***
А может быть он - это я? На его костлявом, но достаточно широком плече удобно. Удобно смотреть на верхушки деревьев, на встревоженную приходом хозяина стаю птиц, ворвавшихся в небо. Теперь вокруг ни души - ни животной, ни человеческой уж точно. Всё живое чувствует страх и холод. Я уже не живой. Да, хозяин? Осталось совсем немного до того момента, как он остановится перед озером и, помедлив, всё-таки зайдет в воду. И, как обычно, даже на такой высоте я почувствую холод от утреннего тумана над водой. Да и сейчас мне кажется, что роса медленно впитывается в мою кожу уже из воздуха. Ему тоже нравятся эти минуты, я знаю. Ему нравится чувствовать свою власть, мне - свою ничтожность по сравнению с хозяином, нравится ощущать его величие. Ради этого ощущения стоило умереть и забыть ту картинку. В темной зелени хвои блеснула полоска озера. И вот, через минуту я, держась за руку хозяина, захожу в воду, чтобы перебраться на другой берег. Темно.***
- Ужасно выглядишь. Трудно передать это ощущение - в голове что-то вязкое, малоразличимое, но навязчивое, никуда не уходит. Что-то колет висок, затылок, лоб изнутри, настойчиво, монотонно, размеренно. Я привык к головной боли. Но это что-то другое. И ноет в груди. - Оставь меня, пожалуйста, - тихо прошу я, еле двигая губами. Боль не убавлялась, наоборот, она усилилась, так как человек напротив меня засмеялся. - Идиот! Как я тебя оставлю? - смех звучал неестественно, отрывисто, противно, больно, резал уши. Слишком громко. - Ведь я - это ты. Ведь он - это я. Повторяю себе эти слова ежедневно, но поверить в них не получается. Я всё же поднимаю голову, медленно двигаю веками, пытаясь приоткрыть глаза. Слишком ярко. Тяжело смотреть. Кажется, что белки глаз полностью налились кровью. Коснешься, не так поднимешь веко, не так двинешь глаз в сторону, так он лопнет с громким и неприятным хрустом, выльется. Мне даже тяжело держать закрытым рот - зубы, касаясь друг друга, ноют, заставляют мучиться от звенящей боли во всей челюсти. - Вспомни. Я смог открыть глаза. Нет, я смотрел не в зеркало. Я смотрел на себя. Взгляд - бесцветно, беззвучно, безвкусно. Серое лицо, серые губы, серая улыбка. Улыбка? Нерв защемило. - Посмотри, что с тобой стало. Ты ведь не был таким. Как у него получается двигать губами? Это же немыслимо. Мне даже представить, как я это делаю, больно. Не чувствую тела. Только боль. Я всегда был таким. Я всегда жаловался на то, что у меня болит голова, на то, что солнце слишком яркое, что зеркало - бесполезная вещь, что снег слишком белый. Всегда жаловался на эту картинку, не дающую мне спать. Какие дурацкие слова. Неправильные. Неточные. Не могу объяснить это ощущение - смотреть на себя со стороны. Трудно подобрать слова. С-л-о-в-а. Тошнит. - Вспомни, пожалуйста. Запах шарлотки? Нет, запах сгнившего яблока. Запах чьих-то волос? Нет, трупный запах лисицы, скрючившейся под кустом дикой смородины, недалеко отсюда. На свою же беду посмела заглянуть в глаза хозяину. Я тоже пытался смотреть, настойчиво, желая той же участи. Не получается. - Очнись, прошу тебя. Я вновь закрываю глаза.***
- Как тебя так угораздило? Тим с интересом взглянул на меня, кивнув в сторону моего живота. Я тоже с любопытством опустил голову. Вся моя серая майка оказалась в мокрых черных пятнах, липких на ощупь, руки - по локоть в крови. Пару раз шмыгнув носом, понял по запаху, что и пятна на майке - тоже кровь. Я, тяжело вздохнув, снял прилипшую к моему телу майку, вытер об неё руки. По телу прошелся озноб из-за утреннего тумана, который я теперь чувствовал всей кожей. - Не помню, - честно ответил я, вновь отстраненно взглянув на свои окровавленные руки. Я знаю только, что это точно не моя кровь и не кровь хозяина. Больше мне ничего знать и помнить не нужно. На том берегу озера нас ждал хозяин. Очертания его силуэта заставляли меня каждый раз забывать мысль, которая до этого копошилась в моей голове. Так и сейчас я, забывшись, начал медленно заходить в ледяную воду, не отрывая взгляда от силуэта хозяина. Когда я, пройдя озеро, дошёл до заветной цели, весь мокрый, на моих руках крови уже не было вовсе. Пережитое ночью стекало с меня вместе с озерной водой, впитывалось в землю и забывалось. Вот только лес хозяина впитывал всё это своими корнями день ото дня, он помнил каждую зловещую минуту произошедшего, хранил это втайне ото всех, даже от меня. И, возможно, только хозяину дозволено услышать их шепот в ночной тиши, рассказывающий о том, что было и что обязательно произойдет. Впитать в себя столько крови.. Наверное, поэтому этот лес такой мрачный и молчаливый. Как и хозяин.***
В одну ночь я зашёл не в тот дом. Я не помню, откуда я узнал, как открывается окно чердака этого дома с внешней стороны. Не помню, откуда я знаю, что на дереве рядом с домом есть специальная лесенка для того, чтобы к этому окну подбираться. И я не знаю, зачем я залез сюда. Шкаф, стол, кровать, полка. Нетронутое, запыленное, забытое. Ощущение дежавю возникло в тот момент в моей голове сразу, как только я заглянул внутрь. Я уже впивался пальцами в эту оконную раму, боясь упасть, я уже заглядывал сюда, я уже был здесь. Кубки, кубки, кубки, медали, медали, медали. То, что было в голове вязким, неприятным, липким, надоедливым, тягучим, вдруг стало невероятно и непосильно тяжелым, что тут же придавило меня. Я не смог сделать ни шагу, не смог даже шелохнуться, замерев посередине комнаты. Я уставился на эту треклятую полку, онемев от ужаса. Шорох на первом этаже, скрипы, шаги. Я не успею залезть обратно. - Кто здесь?.. - тихий встревоженный голос резанул по моим ушам, по сердцу, по телу, парализовав воздух вокруг меня. - Мама?.. - Рикки?..