Родственные души

Джон знал Шерлока уже почти год, и все это время тщетно пытался понять, как можно так сильно привязаться к человеку. Доктор знал о родственных узах, братской любви, влюблённости, страсти, но все это было не то. Даже симпатией нельзя было назвать его отношение к гениальному детективу. Единственное, в чем был уверен Джон, было то, что между соседями по квартире завязалась крепкая дружба. Но обычной эту дружбу назвать было никак нельзя. Ведь сам Шерлок был необычным. И Джон, хоть сам об этом никогда не задумывался и даже не подозревал, был для сыщика тоже своего рода уникумом. Разумеется, в отношении интеллекта доктор заметно проигрывал другу. Но его сердце… Сердце Джона Хэмиша Ватсона приводило в замешательство гениального детектива Шерлока Холмса и его поразительный мозг. Собственно, сантименты Шерлок презирал, но не мог не принимать их в серьез. Ведь как он не пытался объяснить самому себе, что власть разума для него превыше всего, детектив, при случае угрозы его семье, без колебаний и сомнений был готов самому себе прострелить этот самый мозг, и рука его при этом бы не дрогнула. Шерлок прекрасно помнил момент, когда в возрасте семи лет примчался на выручку к брату. Майкрофту было четырнадцать, и в тот день он единственный и последний раз в своей жизни дал волю чувствам, и тогда ему здорово досталось. Одноклассники в количестве пятерых человек с лёгкостью смогли повалить его на землю и били ногами. Шерлок при виде этого совсем потерял голову. Он помнил, как нёсся прямо навстречу этим ублюдкам, посмевшим избивать его брата, и маленькими кулачками, собрав все силенки, защищал Майкрофта. Оба тогда пострадали. К счастью, в этот момент их случайно увидел полицейский и остановил драку. Братьев доставили в больницу, где у Майкрофта диагностировали перелом запястья и многочисленные ушибы и синяки на руках и ногах, а Шерлок отделался несколькими глубокими ссадинами. Все время, пока Майкрофту накладывали гипс, младший братишка сидел возле него и держался холодной ручонкой за здоровую руку старшего. Повзрослев, Шерлок научился контролировать эмоции и чувства. Но точно уяснил для себя то, с чем он мириться точно не станет. Эти моральные устои он никогда не нарушал. И в те редкие моменты, когда он их демонстрировал, Джон смотрел на него с таким странным выражением в больших синих глазах, что детектив, как не пытался, разгадать его все же не мог. Но доктор давал ему подсказку против своей воли — в его голосе звучало уважение. Дело, названное «Скандалом в Белгравии», Джон помнил очень хорошо. Так же, как и Ирэн Адлер. В тот раз у доктора был шанс убедиться в том, что Шерлок все-таки человек, как не пытался он доказать обратное. И дело было не в переглядках между ним и доминанткой, и не в попытках произвести впечатление друг на друга, и даже не в точной установке ориентации друга. Как в последствии совершенно случайно узнал доктор, Ирэн не умерла — гениальный детектив спас её от террористов. К счастью, больше она в непосредственной близости к Шерлоку не появлялась, по крайне мере, настолько знал Джон. Ирэн теперь жила в Америке с новым именем и новой судьбой. И не смотря на некоторое отвращение, которое доктор питал к этой женщине, правда о её спасении от такой ужасной смерти не могла не порадовать сердобольного Джона. Спустя несколько недель после окончания дела «Скандала», у Джона было время подумать и понять своё отношение к этому. Как не пытался он доказать сам себе, что это иррационально, но Джон точно помнил малюсенький укол ревности при виде того, как Ирэн и Шерлок… Ну в общем, были не очень приятны их взгляды и совместная гениальная битва умов. Но вот что странно, было ощущение тревоги. Джон не мог скрыть беспокойства, которое теперь жило с ним бок о бок. Беспокойство о Шерлоке. Ведь высокоинтеллектуальный друг постоянно попадал в опасные ситуации, и страх за него поднимался в душе доктора иногда вместе с паникой. В некоторых расследованиях, которые, несмотря на то, что были крайне необычными и интересными даже для Джона, он хотел просто схватить в охапку Шерлока и тащить его подальше от всех этих ужасов, но в итоге оставалось лишь доставать аптечку и лечить синяки, порезы, вывихи, и порой, везти в больницу промывать желудок и устанавливать капельницу. В ответ доктору доставалось недовольное бурчание, ярое сопротивление и обидные язвительные замечания. И все это Джон терпел со стоическим спокойствием, но потом уходил подальше и кусал губы в бессильной