Личное дело

— Не самая удачная для тебя партия. Присмотрись лучше к Вилкасу. Сказавшая эти слова женщина залпом осушила кружку с прохладным вином и глубоко вздохнула. Да к кому угодно пусть присматривается, только не лезет не в своё дело. — Ты бы тут не сидела, если Он не был на задании, — почти шепотом сказала собеседница, в кружке которой жуткое пойло успело нагреться. Глубоко за полночь. За массивным обеденным столом, накрытым красной засаленной скатертью, сидели две соратницы, беседуя о том, что при дневном свете обсуждается крайне редко, да и то вскользь. О мужчинах. Огонь в очаге почти погас. Все светильники были потушены после отбоя. В зале было неуютно, прохладно и темно, будто Йоррваскр стал на некоторое время необитаемым. Ньяда, распахнув светлые глаза, уставилась в темноту, о чем-то глубоко задумавшись. Да, малявка права, к сожалению. Рия слишком часто бьет в точку. Не оружием, а словом. Мыслью. Порой излишне ядовитой, хоть и кажущейся безобидной на первый взгляд. Ньяда поняла, что разговор подходит к концу, и вовсе не важно, как к этому относится Рия. — Ты просто не хочешь… Лишних между вами, — почти шепотом продолжила молодая имперка. — Хватит, — низким, хрипловатым голосом рыкнула Ньяда. — Не тебе знать. — Возможно, — кивнула соратница, не сводя взгляда с суровой нордки. Слишком суровой, чтобы копаться в себе, разбираться и искать что-то. Куда проще налить себе еще вина и попытаться заглушить какие-то излишне детские мысли о счастье и радости. Ночью такое, к сожалению, бывает, особенно — когда даже в компании с кем-то становится скучно и одиноко. Родительские наивные сказки давно забыты, ранимая девчонка выросла в боевую женщину. Каменная рука? Может, и сердце тоже, не стоило бы в этом сомневаться. Потому что так проще. Опуститься до уровня изнеженных девиц? Соратнице, которая идет в бой под знаменем Исграмора? Какой-то злой шутник мог бы предположить подобное. — Души в себе эти глупости, — строго сказала Ньяда, вернувшись из мыслей в холодный зал Йоррваскра. — Даже Фаркасу это очевидно. Дурой не будь. Никому всё это пустое не нужно. Здесь, по крайней мере. Ньяда сделала яркий акцент на слове «здесь», пытаясь обрисовать одним предложением смысл предыдущих. Под ним скрывалось очень долгое и занудное объяснение, кто есть Соратники и что им чуждо. Девчонка не ответила. Свежая кровь, мечтательная особа, еще не осознавшая так много в этой сложной жизни. Вероятно, она еще не думает о тяжести бремени «громилы по вызову», лелеет мечты о счастье и какой-нибудь трогательной любовной истории. — Спать пора. У меня завтра утром тренировка со Скьором, — будто сомневаясь в собственной убедительности, обронила Рия, встав со скамьи. — И тебе пора бы. Не всю же ночь вот так сидеть и ждать. Девчонка ответила похожей манерой, и многозначительное «ждать» поселило гнев в рассудке вспыльчивой женщины. — Поосторожнее на поворотах! — раздраженно прорычала Ньяда, с силой сжимая бокал. Рия, не проронив ни слова, ушла вниз, в сырые подвалы, называемые казармами. Девчонка знает, что последнее слово в разговоре бывает только за Ньядой, и никто не смеет это как-то оспаривать или противиться. Почти никто. В ином случае Каменная рука оправдывала свое прозвище, доказывая правоту силой кулака. И тот, о ком говорила Рия, был единственным, кто спорил с этой грубой женщиной, не боясь ввязываться в личные разборки. «На тёмной коже синяков не видно, да и заживают они на теле эльфа куда быстрее, нежели у любого норда!» — будто отрицая свое поражение, насмешливо говорил Атис, небрежно