О том, как Чимин помочь хотел

В комнате настолько тихо, что хочется остановить время и постоять так немного. Насладиться моментом. Тишиной. Даже посапываний хёна уши золотого макне не улавливали. В Сеуле второй час ночи. Через пару минут сменился бы на третий. Чонгук в последний раз вытирает шею, немного спину, докуда руки достают, ворошит махровым полотенцем по волосам и небрежно кидает на спинку стула в кухне. Чимин укутался в одеяло под подбородок, чего младший не может ни при каких обстоятельствах понять. На улице июль, он уже давно сам спит в одних боксерах, спихнув одеяло вниз, чтобы то укрывало лишь ноги. Мало ли простудится. Чимин же спал всегда в футболке или майке, с одеялом до плеч. Чонгук мотает головой в непонятках и ложится рядом, на свою половину пола. Пол в гостиной они делят уже давно. На двоих. И хотя раньше Чонгуку предоставлялось всё её пространство, времена меняются. Хёны выгнали младшего из спальни по чепуховой причине – из-за будильника. Но того это даже не расстроило. Вот ни капли. Даже наоборот – своя площадь, ложись, когда хочешь, как хочешь, воздух намного свежее, можно телик смотреть, если силы есть или желание, можно жрать из холодильника что хочешь, никто всё равно не видит. В голове Чонгука сразу же пронеслись лишь позитивные стороны его изгнания, и он с лёгкостью принял свою участь. Почему Чимин решил разделить с ним его судьбу, младший не знал, но и против не был. У них близкие, братские отношения, так что, даже если Чонгук решит похомячить на ночь, Чимин никому не скажет. Разумеется, если тот поделится. К тому же, с хёном можно поговорить. - Опять часами в душе торчишь, Чон Чонгуки, - пропел Чимин, понизив громкость своего голоса. Даже не поворачиваясь на другой бок, старший как облупленный знал, что сейчас Чонгук садится, опершись локтями на колени, ладонями ерошит еще мокрые волосы после душа, потом с минуту смотрит в их общажное на всю стену окно, видимо, рассматривает тёмное беззвёздное сеульское небо и только потом, обязательно со вздохом, ложится на подушку, засунув руки под затылок. Он несколько секунд рассматривает белый, как в больнице, потолок и только потом что-то говорит. - Я думал, ты спишь уже. Голос Чонгука также приглушенный, настолько, что Чимину кажется, будто он звучит в два раза ниже его обычного. Старший отвечает едва слышным смешком. Потому что, а что еще здесь можно ответить? Он устал. Чонгук устал. У обоих, как и у всей группы был очередной выматывающий, забирающий все соки день. И, возможно, душ был тем способом, что помогал младшему снять стресс. Полчасика в ванной? С морской солью? Чимина разрывало надвое: с одной стороны любопытство, а с другой хёновская забота. Ему давно уже казалось, что Чонгуку надо помочь, как будто шестое чувство. Как будто младшему надо выговориться о чём-то, но он, как обычно, стесняется. Особенно если дело касается того, что ему незнакомо. А Чимин был стопроцентно уверен в том, что знает причину. И от этого желание подставить своё плечо, объяснить их маленькому, невинному макне, что к чему, увеличивалось в нём с каждым днём. В принципе, по этой причине он до сих пор и не заснул. Сегодня он набрался смелости. Сегодня он спросит. Главное, чтобы не было поздно. Главное, чтобы Чонгук не уснул к тому моменту, когда старший решится. На той стороне тело зашевелилось, Чимин сразу же понял, что Куки потягивается и вот-вот повернется на другой бок. Уши навострены до предела. Вот макне пытается найти себе комфортную позу для сна, еще раз теребит мокрую челку, причмокивает, как ребёнок, коим он так-то и является, и, не бросив стандартного «доброй ночи», старается заснуть. Что и произойдет минут через пять, прикидывает Чимин. Заботливый хён, разумеется, боится ошибиться. А вдруг он не прав? Как он потом посмотрит в глаза его любимому ребёнку? Чимин кусал себе губы в сомнениях. Дыхание на той стороне еще неровное. Сейчас или никогда. Пан или пропал. Хён я или не хён. - Чонгука, ты дрочишь? О, Господи, не думал Чимин, что это прозвучит настолько неуместно, глупо, пошло и неловко одновременно. От такого ужасного сочетания Чимин незаметно ни для кого фейспалмил в ночи. Но с той стороны ни слуху, ни духу. Могильная тишина. - Ой, ну не сейчас я имею в виду, а в душе. Ну, ты поэтому так долго или....? Внутренний голос Чимина кричал «Пак Чимин, захлопнись уже ради всего святого». И был прав. Старший кусал ногти, мечтая о том, чтобы отмотать постыдные тридцать секунд назад, ну или хотя бы молился, чтобы Чонгук уже спал мёртвым сном. Но проблемка в том, что Чимин, за все их ночные время пребывания вместе, прекрасно может отличить