Хранитель

Михос-лев смотрит, как рушится горизонт, в его глазах — ледяные брызги тёмного прибоя и иззубренное смирение. Он не оглядывается — где-то там, за спиной, щерится тень Анубиса, что сжимает в лапе кровоточащее сердце собственного сына. Ты будешь рядом, когда это случится снова — тёмный прибой захлестнёт вас обоих: твоё место с ним и его обречённой на забвение душой. Бестолковый мальчишка в неспокойном океане вечности — самый верный хранитель холодного огня. Стал бы его бессмертием — тебе не жаль своей жизни, если это — часть служения Пеллинору Уортропу. Только в твоей душе тоненько хихикает истинное зло — проснувшееся не-я. Безумие целует нежнее матери, но смотрит из пламени совсем не её глазами — Oculus Dei, и ты находишь в этом взгляде своё искажённое отражение. «Не смотри мне в глаза, ибо я — василиск». Ты будешь рядом, когда Михос поймёт, что ему больше нечего сторожить — чужое отчаяние станет твоим спасением. Мёртвое сердце вырвано из груди, Офоис, — кровь рисует узоры на лапе шакала. Ты здесь, чтобы служить тому, кто никогда не назовётся твоим наставником — слишком поздно понимаешь, что его, возможно, не существует. Ты мог придумать его, призрачного льва, который сторожит вовсе не горизонт — всё, что осталось от разума. Ты мог придумать его, побеждающего самые чудовищные кошмары — потому что есть только один монстр, и ты знаешь: клеткой для него служат твои рёбра, и он вгрызается клыками-иглами в ошмётки, оставшиеся от человечности.  Не знаешь, чьё лицо увидит страж горизонта, взглянув в лицо Безликому, но не отойдёшь ни на шаг — он во тьме, и ты должен быть его глазами.