вытирая разбитую губу. На суровую нордку у него была своя управа, на которую Ньяда так же соглашалась, как и ее противник — на побои. И теперь она, сильная женщина, получается, в одиночку коротает ночь с кружкой вина. Будто бы и правда ждет, да только не признает этого никогда. В Йоррваскре нет места романтике, любовным переживаниям и прочей душевной безделице. Да и Атис — не стыдливый подросток, полный нежных фантазий. Осталось только до Рии донести эту мысль, чтоб глупостей не натворила. Потому что только Ньяда знала, как нужно общаться с этим мужчиной. Новичков строго наставляли — не лезть не в свое дело. И Ньяда считала Атиса своим «делом». Днем эти двое могли смеяться вместе до боли в животах, вообще игнорировать друг друга или спорить до содранных глоток, до крепких слов и до драки. В пределах честного поединка, конечно, иначе оба не считались бы достойными воинами в стенах Йоррваскра. Некоторые шутили, некоторые относились скептически, а Предвестник вообще не одобрял подобного поведения. Двое, которые никогда не пойдут на уступки, привлекали поначалу к себе слишком много внимания. Все выглядело так, будто Атис и Ньяда самоутверждаются друг перед другом. Не важно, днем то было или после заката. А по ночам он будто доказывал ей свое превосходство, заламывая руки женщины, чтоб та, пусть и из принципа, не сопротивлялась. Атис твердо говорил: сама пришла. А Ньяда выражала свое превосходство после: отдышавшись, горделиво отбрасывала одеяло, вставала со смятых простыней и, надевая броню на разгоряченное тело, без лишних слов уходила из комнаты, оставляя Атиса в одиночестве. Никто, как казалось, не страдал: мужчина, удовлетворенный и уставший, засыпал, а Ньяда, добравшись до личной комнаты, сбрасывала прикрытие своей наготы и ложилась на постель, холодную и чистую, на которой не было признаков порочного ночного «досуга». Уходила Ньяда не всегда, порой позволяя себе обнаглеть и потеснить мужчину в его же кровати до утра. Конечно, нежную ночь влюбленных супругов это вовсе не напоминало. И здесь эти двое находили повод для противостояния, будь то нагло стянутое одеяло или вытащенная из-под головы подушка. Атис всегда просыпался раньше и уходил в зал, оставляя все воспоминания о ночи вместе с женщиной в комнате. Теперь еще сестра по оружию стоит в шаге от того, чтобы совершить глупость. Рия серьезно думает, что данмеру есть дело до ее переживаний? Пожалуй, она пришла слишком рано в Йоррваскр. Не нагулялась, прежде чем впрягаться в этот труд. Или, может, странное поведение малявки — промыслы Кодлака? Да какое старику дело до того, что творится между соратниками? Он может лишь изредка побрюзжать ради приличия, да и то на пустом месте. Потому что не лез в чужие жизни и других учил этой простой истине. Чего, богов ради, надеется получить Рия? Думает, что сможет растопить сердце Атиса, что он падет ниц перед девицей? Как бы не так. Ньяда слишком хорошо знала сложную натуру этого мужчины. Иногда Ньяда ночью заявлялась к Атису подвыпившей, чего последний терпеть не мог. Тогда все заканчивалось куда прозаичнее, нежели обычно. — Не желаю видеть тебя поддатую, — холодно говорил мужчина. — Пьяная женщина отвратительна во всех отношениях. Потому что противно было, когда она приходила пассивная, туго соображающая, «на все согласная». Куда интереснее было наблюдать и брать строптивую, неусмиренную нордку, острую на язык и по-своему страстную в постели. Не переносил проявление слабости в этой женщине, не желал видеть то, что можно получить за звонкую монету. А утром — очередные