Фобия номер двадцать три

– …И я считаю, что нет ничего лучше, чем разнообразие. Как можно ограничивать себя лишь одним-единственным ингредиентом? Поедая только глаза… или только печень… лишаешь себя удовольствия насладиться полным спектром вкусовых полутонов! – Цукияма театрально воздевает руки и бросает выжидающий взгляд на свою спутницу. Хинами вымученно улыбается и кивает. Скорее из вежливости. Боится обидеть. Тонкие пальчики рассеянно поглаживают ручку фарфоровой кофейной чашки. Нет, конечно, Цукияма-сан – приятный собеседник, но иногда он перебарщивает. Вот как сейчас, например. Девочке совсем не хочется слушать пространную лекцию о «кулинарных» пристрастиях Ханамена. А Шу как ни в чем не бывало продолжает, еще более взволнованно и страстно: – Дело не в том, что ты ешь. А в том, кого. Найти правильного, идеально подходящего для твоих потребностей человека – это настоящее искусство, little lady. Допустим, я захотел отведать сегодня вечером чей-нибудь мозг. О, какой богатый открывается мне выбор! – он вдруг вскакивает из-за столика, заставляя Фуэгучи вздрогнуть от неожиданности. Словно профессор университета за кафедрой, Цукияма вещает, сопровождая свой рассказ жестами – для наглядности. – Но, конечно же, первая попавшаяся жертва – это не то. Отбор следует проводить тщательно. Если ищешь дополнение к бокалу-другому крепко настоянной крови, то следует остановить выбор на чем-то терпком, ярком. Лучше всего – кто-то, занятый интеллектуальной деятельностью. И помни, не всегда запах подскажет тебе верное решение, стоит доверять и ощущениям, и наблюдательности, а особенно интуиции… «Маленькая леди» со смирением и пониманием снова кивает, тут же запивая свой кивок большим глотком кофе. Нехорошо прерывать старших, когда они говорят. Да и нечего ей сказать в ответ на эти словоизлияния. – Другое дело – если твоя душа жаждет чего-то легкого, невесомого. Воздушного. Eccellente! Тогда нужен некто молодой, еще не обремененный грузом проблем и ответственности. Знаешь, все переживания и страдания оставляют свой отпечаток и на внутренней составляющей естества. Потому лучший способ отвлечься самому – это вкусить мозг чистый, сладковатый, еще не испорченный болью. Однако же, иногда аппетит приобретает особое свойство, и тебя, наоборот, тянет к чему-то темному, горьковатому. Но эта горечь приятна, как может быть приятным только самое изысканное блюдо, доступное лишь единицам. Нет… доступное только тебе… – гуль облизывается и закрывает глаза в экстазе. А когда снова открывает их, то замечает, что девочка как-то совсем сникла и загрустила. Будучи джентльменом, он не может допустить, чтобы дама в его обществе предавалась тоске и печали. Извиняющеся кашлянув, Шу садится обратно за стол: – Может быть, моя очаровательная юная пташечка тоже хочет поделиться своими наблюдениями? – Я… ну… – Хинами краснеет; внезапная смена темы застает ее врасплох. Не то чтобы у нее были какие-то наблюдения, которыми она могла бы поделиться. Помешкав еще пару секунд, она не придумывает ничего лучше, кроме как задать вопрос – только бы поддержать беседу. – Цукияма-сан любит разные угощения. Но есть ли такая часть, которую вы никогда не стали бы пробовать? Может быть, что-то вам кажется не очень… вкусным… Прямо на глазах девчушки Шу постепенно меняется в лице. Хинами понимает, что, возможно, задела больную тему, и краснеет еще сильнее. А вдруг на нее все-таки обиделись? Молодой гуль брезгливо морщится, закрывая лицо рукой и предаваясь неприятным мыслям. Проходит некоторое время, прежде чем он наконец изрекает: – Да! – сколько скорби в этом голосе. Тяжело вздохнув, Шу отнимает ладонь от лица. Голос – еще более страдальческий, если такое вообще возможно: – Уши. – Что? – вместо вопроса получается какой-то жалкий писк. Хинами удивленно хлопает глазами. Может быть, просто ослышалась? – А если точнее… мужские уши! – Цукияму буквально передергивает, и он сиротливо обнимает себя руками. Словно слабый несмышленый гуль, над которым стоит следователь особого класса. – Я их… боюсь. Мужских. Ушей. Когда я был маленьким, одно застряло у меня в горле. Кажется, я тогда чуть не задохнулся… Хинами распахивает глаза еще шире. Хинами хватает со столика свою чашку с остатками кофе на дне и прячет за ней лицо. Хинами изо всех сил сдерживает улыбку умиления.