О печеньках, шарфах и внезапных засыпаниях

- Пе... петеньку!.. - из полудрёма меня вырвал радостный детский восклик. - А теперь - петеньку!.. Я потёр глаза. Мне представилась умилительная картина: уютная кухня, тянущийся к высоким полкам Миша, и... маленькое чудо, взбудораженно елозящее на крошечном детском стульчике. - Никаких тебе печенек, - весело, но твёрдо проговорил со своей верхотуры Миша и отвернулся, делая рывок за такой труднодоступной чашкой для чая. Пока он не смотрел в нашу сторону, я отыскал глазами пластмассовую корзинку с печеньем на столе, быстро взял овсяный кругляшок и бережно вложил его в крохотную ладошку. Малыш, не веря своему счастью, обрадованно посмотрел мне в глаза и принялся уплетать лакомство. Миша же, достав злополучную кружку, с немым укором посмотрел на меня. - Ну... Ему же хочется, - обезоруживающе улыбнулся я. Тот только отвернулся опять к шкафу, насупленно ворча " испортит мне ребёнка... ", Но даже несмотря на такой хитрый манёвр, я понял, что он не удержался и улыбнулся в ответ. По заговорщицкому взгляду малыша, было понятно, что это не осталось незамеченным ни для кого.

***

Нашей маленькой радости уже почти пять лет. Скоро в школу пойдёт. У него мягкие светлые волосы в папу и большие чёрные глаза, искрящиеся радостью и добротой, - в... тоже в папу. Но в данный момент в них искрилось лишь недовольство - нужно было надевать колючий шарф, который мелкий очень не любил. В принципе, здесь нет ничего необычного - его старший отец тоже всегда пренебрегал шерстяными шарфами, предпочитая шёлковые. " Малый отец ", как я его в шутку называю, наоборот, кутался в шарф по самые брови - до сих пор дулся на меня за эту несчастную печенюшку. Мне сейчас его печальная рожа не нужна была совсем, и поэтому, как только мелкий, повизгивая от восторга и упиваясь мыслью, что мы идём гулять почти что ночью (я не стал его разубеждать, что шесть вечера - почти ночь), убежал из квартиры в коридор, я тихо обнял со спины эту буку и нежно чмокнул в висок. Почувствовав его ладонь на своих руках, я понял - извинения приняты. Мы вышли из парадной все вместе. Мелкий на выходе осторожно придержал дверь, и, получив одобрительный взгляд от Миши, поскакал по полузамерзшей грязи вперёд нас. Зная, что он скоро метнётся обратно, мы не спеша двинулись в сторону больших улиц. Хоть сейчас было не так уж и поздно, на город ложились сумерки, и из-за плотных снеговых туч виделась только самая кромка заката. Как только наш путешественник изволил вернуться, мы взялись с Мишей за руки, предварительно посадив ребёнка мне на плечи, и, припомнив рядом с домом то ли площадь, то ли парк, пошли к нему. Завидев огромные снежные горы и ледяные постройки, малыш восторженно заёрзал у меня на плечах. Я не стал его томить и высадил своего маленького археолога раскапывать из-под снега скамейки. Делая это, я попутно уже представлял, как уведу Мишу за какие-нибудь ели и ,наконец, вдохну запах его волос, на которые хлопьями будет опускаться начавшийся снег, но, как только мелкий реактивной ракетой понёсся вглубь парка, Миша странно посмотрел на меня, и, снова растягивая шарф по самые брови от смущения, пошёл за ним. Сперва я только проводил его удивлённым взглядом, но чуть позже додумался: у кого-то заиграло детство в заднице. Медленно шагая вслед за ними, я обнаружил те самые ели. Найдя удобное место рядом с фонарём, откуда хорошо было видно двух моих балбесов, самому оставаясь незамеченным, я остановился и засунул замёрзшие руки в карманы. Тем временем стало совсем темно. Лишь кусочки янтарных фонарей и витрин магазинов мерцают в остывшем, как забытый чай, городе. Наблюдая за тем, как две мои маленькие радости барахтаются в снегу, я ловил снежинки носом и пускал пар изо рта, который белым облачком поднимался к жёлтому фонарю или застревал в еловых лапах; кутался в свой шёлковый шарф, несколько жалея о своей придирчивости к удобству их носки, а не к сохранению тепла; я думал о том, что нас с Мишей и мелким ожидает в далёком будущем - и что будет через несколько минут. Я закрыл глаза и почти увидел, как Миша за руку выводит счастливого снежного ребёнка, сам весь в снегу и счастливый; как я качаю головой и отряхиваю сперва маленького, а затем большого балбеса; как мы идём мимо маленьких, уютно мигающих вывесками магазинчиков, и малой всё-таки уговаривает Мишу (но в первую очередь, конечно же, меня) на покупку "тотика", и вот идёт это чудо, несёт громадную в сравнении с собой коробку, и улыбается во весь рот, и Миша тоже улыбается, и он такой красивый... Миша... Даня... - Даня!.. - Вырывает меня из дрёма любимый голос. - Ты что, серьёзно уснул?.. Я открываю глаза и вижу уже знакомую мне кухню, Мишу, тянущегося за кружкой для чая... - Ты меня слышал вообще? А, короче, слушай заново... А я... Я всё понимаю, улыбаюсь, встаю и притягиваю его к себе - такого хрупкого и родного. Тот только и успевает, что поставить кружку на стол. - Даня?.. Нет, я, конечно, не против внезапных обнимашек, но... - Миш, а давай сходим за тортом?.. Он закрывает рот и удивлённо смотрит мне в глаза. - А давай! - я отпускаю его, и он вприпрыжку уходит из кухни, напевая: " ура-ура, торт, нас ждёт торт!..". Я лишь усмехаюсь и иду за ним. Нас ждёт всё. И не только торт.