дым и кактус

Жарко. Воздух накалён до предела, из-за чего кровь в теле вот-вот вскипит. Несмотря на это ему слишком хорошо, чтобы отвлекаться. Минхён знает, что смятые простыни неприятно липнут к чужой спине, пока сам он раз за разом двигает бёдрами, наслаждаясь желанным телом. Ещё немного. Он был бы не против навсегда остаться здесь – в этом иллюзорном мире, с этим ненастоящим юношей под собой, чтобы снова и снова касаться губами его ресниц и вдыхать запах волос. Чужие ноги сжимают его торс сильнее, а после безвольно падают на простыни, слышится финальный стон. Минхён знает, что это конец. *** Первые несколько часов после прихода он может относительно нормально функционировать, но тяга вернуться в тот мир постепенно заглатывает его с новой силой, поэтому всё рано или поздно возвращается на круги своя. Минхён называет свою жизнь «порочным циклом» со своими взлётами и неминуемыми падениями в пропасть – на самое дно, куда он сознательно стремится нырнуть. Здесь так холодно и серо, что хочется забиться в самый дальний угол и умереть от бессилия. Но это будет слишком просто. Не сейчас. Вместо этого Минхён встаёт с пола и идёт в душ, попутно снимая с себя бельё и бросая его в стиральную машину. Сегодня будет очередной ничем не примечательный день. Выйдя из ванной, он поливает единственную вещь, кое-как украшающую его обитель – одинокий кактус, стоящий на подоконнике. Ничем не примечательное растение, которое не умеет даже цвести и хоть чем-то радовать глаз. Одни лишь колючки и глиняный горшок. Прямо как и сам Минхён. Кажется, все люди из его скромного круга общения, уже прекрасно осведомлены о неприятной привычке Минхёна пичкать себя всевозможными психотропными веществами, но сей факт их, судя по всему, не очень-то и волнует. Только Минки до сих пор ни о чём не догадывается, постоянно твердя о том, что «нужно высыпаться и чаще быть на солнце, потому что организму необходим витамин D». Капли воды падают на спину, пока он неподвижно стоит под душем, уперевшись лбом в холодную плитку. Его разъедают противоречия, мешая существовать. Он хочет обладать, но в то же время боится опорочить, измарать своей грязью и похотью. Он противен самому себе. Помнится, всё пошло наперекосяк, когда Минки признался ему, что влюблён в Джонхёна – их общего друга, который явно испытывал к младшему те же чувства, просто боялся этого. Минхён давно всё видел, но молчал, молчит и по сей день, потому что не хочет терять хоть какую-то тонкую связь, понятную лишь ему одному. С того дня прошло уже восемь месяцев – ровно столько, сколько длится его зависимость. Удивительно, но счёт времени он ещё не потерял, правда, всё чаще стал замерять его своими циклами. Жизнь крутится словно чёртово колесо, устремляя вверх – в ничем не примечательную реальность, и вниз – в безнравственный и раскалённый ад, со смятыми и влажными от горячих тел простынями и стонами, в зловещей тишине какой-нибудь душной комнаты. Он наспех натягивает на себя чёрные джинсы и такую же чёрную кожаную куртку - нужно хотя бы раз за месяц ради приличия появиться в университете. Никто ему ничего не предъявит, отец сделает всё, чтобы Минхён получил «достойное» образование, которое на самом деле подразумевает отсутствие порочащей репутации. Ах, если бы он только знал, что его сын всего лишь безвольный торчок, который каждое утро просыпается на полу своей пустой квартиры, отшвыривая от себя очередной шприц. Или, быть может, отец прекрасно в этом осведомлён, просто не желает разбираться, предпочитая отмазаться деньгами. Наверное, в этом случае он просто надеется, что его сынку надоест такая жизнь, и он одумается сам, ведь заключить его в клинику будет слишком большим ударом по доброму имени такого важного человека. Но Минхёну не надоест ровно до тех пор, пока он не отбросит коньки. *** - Ты опять курил? – вместо приветствия слышит он от Минки, как только его нога ступает за порог двери, ведущей в аудиторию. - Я не показывался здесь уже несколько недель, а тебя волнует лишь моё пристрастие к