Bruised

«ЧЕ КАК УЕБА» Строчка на запястье вызывает неловкость, но в то же время и веселит. Патрик ненавидит эту чертову штуку. Мама рассказывала, что после его рождения медперсонал поделился натрое: кого-то это задело как личное оскорбление, кого-то шокировало, а кого-то даже позабавило. Как правило, ему приходилось носить митенки [1], либо одежду с длинным рукавом, прикрывая обсценную лексику. Однажды, в классе четвертом, он забыл свои митенки дома. Учителя не были приятно удивлены. Они и вовсе пригрозили отстранить его от занятий, чем чуть не довели до слез. В старшей же школе было не многим лучше: ему так же приходилось прятать запястье. И пусть он этому не противился, но и не любил так уж это дело. В этом ведь нет его вины, бога ради. Люди даже ущемляли его по этому поводу. Когда он впервые решил устроиться на работу в какую-то забегаловку, то его неминуемо спросили, с какой надписью он родился. Его чуть не вывернуло тогда. Ту работу он так и не получил. Как и следующую. Естественно они подали в суд на все эти места, ведь все, что он хотел – нормальную спокойную жизнь. Первой работой оказалось местечко в музыкальном магазинчике: у его владелицы на запястье красовалось «ПРЕСВЯТЫЕ УГОДНИКИ да ты просто ОГОНЬ», поэтому она испытывала какое-то сочувствие к Патрику: они в одной лодке. У лучшего друга, Джо Тромана, надпись гласила «О боги! Ты мой соулмэйт!» и делала его из них троих как самого наименьше понесшего ущерб. В восемнадцатилетнем возрасте надпись Патрика начинает бледнеть, исчезая. Что, черт бы всех подрал, ничем хорошим не сулит. — Это может значить, что ей сейчас плохо, — говорит мама, ухватившись за запястье. – Или… — Знаю, мам. Это ранит Патрика, ведь всю жизнь эта чертова строчка будто исходила энергией, даже счастьем. И он считал, что его соулмэйт такой же. Если он или она пострадали, то… Патрик кусает губу. — Собираешься на вечеринку этими выходными? – Джо перехватывает друга в коридоре. – У Бекетта? — Не думаю, — пожимает плечами Патрик. — Все время ныкаясь у себя в комнатке, ты никогда не отыщешь своего соулмэйта! Давай же, идем! — У меня нет особого желания идти туда. — У тебя постоянно его нет. — Потому что я не люблю вечеринки! — Эта тебе точно понравится! Билл устраивает лучшую… — Джо, — Патрик хватает его за плечо. – Я не иду. — Ну и ладно! – громче, чем желал, злится Джо, когда они оказываются у машины Патрика. – Один пойду… в обозе не нуждаюсь! Патрик фыркает, и вдруг по ту сторону машины слышится крик: — О боги! Ты мой соулмэйт!

* * *

— Ты и Энди Хёрли, значит, — бормочет Патрик в телефон. — Это круто. И вообще, у нас много общего. — Я рад за вас, серьезно. Джо вздыхает. — Не беспокойся, и ты найдешь своего соулмэйта. — Моя надпись перестала бледнеть, — он пробегается пальцами по буквам на запястье. – Но она больше и не такая яркая как раньше. Какая-то светло-серая. Интересно, что с ней стряслось? — Или с ним, — добавляет Джо, и Патрик кивает. — Ладно. Я уже у Бекетта. Точно не хочешь заглянуть? — Точно. — Ну, окей… Я еще как-нибудь тебе позвоню или напишу.

* * *

«Как-нибудь» оказалось пару часов спустя, то есть уже ближе к полуночи. — Какого хуя нужно? Я вообще-то сплю давно. — Спокойствие, Патрик, только спокойствие, я, кажись, ключи от машины посеял, не могу вспомнить, где же мои ключи, мне нужна помощь, твоя помощь в поисках моих ключей от моей машины, мне нужны мои ключи завести машину, а для этого нужны именно ключи, чтобы я мог уехать на… — Джо! – Патрик хлопает себя ладонью по лбу. – И насколько сильно ты уже набухался? — Я не б'хой. Если бы я был б'хой, то как бы я п'терял ключи так професс'нально?! Патрик качает головой и принимается одеваться, не обращая внимания на бормочущего заплетающимся языком Джо. — Джо, послушай меня. Стоп. — О-о-о-о-о-о-о-о, окошко-о-о-о-о-о. — Джо. Смех. — Н-н-н-н-нрмс. Сл'шаю-ю-ю-ю. — Я уже еду. Ты все еще у Бекетта? — Неа, я у Уильяма. — Одно и то же. Скоро буду. Из дома. Ни. Ногой. — Так точно!!! Патрик вжимает педаль газа в пол.