ярости. В такие моменты редко, но все же наворачивались непрошеные слезы обиды, которые Джон с раздражением вытирал ладонью. — У меня нет друзей, — с презрением произнёс как-то Шерлок. Джон несколько секунд смотрел на него молча, а затем сдавленно кивнул. — И правда, с чего бы… После этого Шерлок пытался загладить вину, что Джону, конечно, льстило. Но сама мысль о том, что сыщику действительно не нужен терпеливый и всепрощающий военный врач, вызывала у Джона тянущую боль за левыми рёбрами. А вдруг и в правду не нужен? .. — Джон, ты как? Отвечай, Джон! — Еле уловимая дрожь в руках, которые срывают взрывоопасную куртку с плеч доктора и неосмотрительно швыряют её в сторону. Не показалось. В серо-зелёных глазах явный страх, который тут же скрылся. Но он был! Джон задумывался о том, что творилось в этот момент в мыслях Шерлока. Вот он видит перед собой друга, обвешенного взрывчаткой, вот этот друг рывком берет Мориарти в захват и кричит: «Шерлок, уходи!» Страшно. Действительно страшно. И становится ещё хуже, что твой лучший друг с таким гениальным интеллектом может взорваться вместе с тобой в этом чертовом бассейне. Но он не уходит. Черт возьми, он остаётся до последнего, до последнего не теряет надежды спастись не только самому, но и спасти отставного военного врача, попавшего в беду только потому, что вошёл в число людей, которых Шерлок принимает в расчёт и может проводить с ними время. Нет, Холмс действительно удивительное создание. И остаётся им даже в тот момент, когда Джону приходится тащить на себе это тощее, но тяжелое тело, сажать в такси, а потом поднимать на второй этаж и укладывать в кровать только потому, что Шерлоку приспичило связаться с делом Ирэн Адлер. Джон прекрасно помнил день, когда его ранили снова. На очередном деле, которое Шерлок сперва назвал делом на два пластыря, но потом превратившимся в кошмар. По началу все шло хорошо, они нашли жертву, спасли, вот только не заметили револьверный ствол, высунувшийся из-за угла в их сторону, а затем раздался звук выстрела, а после Джон, как в замедленной съемке, упал на колени и завалился на бок. Пуля прошла навылет, и алая лужица крови уже успела натечь на пол, уже успела перепачкать руки Шерлока и его пальто. И прерывающийся голос, повторяющий: — Держись, Джон, слышишь меня? Не умирай! Не вздумай отключаться! Я с тобой, все будешь хорошо! Джон, пожалуйста… И сухие, потрескавшиеся губы не могли не прошептать: — Никуда я не денусь, Шерлок… от тебя.., — потому что Джон был не в силах смотреть на умнейшего человека, превращающегося в маленького испуганного ребёнка прямо на глазах. И не смотря на боль и почти исчезающее от боли зрение, доктор слабеющими пальцами обхватил тонкую руку друга, прижимающего рану на его груди, и слабо улыбнулся, после чего все-таки потерял сознание. Следующее воспоминание: он приходит в себя в больничной палате. Бинты туго стянуты на грудной клетке, трудно сделать полноценный вдох. А ещё что-то щекочет его руку. Шерлок дремлет, устроившись на стуле возле больничной койки и положив кудрявую взъерошенную голову на белую простынь. Он тут же просыпается, тревожным взглядом обегая Джона от макушки до пальцев ног, и только после этого выдаёт: — Никогда меня так больше не пугай, слышишь? Джон кивает, здоровой рукой нащупывает ладонь Шерлока, переплетает с его пальцами свои собственные, и погружается в сон. Ради этих моментов хочется жить. Джон медленно повернулся от окна, в которое смотрел уже минут двадцать, предавшись воспоминаниям, к Шерлоку, впившемуся взглядом в монитор, и слегка улыбнулся. Живой, невредимый, да ещё здесь, рядом, только в паре шагов. Что ещё нужно для счастья? — Джон, принеси мне чай. Ну, можно и потерпеть даже безапелляционный тон, которым было это сказано. И положить парочку круассанов на блюдце к чаю, и даже осторожно взять друга за плечи и отвести к столу, внимательно проследить, чтобы чай был полностью выпит и выпечка съедена, улыбнуться на бурчание, а потом даже зажмурить глаза от удовольствия, когда проходящий мимо Шерлок на секунду останавливается рядом с ним и коротко, быстро, но совершенно искренне и так по-домашнему говорит: — Спасибо, Джон. И сразу уже в этот момент пришло понимание. Это дружба, безусловно, самая крепкая дружба. А ещё невероятная душевная связь, заставляющая заботиться о человеке, настолько кардинально отличающемся от тебя самого, заботиться и любить, как младшего братишку, пусть своеобразного и эксцентричного, но единственного и такого родного.