сигаретам? – Минхён насмешливо выгибает бровь и садится рядом с ним. Минки явно хочет разразиться гневной тирадой на тему вреда курения, но по другую сторону от него садится Джонхён, еле слышно приветствуя. - Успел выспаться после вчерашнего? – тут же отвлекается на него младший, и Минхёну становится больно от того, как загораются при этом его глаза. - Я могу и совсем не спать, чувствуя себя при этом вполне сносно, - отшучивается Джонхён. - После вчерашнего? – Минхён знает, что лучше не стоит этого уточнять, но годами выработанная склонность к мазохизму берёт своё. - Мы с Минки готовились вчера к экзамену, - поясняет парень, зачем-то пряча свой взгляд. Он с такой простотой произносит это имя, в то время как сам Минхён боится лишний раз опорочить его своим грязным ртом. - Наверняка, очень увлекательное занятие, - с наигранной издёвкой заключает он и изо всех сил старается держать себя в руках, когда ладонь Минки касается его ноги, чтобы шутливо по ней ударить. Лекции вгоняют в тоску не хуже реальности, кроме того очень сложно игнорировать факт такого близкого присутствия объекта вожделения, поэтому после первой же пары Минхён срывается с места, намереваясь в одиночестве выкурить на заднем дворе ровно треть пачки сигарет. Однако в его обычном укромном месте обнаруживается старый знакомый – Арон, и судя по запаху, затягивается тот в данный момент отнюдь не простой сигаретой. Сидя на корточках, он приглашает присесть рядом с собой и предлагает свой косяк, от которого Минхён спешит отказаться, отдав предпочтение своей пачке банальных Marlboro. С Ароном они знакомы полгода, после одной роковой встречи в каком-то захудалом клубе, где на каждом углу толкали дурь. Так уж получилось, что кто-то вызвал тогда копов, и всем пришлось в срочном порядке делать ноги. Арон и Минхён не были исключением. Выбравшись через окно в туалете, где вместе успели закинуться парочкой таблеток экстази, они быстро скрылись в закоулках полузаброшенного квартала и направились прямиком к Минхёну, где остаток ночи провели за распитием бутылки егермейстера. - Плохо выглядишь, - заключает Арон, помогая ему зажечь сигарету. - Я в курсе. - Решил лишний раз потерзать себя, наблюдая за этой парочкой? Ему не приходится переспрашивать, чтобы понять о ком говорит Арон, но тот всё равно усмехается, когда видит недоумение, застывшее на его лице. - Только слепой не заметит, что творится между вами тремя. Твоя язвительность слишком тебя выдаёт, - объясняет тот, делая очередную затяжку. - Это уже не имеет значения, - отмахивается он в ответ и готовит следующую сигарету. - Что собираешься делать? - Ничего, я полагаю. - Как я и думал. *** Минхён окончательно сбегает уже на третьей паре, после того как успевает лицезреть весь спектр с трудом скрываемых эмоций от Минки по отношению к Джонхёну. Неловкие прикосновения, дрожащие ресницы и опущенный взгляд – от этого становится тошно, и даже просьба «не уходить» его не останавливает. Всё становится слишком сложно, чтобы придавать этому значение, чтобы пытаться исправить, продолжать жить или начать жить заново. Зачем ему это, когда есть доступный суррогат? Подделка. Его кожа напоминает тёплый воск, а взгляд – лживое бездонное море. Они настолько разные, что Минхён и сам не понимает, почему каждый раз возвращается в объятия этой иллюзии. Он дал ему имя – Рен, даже толком не задумываясь, словно это было первым, что пришло ему на ум. Дома его ждёт парочка пакетиков порошка, и он в который раз думает, что наверное было бы неплохо навсегда остаться аду, и, в объятиях своей нелюбимой фальшивки, сгореть до тла. Забившись в угол, он методично вводит иглу в запястье правой руки, печально отмечая про себя, что стал довольно искусен в этом деле и может добраться до вены даже в самых труднодоступных местах. Как только субстанция попадает в его кровь, Минхёну становится жарко. Для него здесь всегда так. Ласковые руки обвивают его шею со спины, и можно даже не оборачиваться, чтобы понять, кто это. - Ты вернулся. Медленно открыв глаза, он понимает, что