спящего Куки от неспящего. И пусть тот даже не двигался. Возможно, даже не дышал. Но он точно не спал, в этом Чимин был уверен, как в самом себе. Оба парня были в стандартных двадцати сантиметрах друг от друга. Это называлось личное пространство их сна. По крайней мере, начинали они всегда одинаково, отвернувшись друг от друга в разные стороны: Чонгук в сторону того же окна, а Чимин засыпал с видом на закрытую спальню, где находились остальные мемберы. Как они заканчивали, проснувшись утром, это уже другая история – им неподвластно контролировать себя во сне. Чимин думал, повернуться или же сказать что-то. Обернуть всё в шутку или наоборот продолжить стоять на своём. Потому что хён несомненно был уверен, что Чонгук в душе занимается именно этим. И что-то ему вечно вторит в голове, что ему нужна помощь с этим. Объяснить, почему, как и зачем, ведь он сам прошел через это. Вспоминая себя в те моменты, он бы хотел иметь кого-нибудь, на кого можно было положиться и довериться в таких вопросах. Не выбрав ничего лучше, как продолжить, он пробормотал едва слышно: - Я тоже это делаю, иногда. Тут нечего стыдиться, Чонгук-а, - говорит он так, будто знает, или будто видит смущенного макне перед собой. Но первое – всего лишь догадка, а второе по сути своей невозможно. Лишь любимая им спальная дверь. Где-то, в какой-то части тела противно щекочет от страха, что он сейчас разглагольствует тут, а Куки может и вправду целый час в душе занимается невинными людскими вещами: наносит маски там, чистит зубы два раза с перерывом в секунд тридцать. Идея с ванной и морской солью назло всё никак не выходит из головы. Наоборот, она даже добавляется какой-нибудь незамысловатой книжкой, которую можно прочесть и продлить себе нахождение в ванной этак минут на пятнадцать. Но опять, Чимин хорошо знает Чонгука. Почти как облупленного. Тот редко читает, не говоря уже о том, чтобы делать это в ванне. Морская соль уходит вообще к Юнги хёну и его фетишу по этим делам. Чимин верит себе. Он уверен. Ход мыслей прерывается копошением под боком. Одно точно – Куки развернулся, и сейчас одно из двух: пожизненный стёб или ночные откровения. Чимин зажмурился. Но будучи оптимистом, коим он является, он верит. Верит в то, что знает лучше. - Правда? – раздается лишь одно слово, с ноткой удивления в голосе. Чимин выдыхает. Ментально. Хорошенько так выдыхает и понимает, его ждёт долгий разговор. Но осознав, что на него сейчас будет смотреть Чон Чонгук. С его широкими детскими, невинными глазёнками. Что он будет внимать своему хёну, что он будет нуждаться в нём и его поддержке, в поиске ответов, которые младшему так нужны. Что они будут болтать о не самых обычных вещах, что оба будут, наверняка, смущаться, но этого не будет чётко видно, так как единственное освещение в комнате даёт окно. Ради этого стоит пожертвовать сном, думает Чимин, и, положив себя на левую лопатку, смотрит на младшего через плечо. Картина, мягко говоря, настолько редкая, настолько бесценная, что хочется остановить время. Остановить, возможно, сбегать за фотоаппаратом или телефоном и наделать тысячи одинаковых фотографий. А потом просто лечь, поставить подбородок на ладони и зарисовывать это у себя в памяти. Большим пребольшим отпечатком. Чтобы даже через десятилетия этот образ всплывал, как будто только что сделанный. Всё, как и представлял себе Пак Чимин. Большие, нет, огромные ангельские, непорочные глаза смотрели на хёна в ожидании. Чонгук опирался на локоть, немного приподняв корпус над полом. То, что неодетое тело макне, пахнущее их общим гелем для душа, оказывалось в поле зрения Чимина, погоду в лучшее русло не меняло. Что уж тогда говорить о беспорядочно разбросанной влажной челке, которая то прилипла ко лбу, то и вовсе торчком встала в другую сторону. Брови возвышались над их привычным местом, до сих пор, по-видимому, удивляясь сказанному. - Ну да, - прокашливается Чимин, заглушая звук в кулаке. Сам он решает устроиться параллельно полу, но также возвысив себя на обоих локтях, дабы быть на уровне Чонгука. И так вечно ниже. – Я думаю, каждый из наших хотя бы раз это делал. Чимин до сих пор метается в сомнениях, правильное ли он выбрал время для такого разговора, готов ли он вообще. Не лучше ли направить его к Намджуну, у которого и знаний, и опыта больше. Старший изо всех сил старается выглядеть крутым, уверенным в себе и в своих словах, хотя он явно не до конца продумал, насколько же смущающей и неловкой может быть подобная тема. Казалось, он даже забыл, для чего он вообще хотел об этом говорить. Ах да, помочь Чонгуку разобраться. Хён заставляет себя посмотреть на