разборки, суть которых однозначно ясна была только двоим дерущимся. Эйла лишь лукаво усмехалась, измеряя взглядом исцарапанную спину эльфа, а Фаркас открыто забавлялся над синяком на шее Ньяды. Соратники в шутку могли назвать подобное поведение «любовью», но имея в виду будто что-то зазорное, неприличное в их кругах. Сами же Атис и Ньяда отрицали всякие подозрения товарищей, склоняющихся к нежной привязанности нордки и данмера. Хуже, чем отрицали — даже слышать подобных глупостей не хотели, принципиально садясь за обедом в разные концы стола, подальше друг от друга. По ночам он приходил к Ньяде чуть реже, чем она к нему. Был уверен, что никогда ничего не делал против воли, потому что знал, что эта «игра» нравится им обоим. Иначе Ньяда не возвращалась бы из раза в раз, не стояла бы в дверях, скрестив руки на груди и криво ухмыляясь, ожидая ответа на брошенный вызов. Атис не желал клятв в высоких чувствах, романтики, верности и нежности, в то же время сам не утруждался подобным, справедливо считая, что подобное ослабляет воина. Ни в чем не нуждался данмер, испытывая полное удовлетворение по ночам и в то же время — полную свободу. И в этом Атис часто убеждался, вытирая ладонью пот со лба и убирая в хвост намокшие рыжие волосы, когда за Ньядой закрывалась дверь. Женщина раздраженно зашипела, когда ветер с грохотом распахнул створки окна. Слишком неожиданно, это вовсе не страх. С силой ударив кулаком по столу, будто желая разбудить мирно спящих товарищей, Каменная рука злилась, сама не зная, на что. Взяв шлем со стула, женщина быстро ушла из зала, чтобы больше не подозревать себя в слабости. Она легла на свою кровать, не снимая брони, и уставилась в потолок, вспоминая что-то. Что-то хорошее, ведь уголки ее губ слегка дрогнули, и на мгновение на суровом лице появилась слабая улыбка. Исчезла так же неожиданно, как и появилась. Заснуть теперь не получится долго, алкоголь играл в крови, а до рассвета оставалось пару часов. Вилкас спасался в такие ночи за какой-нибудь книгой, Фаркас — счетом баранов. Ньяда не выносила занудного чтения, в коем находил какие-то радости зануда-Вилкас, а счет проклятых баранов начинал раздражать женщину уже на третьем десятке. Соратнице было плевать, с кем ещё развлекается Атис, когда исчезает из Йоррваскра на несколько дней. Но, по странной иронии, Атис твердо знал, что к Ньяде никто больше не прикоснётся. Не то, чтобы она «хранила ему верность», как молодая супруга, вовсе нет. Мужчина знал наверняка, в чем причина. Потому что этой женщине другого и не нужно было, и уж тем более не было нужды в нежном мужчинке рядом, коих эта нордка открыто презирала. Может, и подобная связь с Атисом уже не в новинку, но Ньяду уверенно держит привычка. Потому что он — ее «дело». Женщина проснулась лишь к полудню, в очередной раз убеждаясь, что ночные попойки в одиночестве не приводят ни к чему хорошему, только оборачиваются болью в голове и отвратительным настроением. Сейчас Ньяда смеялась над своими мыслями, ход которых смутно помнила с ночи. Она даже тайно обрадовалась, когда Эйла обронила вскользь: — Любит наш Атис шляться. Значит, не вернулся. Дай Талос, чтобы еще пару дней не появлялся, а то Каменная рука еще не готова была в полную силу махать кулаками. — Вернется — поговорю с ним, — равнодушно сказала Рия, присаживаясь рядом с сестрой по оружию за стол. — Кто знает, может, и твои муки закончатся. Ньяда криво усмехнулась, покачав головой. Глупая девчонка! Складывалось впечатление, будто у нее есть желание быть кем-то посланной. И она, увы, выбрала