на этот раз попал в какой-то излишне помпезный зал, каждый элемент интерьера которого кажется каким-то неестественным, лицемерным. В глаза бросается огромная картина – «Мясная лавка», как гласит надпись под роскошной позолоченной рамой. Минхён морщится от изображённого на полотне и отводит взгляд, чтобы не видеть стекающую с картины кровь, из-за которой на полу образовалась внушающая алая лужа. - Не молчи, - просит его Рен, и он вынужден повернуться к нему. Подделку от оригинала отличают идеальные до мелочей черты лица, из-за чего всегда было особенно тоскливо на него смотреть. У Минки был простой каштановый цвет волос, нос с горбинкой и немного большие мочки ушей, что Минхён находил особенно очаровательным, у Рена же были прямой нос, аккуратные уши и волосы отчего-то цвета соломы. - Ты голый, – равнодушно констатирует он, окидывая Рена взглядом. - Испачкался, - поясняют ему в ответ, указывая на красные, ещё не засохшие разводы на своей груди. Минхён не хочет знать, каким образом на нём оказалась кровь, что до сих пор капает с картины на пол, он лишь задумчиво проводит рукой по его коже, размазывая всё ещё сильнее, только чтобы лишний раз убедиться, что не чувствует своей ладонью ничего, кроме тёплого воска. Рен начинает поскуливать от удовольствия и, вытягиваясь, ложится на мягкий ковёр, подставляя своё тело прикосновениям. Он медленно рисует прямые алые линии пальцами, и когда спускается к низу живота, Рен отводит одну ногу в сторону, чтобы показать внутреннюю сторону бедра, которую Минхён, наклонившись, целует. Он сгибает его ногу в колене и покрывает её бесконечными поцелуями, только чтобы запечатлеть в своей памяти каждый томный вдох. Рен закидывает свои руки над головой и немного выгибается в спине, ожидая продолжения. Другого обратного пути нет, поэтому Минхён нависает над ним, разводя его ноги в стороны. Как только искусственное удовольствие завладевает его телом, становится неприятно душно. Краем глаза он видит, как загораются шторы, а вместе с ними и мерзкая картина, кровь которой запеклась от температуры. Пронзительные стоны разбиваются о тишину комнаты, и Минхён наслаждается каждой фальшивой деталью происходящего. Теперь его сознание будоражит ощущение тающего воска под своими руками, когда он прикасается к коже Рена. И он с головой погружается в эту ненастоящую действительность. Пол становится горячим, а воздух обжигает лицо, когда Минхён почти достигает высшей точки ощущений, но рама мерзкой картины, обуглившись, падает со стены, отвлекая его. Рен под ним вдруг замирает и, ухмыльнувшись, произносит: - Он зовёт тебя. Всё вокруг расплывается, и Минхён вдруг видит перед собой обеспокоенное лицо Минки, которое тут же сменяется неприятной улыбкой Рена. Две реальности пересекаются, и он теряет сознание. *** Первое, что он видит, разомкнув веки, то как бледные и тонкие пальцы сжимают шприц, в котором некоторое время назад плескалось его временное спасение. Ему не хочется вставать, потому что ломит кости и вообще всё тело. Грудь будто стянута железными прутьями, дышать тяжело. Однако, сухо откашлявшись, Минхён берёт себя в руки и садится. Стук откуда-то начавшегося дождя эхом разносится по всей комнате. Становится ещё больнее физически, когда он видит испуганные глаза Минки, губы которого полураскрыты и дрожат в беззвучном вопросе. - Не делай вид, что удивлён, - зачем-то нарушает молчание Минхён, прекрасно зная, что представшая картина действительно является для его него шокирующей неожиданностью. - Я правда… Как давно? – Минки опускает взгляд рассматривая шприц в своих ладонях. - Чуть больше полугода, - коротко бросает он в ответ и снимает кожаную куртку, что до сих пор была на нём. - Покажи руки. Минхён усмехается и беспрекословно вытягивает вперёд свои руки, демонстрируя следы от многочисленных уколов: - Если бы я боялся, что ты увидишь следы, я бы стал колоться между пальцев ног, например. Страдальческое выражение лица Минки вынуждает быть безжалостным к им обоим, поэтому, делая вид что его совершенно