Красная нить

      Хаширама всегда знал, что между ними существует связь. С первого дня их знакомства с Мадарой чувствовалась тонкая нить, сплетающая две судьбы, неразрывная и невидимая постороннему.       Когда они были детьми, всё было проще. Клановая вражда не давала покоя и в то, казалось бы, беззаботное время, но ни один из них не предполагал, что станет главой и поведёт своих людей на войну против другого. Детские мечты грозились рассыпаться прахом и разлиться кровью по полю боя, но даже тогда тонкая ниточка где-то внутри никак не могла успокоиться, назойливо напоминая о камешках у реки, улыбке Мадары, об образе идеальной деревни шиноби. Каждый раз, когда Хаширама заносил меч над другом, ниточка натягивалась и больно била по сердцу, заставляя захлебываться воспоминаниями.       Хаширама всегда верил, что Мадара чувствует то же самое, иначе почему Сенджу до сих пор жив?       Наконец-то удача повернулась лицом, и, спустя столько кровавых битв, смертей, слёз, был заключен мир.       Ниточка внутри теплела, с каждым днём удлиняясь, пока, наконец, не свернулась в горячий клубок мыслей и чувств, уютный и родной.       Хаширама не помнил, когда привязанность к Учихе переросла во что-то большее, за гранью обычной дружбы, когда клубок начал предательски жечь все тело изнутри, стоило только Мадаре уйти надолго или засидеться ночью в пивнушке, лапая официанток, разносящих хмель, и улыбаясь сидящим напротив куноичи.       Сенджу не мог смириться с тем, что Мадара может принадлежать кому-то ещё кроме него, что может пропадать где и сколько его душе захочется, улыбаться кому-то, кроме него.       Он замкнулся в себе и перестал выходить из резиденции, пытаясь закопаться в отчеты с миссий и другие бумаги, напиться до потери памяти, лишь бы не чувствовать жжение клубка чувств внутри, лишь бы не чувствовать ничего к Мадаре.       Конечно же, приближённые забеспокоились, увидев, в каком состоянии находится их глава. Но на все предложения прогуляться или перекусить вместе следовал вежливый отказ и просьба не мешать работе.       Хаширама тяжело вздохнул, выпроводив очередного благодетеля из кабинета, и, развернувшись в кресле, посмотрел в окно. А на улице - лишь пустая темнота. Обволакивающая, нескончаемая, предельно чёрная. В ней нет ничего. Абсолютно ничего, только отголоски навязчивого прошлого. Иногда и пустоте бывает грустно и обидно от того, что она такая никому не нужная. Первый Хокаге чувствовал себя подобно ей, правда, у него были друзья, товарищи, вера. Но не хватало самого главного, огромного куска всего паззла. Не хватало Мадары. Его тёплых рук, улыбки, успокаивающего голоса. Даже Учиха Мадара может быть заботливым и внимательным, и Сенджу знал это. В детстве Мадара часто интересовался, почему друг забыл надеть шапку зимой или где он оставил связку ключей, обычно болтающуюся на поясе, лениво, в своей манере растягивать слова и чесать макушку.       Но всё это - дела давно минувших дней, друг давно перестал уделять ему столько внимания, его давно перестало интересовать, где Хаширама опять оставил эти чёртовы ключи или что он ел сегодня на обед.       Нить высекала искры внутри при мыслях о Мадаре, просила не думать, не вспоминать, каким он был тогда, не строить ложных надежд. И глава поддался ей, опять закопавшись в кипу листов на столе. Пока в дверь настойчиво не постучали.       — Я же сказал, что никого сегодня больше не принимаю! — крикнул Хаширама раздраженно.       — А мне приглашение никогда и не требовалось, забыл, что ли? — на пороге появился Учиха Мадара, держащий в руке два меча. — Как насчёт небольшой тренировки на ночь?       Хаширама порадовался, что сидел. Учиха был последним, кого он ожидал здесь и сейчас увидеть. И первым, кого хотел.       — Ребята говорят, совсем Хокаге заработался, никуда не выходит и всё сидит за этими бумагами. Ну же, пошли, Хаши, хватит этой работы! — Сенджу вздрогнул от звука собственного имени. Как же давно Мадара не звал его так… Прямо как в детстве.       — Ну пойдём, раз ты настаиваешь.       Хаширама словил меч и, закрыв дверь на ключ, наконец вышел из этого здания.       