младшего, а тот кивает себе, монотонно так, задумавшись. Взгляд направлен куда-то между Чимином и матрасом, пустой такой – он явно обдумывал ответ старшего. Неловкая тишина, противная такая, как жвачка, прилипшая к ботинку. От неё хотелось избавиться, а у Чимина все мысли будто по приказу «бегом марш» разбежались кто куда. - Ты это, - начинает он, надеясь, что язык сам соорудит маломальское предложение, - не стесняйся, если что спросить хочешь. Я же всегда тебя выслушаю и поддержу. Плюс, никому не скажу. Мужская физиология – это такая штука, - фальшиво смеётся он, а сам стесняется и взгляд отводит. – Сам через это прошёл, так что зна... Не успевает он закончить свой чуть ли не самый долгий монолог за эту ночь, как его перебивают: - Хён, а ты о чём думаешь, когда это делаешь? Чимину сначала кажется, что он не расслышал, но по тому, как воздух перестаёт поступать к лёгким, понятно точно. Пошло время запретных тем. И что еще хуже, тех, о которых запрещено знать даже Чонгуку. Нет, не даже, а именно Чонгуку. Выкручивайся, Пак Чимин. Свет от окна становится ярче от проезжающей мимо машины, и хён надеется лишь на то, что Чонгук не зацепляет своё внимание на цвете лица собеседника. Пауза становится всё продолжительнее, а Чимин, застигнутый врасплох, перебирает всю возможную и правдивую ложь, которая только существует. Потому что правду никто не должен знать. Никто и никогда. У Куки приоткрыты облизанные недавно губы, и свет на них переливается как лунное отражение в Восточном море, на которое Чимин любил смотреть в Пусане. А в глазах огонь горит. И то доверие, которое в них отражается, успокаивает панику внутри старшего. Лишь на немного. - Ну, - начинает Пак более чем неуверенно. У Чонгука видать локоть затёк, и ребёнок опускается на подушку, затащив заранее одну руку под неё, вторую так и оставив валяться на неприкрытом бедре. Чимин считает, что лучше всегда смотреть в глаза. Да, так лучше. – О разном, - пожимает он по-ребячески плечами, и, в кой-то веке, он может позволить себе взглянуть на Чонгука сверху вниз. Чувства непередаваемые, так бы всю ночь, да только и его локти «спасибо» ему не говорят. Скоро придётся сдаться. – А ты? – без задней мысли спрашивает Чимин, и только потом вспоминает, что они говорят не просто о том, кто какой чай любит. Взгляд Чонгука падает с лица хёна снова на матрас. Он очерчивает там какие-то квадраты, а Чимин гадает, променял бы он этот момент на любой другой или же нет. Ему мысленно жаль согруппников, которым практически не дано видеть именно такого макне. Колеблющегося, сомневающегося. Смущенного, который прямо сейчас чешет загривок свободной рукой, плавно переходя оттуда на влажные волосы, что торчат во все стороны света, затем опускаясь на чёлку, надавливая на неё, чтобы её длина закрыла его глаза. Он поднимает взгляд, которого Чимину не дано увидеть, улыбается так неловко, но так красиво, так по-детски, так, когда делятся чем-то сокровенным с тем, на кого можно положиться. Тихий смех, практически неслышный, два передних заячьих зуба смущенной улыбки заставляют Чимина улыбаться вместе с ним. - О порно..., - смеется Чонгук, а вот Чимин становится будто железным. Воу Воу. - Ты смотришь порно? – раздается разумный вопрос из уст старшего. - А ты нет? – чёлка уходит на своё место, и их взгляды сцепляются. Оба удивлённых возгласа висят в ночной тиши. Чимин плюхается на подушку и сглатывает достаточное количество слюны, которое собралось от нервов. Он маниакально вспоминает что ответил ранее, чтобы его следующая ложь была логически связана в предыдущей. Надо придерживаться выбранного курса. - Эм, ну, - зачесал Чимин ухо, устраиваясь под одеялом, как в коконе. Надежда, что это его спасёт мала, но чем чёрт не шутит. Он уставился в потолок в поисках ответов, которые, как подсказки на парте, могут там появиться. Правда в том, что не могут. Его воображение лишь додумывает и рисует на белом потолке коварную улыбку, как если бы кто-то смеялся над ним. Кто: его сознание, потолок или же вовсе Чонгук – понять было сложно. – Я тоже. - У Намджуни хёна? – как будто в повседневной беседе спрашивает Чон Чонгук. «Так ты еще и у Мони хёна это смотришь?» - чуть не вываливается с языка у Чимина, но в этот раз он решает продумывать свои ответы. - Ну да, он же у нас главный дилер, - смотрит он в обратную от Чонгука сторону, извиняется негласно, что врёт, и заодно смотрит на дверь в спальню и просит прощения у Рэпмона. - А какое у тебя самое любимое? Ну здрасьте, приехали. Услышав вопрос, Чимин поворачивается, чтобы посмотреть в глаза тому, кто вообще осмеливается спрашивать такие вопросы. И хотя глаза напротив всё такие же большие и невинные, картинки с Чонгуком, смотрящим Намджуново порно всё приходят и приходят. А Чимин-то думал, что этот ангельский ребёнок будет спрашивать, как это делается и всё в этом роде. Но разве в жизни Пак Чимина хоть что-то идёт по плану? - Да как-то...