не волнует происходящее, он подходит к шкафу, чтобы переодеться и просит, отвернувшись: - Тебе лучше уйти. - Почему ты не сказал мне? - Думаешь, это изменило бы что-нибудь? – он привычным движением стягивает с себя насквозь пропитанную потом футболку и меняет её на белую майку. - Судя по твоей реакции – нет?.. - Тогда к чему вообще весь этот допрос? – Минхён наконец поворачивается к нему лицом и, всем своим видом демонстрируя раздражение, трёт переносицу. - Просто пытаюсь понять, почему… - Послушай, тебе действительно лучше уйти, я и сам могу в себе разобраться, ладно? - Ты злишься, потому что я не замечал твоей зависимости? «Я не злюсь, действительно не злюсь на тебя, просто и тебе и мне так будет легче». Но вместо этого Минхён говорит совсем иное: - Я злюсь, потому что ты не способен читать между строк. А теперь уходи, пожалуйста. - Нет, - он сжимает руки в кулаки и смело смотрит ему в глаза. - Иначе я сам выставлю тебя за дверь. - Но… - Я сказал - уходи! – срывается на крик Минхён, топя в себе чувства и обещая вернуться к ним, как только вся эта наигранная им драма закончится. Испуганно вздрогнув, младший бросается прочь из комнаты. Входная дверь оглушительно хлопает и Минхён, отдышавшись, не сразу вспоминает о ливне, который продолжает барабанить по крыше. Не раздумывая, он хватает зонт, бежит следом за Минки, и в итоге находит его стоящим под дождём прямо посреди детской площадки. Грузные капли падают на лицо, взглядом устремлённое в серое небо, и когда его вдруг сменяет вид прозрачного зонта, Минки наконец выходит из транса. - Возьми хотя бы зонт, - полушёпотом предлагает Минхён, как заворожённый глядя на длинные ресницы, с которых на лицо стекает вода. Молчание вгоняет их в ещё большую тоску, но, поддавшись какому-то секундному порыву, Минки нерешительно подносит к его лицу руку, чтобы большим пальцем стряхнуть с щёк тёплую влагу. Похоже он слишком устал, чтобы удивляться даже самому себе, поэтому смотрит на него бесцветным взглядом, в котором сложно уловить какие-либо эмоции, а затем Минхён, не выдержав, прижимается щекой к чужой ладони и закрывает глаза. Совсем немного... Сердце замирает и разом пропускает несколько ударов, в голове совсем нет мыслей, и этот короткий момент гораздо интимнее всех тех, чтобы были в его наркотическом бреду. - Ты жестокий, знаешь об этом? – Минки убирает руку от его лица и накрывает ею пальцы, сжимающие ручку зонта. - Мы оба. - Минки! - за звоном ливня, вдруг слышится чей-то крик. Даже стоя спиной, Минки узнаёт, кому принадлежит этот голос: - Джонхён. Парень не спешит к ним приближаться, лишь стоит в десятке метров, под зонтом алого цвета и оглядывает их непонимающим взглядом. Такой живой и настоящий. Когда младший поворачивается к нему лицом, Джонхён начинает махать ему, зовя к себе. И Минки в последний раз смотрит на оторопевшего Минхёна, извиняясь: - Мне пора. Прости. Так и не взяв зонт, он бежит в противоположную сторону, прямо к Джонхёну, чьё лицо тут же озаряется улыбкой. Когда они скрываются из виду, Минхён отбрасывает свой бесцветный зонт в сторону и стоит под дождём до тех пор, пока тот не прекращается. *** Произошедшее слишком показательно, чтобы продолжать что-либо, поэтому несколько дней спустя, Минхён решается на финальные аккорды в своей тусклой жизни. Канун Хэллоуина кажется ему печально подходящим, раз уж он желает навсегда спуститься в кромешную и жаркую тьму. Однако, прежде чем закончить, он хочет ещё самую малость потерзать себя. Сегодня намечается вечеринка в честь Дня всех святых, на которой обязательно будут присутствовать все студенты и Минки в том числе. Сам не зная, что намеревается сделать, Минхён отправляется прямиком туда, даже не заботясь о костюме, отдав предпочтение своей незаменимой кожаной куртке. Он не кололся и не видел Рена уже несколько дней, с тех пор как кровавая картина на стене сменилась испуганным Минки, поэтому ломка тревожит и без того негнущееся от боли тело. По ощущением напоминает, будто его насквозь проткнули огромным раскалённым