Соперничество

Морозный шведский воздух звенел, словно пианино из сосулек, раздираемый ревом моторов. В подступающих сумерках от этих звуков деревья в стыдливом страхе роняли небольшие сугробики, внутренне примиряясь с началом нового сезона. Но, конечно, источникам невообразимого шума было абсолютно наплевать на нервозность шведского пейзажа, пока они несли на себе комки мяса и чистейших амбиций к финишу на невероятных скоростях. Могло быть и быстрее, конечно, но они делали все возможное в предоставленных условиях. Форд сделал вираж на особо крутом изгибе трассы, почти не сбрасывая скорости, не опускаясь до унизительной третьей передачи, чему был несказанно рад. Из-под колес вырвалась снежная волна, обдавая обалдевших от мороза, ожидания и восторга зрителей, но когда та спала - зад Форда уже исчезал за следующим холмом на трассе. Форд ощущал, с какой интенсивностью работают шестеренки и как внутри надрываются поршни, но совершенно не желал сбрасывать скорость: он скорее сверзился бы сейчас с невероятного трамплина на полной скорости, чем остановился бы. Проводка и электроника под настолько высоким напряжением, что в электронном мозгу Форда искрило. От удовольствия. Мотор не просто ревел - он выводил настоящие рулады счастья, стоило пилоту повернуть руль больше, чем на пятнадцать градусов. Форд был настолько поглощен этим, что почти не ощутил, как оторвался от земли, словно птица, со всей дури на полной скорости снова возвращаясь на грешную землю. Он несся так, словно его настигала толпа соперников, а впереди маячила единственная преграда между ним и победой. Фары заливали снег золотом в дымчатой, опускающейся темноте ночи, а в электронике и двигателе только и билась мысль о невидимых соперниках, представленных отсчитывающими секунды часами. Правда, ничто так не лихорадило шестеренки, как мысль об упущенных пяти секундах разницы на прошлом участке, и которые все еще тянутся за ним, как жвачка. Секунды, проигранные ушедшему ранее на трассу Ситроену. Форд был готов собственнолично втянуть в себя гашетку и заклинить тормоз, лишь бы увидеть на горизонте знакомую задницу, что будет значить, что он был так быстр, что даже догнал претендента, с которым, по идее, не должен встретиться на трассе. Но, конечно, этого автомобиль не делает, давая пилоту совершать свои ошибки самостоятельно. Тормоза скрежещут в ненависти каждый раз, когда, по мнению Форда, нет смысла сбрасывать скорость, но он быстро забывает на новом прямом участке пути, когда двигатель пульсирует от скорости где-то внутри всеми своими детальками. Ситроен все равно лидировал в общем зачете на пресловутые пять секунд. Каких-то пять секунд, создающих разницу в двадцать сантиметров пьедестала. Но это для людей. Автомобилям пьедесталы не положены. Как и медали, шампанское, рукоплескания, да и вообще среднестатический ралли-кар живет не дольше хомячка в однородном состоянии. Про них все забыли, гонки выигрывают пилоты, но Форд не то чтобы расстроен. Азарт гонки, азарт пилота схлынули, и теперь им предоставлен редкий момент оказаться всем вместе и рядом, не отогнанным по разным боксам. Пока никто не видит, он приветливо мигнул фарами оставленному только что здесь, рядом с ним, Ситроену - тому самому, чьего бампера он так и не увидел на заснеженной трассе. Ситроен отвечает тем же и ведет с Фордом немой диалог на радиоволнах, не слышных суетящимся поблизости механикам. После гонки пять секунд уже ничего не значат. Остались лишь обрывки ощущений, которые быстро смывает теплом в масляных внутренностях под капотом. На трассе Форд не может себе этого позволить, но именно это делало долгие ночи и дни в боксе стоящими ожидания следующей гонки: снова ощутить это соперничество и то, как оно истаивает под звук выстреливающего шампанского. И как чужой бинарный код ласкает передатчик. Сезон заканчивался, и предстояло много дней тишины. Может быть он вернется после сегодняшней встречи совершенно другим, обновленным, может быть даже не будет собой. Но одно будет неизменно: он будет надеяться на место рядом с Ситроеном в очереди на старт, на то, что в этот раз пять секунд будут за ним, и что в следующий раз люди забудут о них на чуть больше времени, чем двадцать минут.