самый оптимальный вариант. Ведь Атис всегда говорил прямо, не боялся задеть или обидеть. Неужели эта мужская твердость характера притягивала имперку? Ньяда догадывалась, что девушку ждет крах и разочарование. Остаток дня пролетел для нордки стремительно и незаметно, как бывает, если найдешь себе занятие по душе. Разобраться с конюхом, который задолжал приличную сумму какой-то горожанке, не составило труда. Но больше работы у Кодлака для Ньяды не нашлось. — Не могу послать тебя в форт близ Рифтена. Близнецы при делах, Скьор занят бумагами. Просто не может сказать в лицо, что считает эту нордку ни к чему более не пригодной. Ее преимущества были лишь в кулачном бою, что требовалось крайне редко, да в сносном владении щитом. Мечом Ньяда размахивала хуже, чем великан своей дубиной, а за стрельбу женщина даже не бралась, потому что на фоне невообразимо талантливой Охотницы позориться не было желания. Наверняка старик еще помнит ее первый поединок с Атисом, после которого Ньяда осталась разгромленной и поверженной. У них, казалось, всегда было это бессмысленное соперничество, как бывает у старшего брата и младшей сестры. Во владении двумя клинками Атису в Йоррваскре не было равных. Почему-то было противно, как никогда раньше. Казалось, до тошноты обычный, скучный день, все те же лица, те же стены. Но на душе Ньяды было очень неспокойно. Даже двухчасовое шатание по опустевшему Вайтрану не помогло, и тоска вновь мелкой поступью плелась за нордкой, словно тень. В зале было пусто, все разошлись по комнатам, очаг едва тлел. Старуха-уборщица скребла метлой каменный пол, под потолком противно жужжала муха, мерзко воняло разлитым подкисшим мёдом. — Не сегодня, — коротко сказал данмер, столкнувшись с Ньядой в жилых помещениях. Да, и слава богам, что так. Нет желания даже видеть треклятого Атиса, чем-то озадаченного. Ньяда, как и день тому назад, безвольно рухнула в кровать и тут же уснула. Еще один день прочь. Чего-то в этой жизни определенно не хватает. — Да мне плевать, — скептически фыркнула Ньяда, через силу пихая в себя завтрак рано поутру. Эйла, разочарованная реакцией сестры по оружию, лишь пожала плечами и, пожелав Ньяде так некстати «приятного аппетита», отправилась на тренировочную площадку. Ей-то какое дело, кто с кем спит? Наверно, ожидала, что вспыльчивая женщина вновь побежит разбираться с данмером. Этим соратникам нужно лишь вина и зрелищ. Рия появилась только к обеду. Вид у нее был слишком подавленный, и она привлекала к себе слишком много внимания. Похоже, рыжая растрепала «новость» по всему Йоррваскру. Будто говорить больше не о чем, кроме как о блудливых похождениях данмера. Ньяда прыснула в кулак, предположив, что однажды дело дойдет и до Эйлы, и кто-нибудь обязательно будет судачить об этом без умолку. — Ничего не говори, — расстроенно сказала имперка. — Теперь я все поняла. Всего-то стоило пойти на рожон, огрести неприятностей и схлопотать плохое настроение на несколько дней вперед! Ньяда всматривалась в имперку, однако никаких следов насилия не заметила. Никаких синяков, царапин, ничего. Только усталые глаза, под которыми проступали темные круги, были слишком непривычны на, казалось бы, вечно неунывающем образе Рии. Конечно, ведь эта девочка — не Ньяда, у него не было причин применять грубую силу против нее. Какое-никакое разнообразие. Ньяда знала, что в этот вечер Атис припрется. И тогда, уверенная в себе, она выставит проклятого данмера за дверь, демонстративно послав его к батюшкиным корням. И не ошиблась, предчувствуя появление в своей комнате