сложно выбрать, знаешь ли, - усмехается старший, всем видом показывая свою натянутую на лицо уверенность. Игра в некоего опытного хёна поплыла, кажется, против течения. - О, я знаю, - Чимин слышит, как Чонгук смеется, и это звучит так по-взрослому, что становится даже некомфортно. – А у меня то, которое возле бассейна, помнишь? – от восторженности в голосе младшего хочется свернуться в клубочек. – Там еще блондинка такая. Если бы Чимин мог, то он бы сейчас закрыл уши, напевая самую примитивную «ля-ля-ля» песенку. С одной стороны ему не очень-то хотелось знать, на какое порно дрочит Чонгук. Ему кажется, что это чересчур интимная информация. Странно, что это кажется ему сейчас, а не до вопроса о том, чем же Чонгук занимается в ванной. Наверняка, понятия интимности у Пак Чимина разные. С другой стороны, он ведь из хороших побуждений начинал. Да и макне ему доверяет такие захватывающие подробности его жизни, что и прервать-то неловко. Самое ужасное во всем этом теперь стали картинки Чонгука, смотрящего Намджуново порно про секс какой-то блондинки возле бассейна. И как к этому относиться, Чимин еще не решил. - А ты как пароль от папки узнал? Там еще и пароль был?! Внезапный вопрос Чонгука вырывает Чимина из одних раздумий, пихая в другие. Как. Как Пак Чимин мог узнать пароль от порно-папки у человека, чей IQ превышает норму. Ответ получается чем-то вроде «никак». Паникуя, Чимин положился на старый дедовский способ, который, как он успел заметить, у Чонгука ненависти не вызывал. И Слава Богу. - А ты как? – ответил вопросом на вопрос Чимин, и вздохнул облегченно, когда Куки начал смеяться в подушку. Пройдено. - Вообще у него один и тот же пароль везде, как оказывается. Вход в ноут, в папки, в телефон. Я так понимаю, он себе память не забивает разными паролями, нежели Джин хён, который потом мучается, если один из них вспомнить не может, - Чимин засмеялся в унисон с Чонгуком. Да, их старший хён после одного такого случая завёл себе специальный блокнотик для паролей. – Вот, ну я как-то раз и заметил, что он две буквы нажимает на буквах, а остальные три на цифрах. Думаю, вроде лёгкий какой-то для такого мозга, как наш хён. Стало интересно, и я краем глаза начал подглядывать. В машине особенно легко, когда он сидит спереди и ничего не видит. Так-то всё началось из чистого любопытства - какой может быть пароль у человека, чей IQ равен 148. - И какой же? – Чимин даже слегка развернулся в сторону Чонгука, чтобы лучше слышать. К тому же, на милую моську, рассказывающую такие провокационные истории, было приятно смотреть. Куда удобнее, нежели говорить о блондинке, о которой, к великому счастью Пак Чимина, наскоро позабыли. - Не поверишь, «IQ148», - прыснул Чонгук, а Чимин состроил такую рожу неверия в их главный мозговой центр, что аж стыдно стало. И это пароль? Да до него даже Пак Чимин догадается. – Во-во, у меня сначала такое же лицо было, аля «что за фигня, и это всё?», что я даже расстроился, но потом, через несколько дней, наверное, я услышал, как Намджуни хён советовал что-то посмотреть Хоби хёну, говорил, что скачал недавно, расхваливал, как только мог. Я и подумал, может кино какое-то офигенское. Захожу, спрашиваю, о чём разговор, а они как закопошились, у одного уши покраснели, другой на стул налетел, смеются так еще неестественно. Я сразу смекнул, что что-то не так, а когда они сказали, что мне еще рано такое смотреть, то я точно был уверен, о каких видео они говорили. - А ты раньше смотрел порно? – почему-то захотелось узнать Чимину. Наверное, было интересно, знал ли Чонгук, на что идёт или же нет. Макне призадумался, мило прищуривая глазки: - Нет, именно порно, наверное, не смотрел. Я знал, что в обычных фильмах присутствуют постельные сцены, эротичные такие, когда еще мамы детям глаза закрывают, вот я и думал, что это нечто подобное. Но как оказалось, - Чонгук опять начал смеяться так по-мужицки, что у Чимина закрались некоторые сомнения, не стал ли он опытнее самого Чимина? - И ты оттуда узнал, как это делать? – сдавшись, поинтересовался хён, разуверенный в том, что его помощь вообще здесь может понадобиться. - Как делать что? – поднял Чонгук бровь, а Чимин начал жалеть, что он лежит почти к нему лицом, за всем этим захватывающим разговором о паролях. - Ну, - замялся он, - то, чем ты в ванне