Улица преобразилась. На небе звёзды разожгли свой костёр вокруг луны, освещая дорогу, как свет в конце тёмного коридора, даруя пустоте вокруг глубокий смысл.       В глазах Мадары, обычно чёрных и холодных, сейчас мелькали огоньки радости и той давно забытой беззаботности, принесённой в жертву жестокому миру шиноби.       — Куда ты меня ведешь? - задал логичный вопрос Сенджу.       — Увидишь, - последовал ответ Учихи.       Это, конечно, всё объясняет. Молодец, Мадара.       Улицы сменились лесом, а лес… берегом реки. Той самой реки, у которой всё началось.       — Пришли! — торжественно объявил Учиха.       У Хаширамы не нашлось слов для ответа.       — Потанцуешь со мной? — Мадара вытащил меч из ножен - Или так и будешь стоять столбом, Хаши?       — Потанцую, - дрожащими руками зашнуровывая ворот рубашки.       По берегу заметался пожар, готовый разгореться еще больше от малейшего вмешательства извне. Пожар, понятный только им двоим, соединенным красной нитью.       Мечи высекали искры, соприкасаясь друг с другом, тела кружились в непонятном танце, вырисовывая необычные фигуры на земле, оставляя горящие следы на воде. Воздух вокруг накалился до предела, бой шёл на равных даже без использования ниндзюцу.       — Слева! — раздался весёлый голос Мадары.       Сказано-сделано, но удар почему-то пришелся на правую руку, и Сенджу полетел на землю, потеряв равновесие.       — Ты невнимательный, Хаширама Сенжу. — Учиха улыбался, протягивая руку. - Нельзя так слепо верить словам противника, даже если он - это я.       Хаширама так и остался лежать на земле, взглядом прикованный к чертям, бегающим в глазах друга.       — Мать твою, что с тобой происходит в последнее время, а, Хаши? - голос Мадары посерьёзнел.       А первый Хокаге лишь прикрыл глаза рукой и тихо шепнул:       — Это все из-за тебя, Учиха.       Глаза открывать было страшно. Хаширама боялся, что он уйдёт, так и оставит его лежать на земле, запутавшегося в клубке своих чувств.       Мягкие губы едва коснулись губ Сенджу, прежде чем Хаширама смог додумать.       Рука Мадары отодвинула его руку с лица, переплела пальцы, углубляя поцелуй. Что за чёрт происходит? Клубок в сердце расползался, окутывая теплом всё тело, заставляя обнимать Учиху, цепляться за волосы, мысленно проклиная себя за нерешительность.       — Ма..Мадара…- хриплый шёпот.- Мадара…       — Знаю.       Рубашка Хаширамы полетела на землю, вслед за ней отправилось и всё остальное.       Два обнаженных тела продолжали танцевать на берегу реки, путаясь в руках, волосах, одежде. Горячие пальцы Мадары исследовали тело Сенджу, срывая тихие стоны с его губ, заставляя низ живота наливаться тяжестью, прося разрядки.       -Посмотри на меня, Хаши. Посмотри мне в глаза. — попросил Учиха.       Хаширама повиновался и понял, что ещё чуть-чуть - и он утонет в этой чёрной всепроникающей темноте. Глаза даже без шарингана заставляли повиноваться, тянуться за новым поцелуем, тереться возбуждённой плотью о живот Мадары, просить большего. Мадара понимал.       — Будет больно, — честно предупредил Учиха.       Хаширама протянул руки, обняв друга поперёк спины, уткнувшись лицом в чёрные пряди.       И он вошел, резким толчком, принося странную жгучую боль вперемешку с чувством заполненности, защищённости.       Сенджу выгнулся в руках Мадары, царапая спину и кусая губы от дикого желания быть в его объятьях постоянно, желания довести всё до конца, быть полностью в его власти.       Учиха всё понял и, подмяв под себя податливое тело, начал осторожно двигаться, ловя губами стоны Хаширамы, его просьбы. Небо над ними ласково обволакивало своей глубиной, пряча от чужих глаз и старых обид.       Мадара ускорял темп, сжимая плечи Сенджу, целуя рвано, собственнически, шепча какие-то бессвязные фразы.       — Хаши, я…- не успел договорить, выплеснувшись внутрь, согнувшись от настигнувшего чувства безграничного удовольствия, вместе с Сенджу, обмякшим в сильных учиховских руках. Хаширама дышал тяжело, тело не слушалось, руки и колени трясло. Нависший над ним Мадара, кажется, улыбался, гладил по голове, что-то говорил.       -Я люблю тебя. Всегда любил.       И небо было одеялом, укутавшим двоих, связанных красной нитью судьбы.