тесаком и заставили в таком положении передвигаться. Минхён готов смириться с болью физической, если бы отсутствовала другая, но настоящее складывается против него. Вечеринка проходит в каком-то до безобразия прилично смотрящемся клубе, хотя, что можно ожидать от студентов, по большей части изучающих искусство и философию. Но и среди них всегда находились те, кого можно было бы считать «ложкой дёгтя в бочке мёда» и именно таких Минхён и намеревается найти. Первым, кто попадает в такой список кроме него самого, оказывается Арон, который не заставляет себя долго искать и обнаруживается прямо у входа в клуб. Судя по всему, он тоже не позаботился о костюме. - На редкость пуританское местечко, ха? – вместо приветствия произносит парень. - Есть такое. - Что у тебя за видок? Это же карнавальная вечеринка. - Я сегодня в образе наркомана, правда похож? - усмехается Минхён, встав рядом, и отнимает прямо изо рта Арона сигарету. – У тебя есть что-нибудь? - У меня есть почти всё, - усмехается и возвращает сигарету обратно себе. – Но наркоты нет, кроме травы, а ты слишком элитный, чтобы её употреблять, знаю. - А если честно? - А если честно, зачем тебе? Обычно не у меня берёшь, - Арон вытаскивает новую сигарету, не забывая поделиться. - Устал, - Минхён затягивается и выпускает дым из ноздрей. - Для таких целей, тем более нет. Каким-то чудом, Арон всегда понимал его, несмотря на еле заметные намёки в словах. Видимо потому что был почти таким же, как и он сам. - Не хочешь мне помочь, ха? – Минхён кладёт голову на плечо парня и снова вдыхает приятный дым ментоловых сигарет. - Не хочу, чтобы моя доза стала твоей последней, ладно? Так что даже не проси, - Арон нервно дёргает плечом, пытаясь столкнуть его. Минхён молча докуривает и, помедлив, прижимается губами к шее своего знакомого: - Тогда пока. Уже внутри клуба он слышит слегка встревоженный голос Арона: - Хэй, ты хорошо подумал? - Да, - отвечает он, так и не повернувшись. Помещение внутри изобилует вычурной атрибутикой Дня всех святых, пахнет тыквой и слабым алкоголем. Ему хватает десяти минут, чтобы найти взглядом дилера. Благо, что Минхён умудрён опытом в этом деле. Всунув в руку незнакомца скомканную купюру в обмен на заветный пакетик, он не спешит воспользоваться ближайшим туалетом, чтобы завершить задуманное. Вместо этого он ищет Минки, наперёд зная, что тот будет с Джонхёном. На редкость скучная музыка разносится по залу, вгоняя в ещё большее уныние. Желая изменить это досадное обстоятельство и вдоволь повеселиться, Минхён старательно уговаривает местного диджея сменить трек и даже предлагает целый альбом незамысловатой электронщины. Минки и Джонхён расположились на небольшом диванчике, и Минхён приветственно выдыхает в их лица сигаретный дым. - Как дела? – словно ни в чём не бывало, он плюхается рядом и кладёт ноги в тяжёлых ботинках на хрупкий столик напротив. - Нормально, у тебя как? – Минки смотрит на него непонимающим взглядом. - А ты знал, дорогой Минки, что слово «нормально» обычно не несёт в себе особой смысловой нагрузки и на самом деле значит нечто вроде «не очень хочется углубляться, как же всё на самом деле обстоит, поэтому обойдёмся этим серым, непримечательным наречием»? - Что ты хочешь этим сказать? - Что мои дела тоже «нормально». - Намекаешь мне на что-то? – он с подозрением косится на него, стараясь отвернуться от сигаретного дыма. - Отнюдь. Не ожидали увидеть меня здесь? - Можно и так сказать. - Я пришёл немного скоротать своё время, но вечеринка оказалась на редкость неинтересной, - Минхён откидывает на спинку дивана голову и смотрит на разноцветный потолок. - И чего же по-твоему ей не хватает? – подаёт голос до этого молчавший Джонхён. - Экстази и зажимающихся по углам разномастных парочек. А ещё – непотребства. Он поворачивается, чтобы вблизи посмотреть на Минки и только сейчас замечает, что у того густо подведены глаза, а волосы убраны в задорный хвостик. - Не знаю, в кого ты нарядился, но тебе идёт, - сегодня можно быть искренним и не бояться слов. - Я и