* * *

— Тупица, — объявляет Патрик, проталкиваясь сквозь провонявшую алкоголем комнату и таща на себе друга. – Вот именно поэтому я не хожу на вечеринки. Патрик только собирается открыть дверь, как кто-то опережает его с той стороны, чуть ли не срывая ее с петель. Она встречается с лицом Патрика, сильно и больно, стекла очков разбиваются, разлетаясь осколками. Ошарашенный Патрик хватается за нос, его дыхание сбивается, и он чувствует, как с пальцев срываются первые капли крови. Какой-то в-стельку-бухой-эмо-челкарь стоит напротив. И они в унисон начинают орать друг на друга: — Ты мне, сука, нос сломал! — ЧЕ КАК УЕБА! А потом замирают, уставившись один на второго. И тут соулмэйт Патрика валится на пол. — Ну заебись, — сжимает нос Патрик, при этом не отпуская Джо. – Вот именно сегодня тебе так нужно было появиться? Он хотя бы горячий. Он. Вот дерьмо. В голове проскальзывает мимолетная мысль «какой подходящий повод для каминг-аута». Опустив Джо на пол, туда, где нет осколков, хватает клочок бумаги и ручку, услужливо лежащие на столике рядом. «Прива. Ты сломал мне нос, мудила. 678-367-1637 ~П.Стамп»

* * *

— Ты встретил своего соулмэйта, пока я был в отрубе? — Да! – Патрик не отнимает взгляда от окна. – Оказалось, что этот мудак все-таки не сломал мне нос. Синяк поставил, но в остальном все нормально. — Да ладно? Это же охуенно. Говорил тебе, что нельзя пропускать ту вечеринку. — Ты и не пропустил, да, а теперь вспомни, что из-за этого с тобой произошло. Ключи хоть нашел? — Они были в заднем кармане, — смеется Джо под аккомпанемент стона Патрика. — Но я по-любасу не смог бы сам доехать. Спасибо, что подкинул до дома. Патрик бормочет в ответ «не за что», и тут его телефон разражается звонком. — Вот черт, Джо, это, кажется, мой соулмэйт. Я тебе перезвоню. Он отключает Джо и отвечает на незнакомый номер. — Алло? — Эм-м… это ты… П. Стамп? Патрик краснеет. — Ага. Патрик Стамп. А ты тот самый мудила? Слышится смех. Самый прекрасный смех, исподволь думает Патрик. — Пит Вентц. — Мой соулмэйт – Пит Вентц? — Ты везучий сукин сын. — Ну да, просто счастливчик. И теперь они оба не сдерживают смеха. — Я тебя уже видел, просто не подходил познакомиться. Мы можем встретиться?

* * *

Патрику девятнадцать, когда он, наконец, решает спросить Пита – своего парня, черт возьми, Пит Вентц – его парень – что случилось тогда, что аж надпись на запястье начала тускнеть. Пит громко сглатывает ком в горле. — Ативан. Передознулся на парковке Best Buy в центре. Патрик обнимает его. — Но знаешь что? – продолжает Пит. – Я рад, что сделал это. И ни о чем не жалею. — Почему? – Страх начинает пузыриться где-то внутри, нашептывая о том, что Патрик недостаточно хорош для Пита, и тот сейчас скажет: «лучше бы меня так и не откачали, лучше быть мертвым, чем именно твоим соулмэйтом». Конечно, такого в жизни не произойдет, но Патрик все же обеспокоен. — Потому что это заставило больше ценить жизнь, цепляться за нее, дорожить моим соулмэйтом как никогда, и не важно, что мы тогда еще не встретились с тобой, — он чмокает Патрика в щеку. Патрик бросает взгляд на свое почти выцветшее прозрачное «ЧЕ КАК УЕБА» и снова хихикает. Пусть эта отметка принесла ему немало дерьма, но он считает, что игра стоила свеч.