занимаешься. - А-а-а, да я как-то даже интуитивно что ли начал, - пожал Чонгук, от чего-то глядя прямо в глаза Чимину. У того воздух спирало от этого взгляда. – Ну, водишь туда-сюда, туда-сюда - становится приятнее. Мне иногда крутить ладонью нравится. А если еще и верхушку массажируешь большим пальцем, так вообще... Ой Ой-ёй-ёй-ёй.... Огромный ком упал в горле Чимина, как он понял, что начало происходить с его телом. Благо руки находились под одеялом, и он изо всех сил пытался охладить проснувшуюся проблему руками. Только не сейчас. Не смей просыпаться. Спать! Чонгук говорил дальше, но Чимин старался не слушать. Более того, он старался нацепить на лицо маску покер-фейса, как будто его это вообще не цепляет. Однако мозг было не остановить, хотя Чимин пытался. Правда, пытался. Но картинки, гифки, видео, что создавало ему воображение, показывающее во всём цвете Чонгука в ванной, который бы дрочил так, как он только что описал, сделали своё недоброе дело. - Блин, сейчас, кажется, опять встанет. И порно вспомнил опять, и дрочку вспомнил, - пошутил Чонгук, но Чимину хотелось завыть. Чонгук, прошу заткнись. Им всем надо спать, как посчитал Чимин. Им обоим, и тем, кто их носят. - Удивительная вещь мозг, да, хён? Вроде только вспоминаешь, а всё тело уже реагирует. Вот ты пробовал дрочить, не возбудившись заранее или ни о чём не думая? – а Чонгука, видимо, эта тема до сих пор увлекала. Наверное, он долго ждал, чтобы можно было с кем поговорить и обсудить. Чимин лишь надеялся, что он не будет каждый раз рассказывать ему в красках и подробностях о новых методах онанизма, которые он либо сам открыл, либо прочёл где. - Вот и я о том же, плохо это работает, - подтвердил Чонгук после того, как Чимин помотал головой. Тому было неловко и слово вымолвить. – А ты хоть раз фапал на кого-нибудь? Глаза Чимина чуть не выпали из орбит. Плохая тема. Запретная тема. Отбой, отбой. Отступаем. - Хээээй, по лицу вижу, что фапал, - ухитрился малец, тыкая ему пальцем в плечо. От прикосновений становилось как-то еще жарче. Или под одеялом просто жарковато. Или снаружи. Неважно где, главное, чтобы кое-что поутихло. Холодные руки помогли. Ну и еще Чимин старался думать о чём-то невозбуждающем. Получалось, конечно же, плохо, когда напротив Чон Чонгук, поэтому да, руки сделали всю работу. – Это кто-то из девушек? АОА? – приближался макне, до одури желающий узнать правду. - Всё, Куки, давай спать, - для начала отодвинулся старший, а затем и вовсе отвернулся. - Точно АОА! – стал топать ногами Чонгук по тому месту, где целесообразно должна была находиться отвернувшаяся от него попа Пак Чимина. – Колись! Колись, хён! – топот всё не прекращался. - Чонгук, больно же, - резко развернулся хён, на лице написано слово «боль». - Чимин нуна? Чимин хён думает о Чимин нуне, когда фапает? Дабл-Чимин капл? Да? Да? – настырный, не знающий слова «сдаться» макне всё не отступал. И почему у него такие красивые глаза, когда он чего-то так желанно хочет? - Чон Чонгук, если ты сейчас же не удрыхнешься, в следующий свой фап-тайм я буду думать о тебе! Сам Чимин не осознавал, что только что выпалил. Не говоря уже о Чонгуке. Оба затихли, обоюдно обмениваясь взглядами. Комки в горле попадали поочередно. - Оки-доки, - пожал плечами Чонгук, улыбаясь. Казалось, он не придал этому большого значения. – Правда не думаю, что Чимин нуна обрадуется, увидев меня с вами, - у него еще хватало энергии шутить, - поэтому ладно, спать так спать. Чимин кусал губы, в ожидании того, что Чонгук повернется на другой бок, отвернется от него и уснет, глядя в окно. Как он обычно и делал. Как было всегда. Но сколько бы он ни ждал, этого не происходило. Чонгук помельтешил ногами, взбив одеяло внизу, засунул одну руку под подушку, а другую под ухо. Глаза его вот уже с минуту как закрыты, где-то в середине он зевнул, в конце, как и всегда, причмокивая. И где-то только после десятков вздохов, до Чимина дошло. Чон Чонгук решил спать к нему лицом. Такого никогда не было. И честно говоря, Чимин не был готов. Да, он много раз думал о том, почему они всегда спят в разные стороны. Это было чем-то вроде немого ритуала. Обоюдное согласие. Но сейчас то ли от того, что Чонгук почувствовал, что их дружеская, братская связь еще крепче, то ли от откровений, из-за которых теперь не стыдно, но он решил сломать их систему. Прошло минут пять, не меньше, а Чимин так и пялился в потолок, не смея повернуться на 45 и нагло глазеть. Это же неправильно. Нет-нет. А ведь всё было бы по-другому, будь на Чонгуке одеяло. Хотя бы на половине Чонгука. Но этому хладнокровному примату оно и даром не сдалось. Потолок играл