сам не знаю, - признаётся Минки, оглядывая себя с ног до головы. – Мы решили пойти в последний момент… - А меня не позвали, - нарочито грустным тоном заключает Минхён, закуривая следующую сигарету. – Бросил меня одного под дождём и даже не обернулся, когда уходил. - Прости, я… - Шучу. Всего лишь шучу. Эй, Минки. - Да? – он поворачивается к нему лицом. Минхён наклоняется к самому его уху, чтобы прошептать: - Ты когда-нибудь замечал, что я никогда не звал тебя по имени и только сегодня осмелился сделать это? И, воспользовавшись шокирующей заминкой, он проводит ладонью по щеке Минки и легко целует его в краешек губ так, будто со стороны это может показаться лишь дружеской шуткой. Но он вкладывает в этот простой жест остатки всего себя и накопившихся чувств. - Пока, - бросает он напоследок и уходит, оставив ребят в ошарашенном молчании. *** Придя домой, он начисто отмывает всю квартиру и посуду, выбрасывает накопившийся мусор. Это занимает довольно много времени, зато помогает привести в порядок мысли. В итоге он, довольный результатом, смотрит на свой кактус. - Надеюсь о тебе позаботятся, друг, - произносит Минхён. В конце концов всё то время, в которое ему было паршивее всего, лишь этот несчастный кактус оставался единственной живой частью, так похожей на него самого. После он отправляется в ванную и прямо на полу ждёт, когда наберётся вода. Полностью наполнив шприц заранее подготовленным содержимым, он некоторое время смотрит на мутноватую жидкость и не видит в ней ничего, кроме нерастворимых примесей и серости. Внутри жжёт от невообразимой, тянущей боли и нет сил больше ждать. Следуя классике, Минхён вкалывает иглу в тонкую кожу на сгибе локтя, еле слышно раз за разом проговаривая: «Как нежно прикосновение того, кого ты так любишь». Приятное тепло разносится по всему телу и, в последний раз вспомнив стены родной квартиры и любимый кактус, он встаёт на ноги и закрывает глаза, изо всех сил стараясь представить лицо улыбающегося Минки, чьё имя за последние несколько часов он позволил себе произнести так много раз. Минхён, зажмурившись, падает спиной в воду. *** Комната объята пламенем и сложно сказать, что же именно в ней находится, кроме обугленных стен и летящего всюду пепла. Пол под босыми ногами обжигает, зато благодаря этому не чувствуется боль, что сковывает тело изнутри. Рен, стоит спиной и любуется языками пламени, что облизывают пустоту напротив. Минхён делает шаг, и огонь в комнате начинает бушевать с новой силой, из-за чего Рен поворачивается и, увидев его, расправляет свои руки. На его лице появляется лицемерная, неприятная улыбка. Выбирать слишком поздно, и Минхён идёт вперёд, уверенно ставя на всём точку. Рен заключает его в свои объятия и утыкается лицом в грудь: - Ты останешься? - Теперь да. Минхён немного отстраняется, чтобы провести пальцами по его щеке. Воск. - Видишь, Минхён? Я настоящий. Притянув за шею, Рен целует его и тянет сквозь пламя в пропасть. Обжигающий пол больше не чувствуется под ногами, проходит даже боль внутри. Жаркие губы и крепкие объятия хотят отвлечь своей фальшью, но Минхён до последнего отчаянно хранит в памяти лицо Минки. Чем ниже они летят – тем яснее чувствуется пекло, ожидающее на самом дне. Кожа, раздираемая пламенем, начинает обугливаться. Такое чувство, словно Рен в его руках тает, но он боится открыть глаза, только чтобы не потерять любимый образ в полыхающем огне. Ещё немного. *** «Я не буду жалеть о своём решении, если все эти глупые рассказы о загробной жизни вдруг окажутся правдой. Мне даже не перед кем извиниться за свой поступок. Каждый из вас очень скоро забудет, кроме того, я не пытался таким образом остаться в чьей-то памяти. Может быть, кто-нибудь сумеет прочесть всё через строки и поймёт что к чему, но лично я надеюсь, что этого никогда не произойдёт. И можно я ещё немного побуду эгоистом? Передайте кактус, что стоит на подоконнике, парню по имени Арон. Учится в моём университете. Имя необычное, поэтому найдётся он сразу. Спасибо. P.S. Во всём виноват лишь я».