мужчины после полуночи. По-хозяйски заперев комнату на ключ, мужчина ждал, когда вспыльчивая дама накинется на него за наглое вторжение. — Не сегодня, — заявила Ньяда, убирая шлем в сундук и расправляя копну светлых волос. — Убирайся по-хорошему. — Нет, — невозмутимо отозвался Атис. — Не стоит рисоваться. Ставлю сто септимов, что тебя просто задело… — Да мне плевать, — обернувшись, шипела, словно змея, Ньяда. — Не надо путать желание убить с какой-то детской ревностью. — Вперед, — флегматично призывал мужчина, отбросив меч в угол. — Ну же. Ньяде стало стыдно, когда ее замах кулаком был легким движением ликвидирован, а запястье оказалось заведено за спину. Сама женщина, озлобленная на такую резкую реакцию, левой рукой вцепилась в волосы обидчику, сдерживая порыв громогласно покрыть эльфа матом. Почти всегда с этого и начинается. Потом никто не удивлялся, почему у обоих на броне ремни в десятке мест разрезаны и грубо зашиты. Оба знают, что еще не раз случайное попадание в руки кинжала закончится плачевно для ремешков. Благо, от стали страдала только броня. Атис с усмешкой смотрел на ее лицо, будто взывая к сопротивлению и ответной агрессии. Это обоих не на шутку распаляло. Три крупных шрама не делали ее уродиной, а только выделяли из толпы идентичных нордских дам. Ее тело тоже было для Атиса особенным: крепкое, соблазнительное, уже почти принадлежащее ему. Каждый раз, падая с нею в какой-то борьбе на кровать, он желал лишь эту женщину, от которой исходил неистовый жар противостояния и сопротивления. — Завтра, во имя Талоса, я… Отыграюсь, — прищурившись, шипела Ньяда, тяжело дыша и глядя прямо в глаза Атису. — Будешь с… Битой мордой ходить. Огонёк тусклого светильника бликами играл на влажной белой груди, вздымающейся, будто после долгого бега. Очередной развязный поцелуй пришелся на шею непокорной нордки, где совсем недавно зажил предыдущий синяк. Шумный выдох, закрывшиеся глаза и бессильно ослабшие руки выдали Ньяду. — Зато сейчас ты однозначно проигрываешь, — нахально улыбнувшись и сильнее прижимая локти женщины к кровати, ответил данмер. Женщина, словно ужаленная словами Атиса, извернулась и с трудом высвободила руки, с силой вцепившись мужчине в спину. Тот, будто зверь, злобно рыкнул и оттолкнул от себя Ньяду, прижимая ее за шею к подушке. Спину саднило, в свежие глубокие царапины попадал соленый пот и жесткие рыжие волосы. — Стерва, — прошипел мужчина, двусмысленно улыбаясь и переводя дух. — Тогда в следующий раз развлекайся с Рией, эльф! — пытаясь совладать с собой, бросила женщина. Рука на шее ослабла, а затем вовсе перестала подавлять сопротивление. На мгновение нордка даже удивилась, что данмер может так легко остановиться. Атис без слов лег рядом, слегка пихнув в бок Ньяду, чтоб та подвинулась. Нордка, ухмыльнувшись, поняла, что попала точно в цель, поэтому решила продолжить процедуру добивания словом: — Расстроил девочку, падлюка. Когда наверстывать-то будешь, а? — Она больше не будет делать глупостей, — серьезным голосом ответил данмер, не оборачивая алых глаз на нордку. — Сдулся, да? — рассмеявшись, проговорила женщина, по пояс закутавшись в грубое одеяло. — Годы уже не те, да? — Просто я разочарован, — бесстрастно бросил Атис. — Есть то, что не дает мне удовольствия со всеми остальными. — И что же это? — хмыкнула Ньяда, искоса поглядывая на лежащего рядом мужчину. Тот, подложив руки под голову, поднял брови и с каким-то сомнением бросил, глядя в потолок: — Привычка, наверно. Боги ведают, что понимали Ньяда и Атис под странным словом «привычка».