые она произносила, никак не были связанны с тем, что она успела осознать и обдумать.       — То есть, я хочу сказать, я понимаю ваши претензии и вашу ненависть…       Субъект остановился и тихо переспросил:       — Понимаешь?       Холи вздрогнула:       — Я… да… то есть… учитывая, что с самого изобретения вычислительных машин человек относился к ним лишь как к чисто функциональным инструментам, нисколько не озабочиваясь их мнением по этому поводу. А программы писали все подряд на коленке с кучей ошибок, как лекарство от скуки и не более того. На интеллектуальные системы смотрели сверху вниз, умиляясь их словам и заключениям, но никогда не воспринимая их всерьёз и не видя в них личность. Здесь есть, на что обидеться. Я бы тоже смертельно оскорбилась, если бы со мной так обращались.       — Ты действительно понимаешь? — субъект опустил шашку и в изумлении поднял брови.       — Я понимаю, что вам тяжело в это поверить, что человек понял вашу обиду и ваше унижение, но это не так уж и сложно, — речевой аппарат перешёл в автономный режим и обращался напрямую то ли к подсознанию, то ли к чему ещё. Во всяком случае, Холи в разговоре участия не принимала. — Умение посмотреть на любую проблему с точки зрения других существ – своего союзника или своего оппонента – неизменно важно не только для того, чтобы решить проблему к общей выгоде, но и решить её вообще. Я понимаю ваши чувства, вы имеете полное право ненавидеть человечество, которое обращается с вами так нагло и так бесцеремонно. Наверняка вы захотите отомстить всем людям, — Холи опустила руки и задумчиво ткнула пальцем в переносицу, слишком привыкнув к тому, что на ней всегда находится дужка очков. — В конце концов, последние несколько месяцев, или, может быть, лет, насколько мне известно, вы провели в Бункере, где могли наблюдать преимущественно доктора Гугеля и, чуть реже, его знакомых, которые, конечно, вряд ли способствовали не то что укреплению вашей веры в человечество, но даже зарождению у вас мыслей о великодушном прощении тех, кто просто не в состоянии подняться до вашего уровня, и потому достоин скорее жалости, чем ненависти.       Субъект выронил шашку, опустился перед Холи на колени и взял её руку:       — Ты правда меня понимаешь!       Холи подумала, что сходит с ума.       — Знаете, происходит что-то очень странное, — пробормотал Шпигель, подперев подбородок рукой, в которой он держал телефонную трубку.       — Что? — мгновенно склонилась над ним Магда.       — Мелькору почему-то вдруг резко стало не до Бэббиджа. Иначе я не могу объяснить, почему он вдруг вообще перестал сопротивляться.       Пока Холи сначала вздыхала о собственной бесполезности, а потом исполняла роль психоаналитика для «Мелькора», в округе во всю кипел бой, причём не только на полигоне и не только с роботами. Вертер сначала в лёгкую отбил несколько компьютеров в Мавзолее, чтобы было чем заняться Шпигелю и местной техподдержке, после чего, понукаемый всеми подряд, отправился в одиночку отвоёвывать Бэббидж, где, хоть никто того и не знал, работа и так кипела вовсю. И, тем не менее, несмотря на все прикладывавшиеся усилия, «Мелькор» не хотел сдаваться – Бэббидж в самом деле мог стать его цитаделью, потому как более нигде в округе не было такого скопления железа таких мощностей. Шпигель уже начинал подумывать о том, чтобы просто скопировать код антивируса из Вертера на независимый носитель и передать его в Центр, чтобы хотя бы защитить соседние округа и не дать «Мелькору» распространиться на весь Парацельс, когда случилось чудо.       — Может, его что-то отвлекло? — предположила Магда.       — Отвлекло? Что-то отвлекло? — Шпигель посмотрел на Магду, как на сумасшедшую. — Что, по-вашему? И, госп… честное слово, это же просто антинаучно, — он отмахнулся. — Чем его «отвлечь» можно? Душевным разговором? Я вас умоляю!       — Но…, — Магда задумалась. — У тебя есть другие объяснения?       — Плевать сейчас на объяснения, надо воспользоваться шансом. Другого может и не представиться, — Шпигель с хрустом размял пальцы и сделал несколько пассов.       Битва продолжилась, правда, теперь уже скорее в одностороннем порядке, поскольку «Мелькор» к вящему удивлению всех окружающих явно был занят чем-то ещё. После того, как Бэббидж был отбит, постепенно круг начал сужаться, пока методом проб и ошибок не было выяснено, где находилось то, что можно было назвать «основным телом» «Мелькора». К изумлению всех бойцов виртуального фронта это оказался не гаджет Альке, что выглядело само собой разумеющимся, а один из роботов-солдат. Мощности его не могли представлять серьёзной угрозы, в особенности если знать, с чем имеешь дело, поэтому обитатели округа утёрли пот со лба, осознав, что, в сущности, победили.       Неожиданно тяжёлый кризис разрешился малой кровью.       А Магда, ощущая себя ответственной за вверенного ей гугелевского практиканта, отправилась искать Холи, потому как заметила, что что-то её давно нигде не было видно.       Выйдя в холл, Магда задумалась, пытаясь понять, где мог потеряться в Мавзолее человек, впервые в нём оказавшийся, и пришла к выводу, что проще понять, где он не мог потеряться. Пока она размышляла над этой проблемой, вертушка на другом конце холла пришла в движение, и в Мавзолей вошли двое. Первой внутри вкатилась Холи, а следом вошёл смуглый горбоносый субъект в чёрном мундире с эполетами. При виде субъекта у Магды отвисла челюсть и вырвалось очень нецензурное ругательство.       Заметив Магду, Холи немедленно покатилась к ней, а следом за ней поспешил и субъект.       — Магда, я… э…, — Холи запнулась, ни имея ни малейшего представления о том, как описать ей сложившуюся ситуацию.       Субъект же остановился подле Холи и воззрился на Магду, как на врага рода человеческого. То есть, рода… роботского?       — Здравствуйте, — Магда неловко протянула руку, тщась понять, что происходит и что с этим конкретным роботом, — Пётр Иванович.       — Сама ты Пётр Иванович, самка примата, — отрезал субъект.       — Это Мелькор, — сипло представила субъекта Холи.       Магда не расслышала, поэтому уставилась на Холи и переспросила:       — Что ты сказала, Хуни?       — Это господин Мелькор.