бровями, строя похабные рожицы, которые воображал Чимин. «Больной. Иди спать», - сказал он самому себе и совершил самое адекватное, по его мнению, - отвернулся в сторону групповой спальни. Выдохнув так, чтобы не было слишком громко, ему стало легче. Впереди не было ни полуголых людей, ни Чонгуков, ни полуголых Чонгуков. Он прикрыл веки с мыслью «все-таки хорошо поговорили», улыбнулся и отправился в страну грёз. Там спокойнее. А Чимин очень хотел туда, где спокойно. Время шло. По полу бегал едва уловимый сквозняк. В гробовой тишине можно было бы услышать храп Рэпмона за дверью, но такси не спят, и поэтому рёв моторов редко, но нарушал спокойствие в комнате. А ведь Чимин очень хотел туда, где спокойно. Да только видать, вход замуровали. Замок повесили. И пароль, поди, поставили. И даже «IQ148» не подходило. Ничего не подходило. «Да что ж такое-то, почему я уснуть-то не могу», - кричал Чимин у себя в голове. Он лежал неподвижно вот уже минут десять, а сон всё не шёл и не шёл. Он старался ни о чем не думать, честно. Но и это не срабатывало. Он пытался менять позу: сгибал одну ногу, выпрямлял вторую, наоборот, обе ноги сгибал, ложился на спину – всё без толку. Он сдался. Сколько до подъема всей группы? Часа два-три? Ладно, полежим, решает Чимин. В следующие полчаса, Чимин решает, что неплохо бы когда-нибудь покрасить потолок. Этот белый ему уже осточертел. Особенно когда перед глазами плывут какие-то чёрные точки. Веки тяжелеют после долго разглядывания, и еще одна надежда уснуть обрушивается на Чимина. Тот снова погружается во тьму, сложив руки на груди, наслаждаясь тишиной. Но вот рецепторы слуха теперь обострились, и он не может не слышать ровное сопение под боком. Такое практически беззвучное, ровнее океанской глади. Его вдохи и выдохи словно метроном, и Чимину странно нравится вслушиваться, ведь он впервые слышит их настолько отчетливо. Когда Чонгук спит лицом к нему. Глаза снова распахиваются, и сон будто рукой снимает. Ну нет, только не опять. С одной стороны мысль о том, чтобы повернуться к Чонгуку, так часто бегущей строкой пролетает в мыслях Чимина, что хочется просто напросто повернуться, лишь бы она перестала мельтешить, но с другой, старший не знает, хорошая ли это идея. Нет, конечно, он верит, что ничего страшного не произойдет, но какой-то инстинкт, похожий на самосохранение, шепчет ему «а может не надо». Ой да, что такого будет-то Думает Пак Чимин и ворочается, чтобы повернуться к Чонгуку. Но оказавшись от него в каких-то ничтожных десяти сантиметрах, он наскоро отдаляется, как маленькая гусеничка. Видимо, Чонгук во сне успел лечь поближе, пока Чимин тщетно старался заснуть. Успокоив свои нервишки, он, наконец, отдаёт себе отчёт в том, что за картина перед ним. Успокоив нервишки? Вычеркнем это. Чимин почувствовал себя настолько маленьким, что и как дышать позабыл. Тело Аполлона, не хуже, делает вывод старший, кратко оглядывая огромную спящую неприкрытую тушку перед ним. Он тут же заметил, насколько ноги макне длиннее его собственных – это он сравнил после того как вытянул ноги. Чимин полностью помещался на матрасе, а вот щиколотки Чонгука высовывались за периметр. Ну и башня вымахала. Всё до колен было прикрыто серым одеялом, а вот дальше чистейшей воды эротика. Чимин честно не хотел разглядывать. Просто сопротивление бесполезно... Глаза Чимина проезжались неукоснительно по контурам тела младшего. Он строго-настрого запретил себе смотреть куда-либо еще. Особенно когда взгляд споткнулся о боксеры, которые Юнги хён иногда тырит. Чимин сказал себе не смотреть ниже, и глаза благополучно его послушались. Стройная талия, и хён снова неосознанно кусает кожу на губах. Сильные руки, бицепсы, что даже кажется смешным в целом, ведь Куки спрятал обе ручонки под собой, слюньки только не текли. Ребёнок же. Далее, мощные плечи, от которых тоже и весело, и завидно. Шея в родинках – Чимину они нравились. Очень. Острый подбородок, почти высохшие волосы, прикрывающие уши, едва раскрытые губы, реснички длинные-предлинные. Чёлка в каких-то местах прилипшая ко лбу, и Чимин едва сдерживается, чтобы не протянуть руку и не убрать волосы, чтоб не мешались. Он еще раз посмотрел на спящее личико своего глубоко обожаемого макне, и вздохнул, слегка приподнимая уголки губ. Не надо тебе знать, Чонгуки, на кого я фапаю. И после такой мысли его взгляд сам упал на грудь Чонгука, а там захватил и торс. Машинально облизав губы, он почувствовал, как краснеет. И опять стало жарче. От схожести ситуации его память зачем-то кинула ему воспоминания почти часовой давности, разговоры о порно, о блондинке с бассейном, о дрочке. Особенно делая упор на том, как Чонгук это делает. Каким голосом это было сказано. Чимин вспомнил это до мельчайших деталей. Шепот с лёгким смешком. И щепоткой неловкости, которую никто бы не заметил, но только не Чимин. «А если еще и верхушку массажируешь большим пальцем, так вообще...». Почему-то именно это играло у него в голове, особенно конец предложения, произнесенное с таким наслаждением, что даже Чимин по секрету этим насладился. Ой. Ой-ёй-ёй. Только не опять. Спать. Спать я тебе сказал! Не подавай никаких нелепых признаков жизни, лишь от того, с какой интонацией это было произнесено Чонгуком! Чимину пришлось повторить прежнюю операцию по спасению ситуации. Положив холодные руки себе на нужное место, он попробовал успокоиться. Не. Делать. Ничего. Глупого. Стакатой приказав себе, Чимин чуть не вскрикнул от внезапного движения напротив. Но у Чонгука всего лишь бедро зачесалось, где-то ниже боксеров. Чимин не дышал, смотря как ручонка макне небрежно чешет бледный кусок кожи. На бедре осталось едва заметное покраснение, и Чимин снова борется с собой, чтобы не подуть на него или погладить, чтобы не осталось раздражения. Но тут фантазия играет с Чимином веселую шутку, как бы спрашивая «а представь, если ты тоже оставишь свой след на этом чистом, грациозном теле?» Мысль сразу же исчезает, как будто и не было её. Не палится. А вот воображение пошло работать в штатном режиме, в ночную смену. Чимин по своей сути далек от садиста. Он вообще боится боль причинять. Но вот если сделать это помягче. Тут его рука ощутила лёгкое дёргание под собой. Нет. Нет. Не думай об этом! Но как бы он не умолял, как бы не пытался зажмурить глаза, он, словно ролик смотрел, как сжимает Чонгука за бёдра, как пальцы сдавливают бархатную кожу, притягивая ближе к себе. А потом те синяки, что остались, он зацеловывает, как бы извиняясь. Чимину приходило много картинок. Разных. Извращенных. Неправильных. Не вовремя. Что ж ты делаешь со мной. Такой весь красивый. Разлёгся передо мной. А мне спать, да? Сам не зная, когда он это начал, но его рука вяло массажировала то, что было под ней. Хорош, сучонок. Чимин зачем-то скалится, забыв обо всём. Перед ним Чон Чонгук. Полуголый. Спит, как убитый, Чимин-то точно знает. Так, он что-то переключает внутри себя. Какую-то кнопочку. И теперь в наглую, ничего и никого не стесняясь, разглядывает шикарное тело макне. Так бы остановить время и разглядывать торс младшего, как скульптуру, каждую мышцу, каждый изгиб, трогать, целовать, лизать. Чимин вроде и понимает, что массаж его члена на пользу не идёт от слова вообще. Да и в принципе опасно. Но, кажется, чем лучше и приятнее Чимину становится внизу, тем ниже роль мозга вверху. Старший осмелился подлечь поближе, и ему прямо в нос вдарил запах Чонгука, перемешанный с гелем для душа. Как кровь превращает акул в безжалостных убийц, так запах Чонгука всегда превращал Пак Чимина в онаниста. Ткань боксеров неприятно натирала как руку, так и член, поэтому Чимин не придумал ничего лучше, кроме как засунуть руку под боксеры. Разумеется он, как это обычно бывало, уже тёк от любой фантазии с Чон Чонгуком. Именно поэтому никто и никогда не должен знать об этом. Чимин на самом деле и сам не был во всём уверен. В себе особенно. Да, младший ему нравился, но он думал, что только как брат. И все так думали. И Чонгук, наверняка, думал также. А потом просто что-то пошло не так. Чимину странно нравится в открытую фапать на объект своего обожания, когда он лежит перед ним полунагой, весь такой живописный, изящный, с чуть раскрытыми губами. И пусть где-то в уголке сознание что-то кричит ему, но что - разобрать он не в состоянии. Член в руке, медленный темп, губа закушена зубами. И ему это, на удивление, нравится. Он смотрит, как грудная клетка младшего вздымается при вздохе, как его торс отчего-то выглядит рельефнее при выдохе. Он вспоминает рассказ Чонгука о порно, в голове опять картинки, как макне надрачивает на жалкий шлак порно-кинематографа, и так хочется потрогать то, что трогает при этом Чонгук. От одной мысли собственный член в руке радуется. Взгляд Чимина падает вниз на чёрные боксеры и на чуть заметную выпуклость. Старший и не думал, что у него там что-то большое заваляется. Он колеблется. Себе дрочить также неудобно, поэтому он приспускает боксеры под одеялом, чтобы освободить член, и чтобы резинка трусов сильно не жала запястье. Ох, свобода. Ладонь снова берет основание, закручиваясь в кулак, большой палец массажирует головку, смазывая пальцы и сам член смазкой. Чёртов Чон Чонгук Чимину невероятно хочется дотронуться хотя бы пальцем до его груди, провести линию от сердцевины между рёбрами вниз по выглядывающим кубикам. Обвести каждый отдельно, услышать тихий вздох Чонгука и хитро ухмыльнуться. Опуститься еще ниже, отодвинуть резинку боксеров и отпустить, чтобы прозвучал характерный шлепок, а потом в самый низ, положить ладонь на спрятанный член и... Всё это у Чимина в голове, и темп всё ускоряется. Боже мой, как я хочу его там потрогать. Кажется, Чимин тронулся умом от возбуждения. Раньше у него и в мысли не было взять в руки чужой член. Но то, что творится сейчас, совсем другая история. Ладонь скользит по члену, приливая кровь. В голове взрывается «Чонгук, Чонгук, Чонгук», не переставая. Ай, он всё равно не проснётся! Думает Чимин, и ладонь его левой руки цепляется за промежность макне. И всё затихает. Чимин, дрочка, таксисты на улице, и лишь сопение Чонгука продолжается в своём ритме. Хён как никогда прав, Чонгука ничто не разбудит, если тот заснул. Мёртвый сон. Но тут на Чимина лавиной обрушивается происходящее. И это даже не фантазия. В руке у старшего член этого мальчишки, на которого он фапает не знай сколько. Хоть и не напрямую в руке, но это на самом деле так. Я точно псих А ведь он мечтал и грезил о том, как они оба будут надрачивать друг другу. Пускай то, что есть сейчас далеко от идеала, но зато уже на шаг ближе. Чимин сосредотачивает все свои рецепторы на той стороне и понимает, что по габаритам, у Чонгука не такой уж и маленький. Видимо свет тогда не правильно падал. Не верю, что ощущаю это. Такой хорошенький. Мда, возбудимость меняет мировосприятие человека. Обычный Пак Чимин никогда бы такого не подумал. Член старшего буквально кипел от того, что не может также дотронуться, прикоснуться к сокровенному, и от этого он тёрся в обиде о ладонь, что замерла от мимолётного шока. «Я явно схожу с ума по этому ребёнку», - признал Чимин, когда понял, что мог бы с лёгкостью кончить от одного лишь прикосновения, если б вовремя не остановился. Изначально план был в том, чтобы только дотронуться, ощутить, совершить самый рискованный, необдуманный, кишащий адреналином поступок в своей жизни. Но Чимин слишком повяз. Он двигался в такт самому себе, но при этом ему не хотелось быть одному. Чёрт его дёрнул, но ладонь, что покрывала промежность Чонгука, стала едва опускаться и подниматься. Охереть, какой он у него Чонгук казалось десятый сон видел, ничто его из происходящего не волновало. И с этой мыслью, он решился на еще один отчаянный поступок: оставив лишь большой и средний пальцы, он расставил их по обе стороны члена, поднимая их то вверх, то вниз, будто очерчивая для себя в голове его примерные формы. Чтобы было на что фапать в будущем, видимо. Такой стройненький Чимин уже не мог терпеть. Его собственный член просил либо Чонгука, либо разрядки. И ощущение от того, что ты пальцами прямо сейчас елозишь по члену макне, добавляет такой остроты, что самый обычный фап перерос во что-то большее. Чимин решается оттянуть кожу через боксеры и дотронуться указательным пальцем до головки. Совсем с цепи сорвался, парень. Чувство страха затоптано. Сам он уже вот-вот готов кончить. Слишком много новых эмоций за ночь он ощутил. Вот если ты сейчас еще застонешь, я точно кончу прям так... И Чимин нажимает легонько на головку. И Чимин резко убирает ручонку, как только Чонгук издаёт некий сонно постанывающий звук, ворочаясь, но не просыпаясь. И Чимина накрыло. Он кончает от всего и сразу, но в большинстве своём от той музыки, что наполнила его уши. От тех звуков, которыми поделился с ним макне. От гордой мысли, что Чон Чонгук простонал, и причиной тому являлся никто иной, как Пак Чимин (по крайней мере, о том, что это был стон, и что причиной был Пак Чимин думал лишь Пак Чимин). Можно сказать, что очередная фап-мечта осуществилась, пускай и интерпретированная. И возможно, что это стоило запятнанного одеяла. И матраса, скорее всего. Дверь общей спальни неожиданно открывается, и благо глаза Чимина оказались закрыты после волшебного оргазма. Подобного он ни разу не испытывал от простого онанизма. Мать моя родная, это было нечто Приоткрыв один глаз он поглядывает на проснувшегося Сокджина, который, зевая, направлялся в ванную. Наверное, через час-два пора будет вставать. Эх, остановить бы время, да сходить бы в душ по-хорошему. Но Чимин устал, ему лень, и он улыбается, как довольный жирный кот после сметаны, лениво натягивая на себя боксеры, после того, как хён исчез за дверью. Да, крышу снесло окончательно и надолго, и вряд ли с утра он сможет думать целесообразно. Особенно, если под боком будет снова лежать Чон Чонгук. И утром. И вечером. И завтра. И послезавтра.