Я назову его...

Гостиная напоминала сцену из фильма 90-х, а мы – мама, сестра и я – были как статисты. Не актеры, даже не массовка, просто неодушевленное нечто. Отец, вдруг постаревший, утративший свою обычную уверенность, сидел, сгорбившись на стуле. Наверное, ему хотелось закрыть лицо руками, но остатки гордости не позволяли. Я ему сочувствовал где-то в душе, больше даже из-за того, что жалел мать, которая его любила и которая всегда полагалась на него. Но на самом деле считал такой финал закономерным: когда-нибудь рисковые махинации и заигрывания с властями должны были плохо кончиться. – Теперь, когда мы подвели итоги, – произнес Вадим Алексеевич, главный отцовский конкурент, которому и достался весь бизнес, – можно… – Зачем, Вадим? Неужели нельзя было обойтись без этого дешевого фарса? Дай нам час на сборы и распоряжайся имуществом, – отец встал и тяжело оперся руками в край стола. – Ты не дослушал. Я хотел предложить вариант… – Вариант чего? – Что за манера перебивать, – поморщился Вадим Алексеевич. – Идти вам некуда, счета арестованы. Инга Михайловна, насколько мне известно, серьезно больна. Я бы мог оставить вам эту квартиру и выплачивать содержание, – он запнулся, и все мы затаили дыхание, потому что этот аттракцион неслыханной щедрости по определению не мог быть безвозмездным. – Вадим… – Я одинокий и очень занятой человек. Искать кого-то на одну ночь, честно говоря, устал. – Вы хотите купить себе молодое тело? – горько произнесла сестра. – Я не шлюха! – Как грубо! Не купить, скорее обменять благополучие семьи на добровольное согласие согревать мою постель плюс полное финансовое обеспечение. – О боже! – сестра нервно засмеялась. – Нелли, ты, пожалуйста, подумай, – с усилием сказал отец; выглядел он при этом очень жалко. – Нелль, о чем тут думать, мать… В конце концов Вадим Алексеевич не урод и выглядит вполне презентабельно. Сестра хмыкнула и покосилась на кандидата в любовники – тот действительно никак не тянул на свои сорок с чем-то лет. Возраст выдавали разве что седые виски и цепкий взгляд – такому палец в рот не клади. – Да вы с ума посходили! – воскликнула мама. – Инга, у нас нет другого выхода! – одернул ее отец. Вадим Алексеевич рассмеялся, запрокинув голову, как будто над очень хорошей шуткой. – Не вижу ничего смешного, – вскочила Нелли, – когда тебя родная семья продает, и нет выбора… – Прошу прощения, – Вадим Алексеевич посерьезнел, – я имел в виду не вас, милая девушка. Видите ли, в силу некоторых обстоятельств я предпочитаю видеть в своей постели исключительно мужчин. Предложение касается вашего брата. Но так как он уже высказал свою точку зрения и даже нашел мою внешность привлекательной, то проблем, я думаю, не будет. Теперь я очень хорошо понимал, как чувствует себя загнанный в угол зверь. Мать смотрела на меня, открыв рот, Неллька с нескрываемым облегчением, отец – презрительно. На меня. Как будто только одно нелепое предложение делало меня геем, отщепенцем, недостойным находиться с правильным им в одном помещении. – Нет, – как можно тверже сказал я. – Нет. – Марат, ты должен, – отец подошел ближе, в глазах уже не было того отвращения, как минутой раньше. – Должен? А сам бы смог? – Сынок, я прошу тебя, ради матери… Мне стало невыразимо противно от всей этой ситуации. Хотелось кричать и топать ногами, да просто набить морду отцу – заслужил же, – который спекулировал теперь на моих сыновних чувствах. Сам же будет кривиться и воротить нос, вздумай я потом, оскверненный, появиться в родном доме. – Очень трогательная сцена, но я не располагаю временем и желанием участвовать в ней до конца. Вопрос простой: Марат, вы согласны на мое предложение? – Да, – с усилием ответил я. – Тогда подпишите контракт, чтобы не было недоразумений. Охранник сунул мне в руки испещренные черными буквами листы. Я не видел ни слова – все расплывалось, вытирать же глаза было стыдно. Минут пять я делал вид, что читаю, потом размашисто поставил подпись на обоих экземплярах и вернул. Какая к чертям собачьим разница, что там написано? Разве имеет это какое-то значение? – Он сможет нас навещать? – спросила мама и сложила руки в замок перед грудью. – Конечно, – улыбнулся Вадим Алексеевич, – в свободное от основных обязанностей время. Я почувствовал, как щеки и шею залил жар. Наверное, я сейчас красный, как рак. Уши горели тоже. Я опустил глаза, чтобы ее не видеть. Ничего не видеть. Вадим Алексеевич, похоже, наслаждался ситуацией. «Наверное, папашка когда-то сильно потоптался по его ориентации, – догадался я, – вот теперь он и мстит таким изощренным способом». Меня взяли под локоть и вывели из квартиры. Я даже не обратил внимания, кто - упорно смотрел себе под ноги. – Марат, я надеюсь, мы достигнем взаимопонимания и мне не придется жалеть о своей доброте. В конце концов, от такого решения вы выиграли больше. – Угу. Торговля телом, как оказалось, выгодное занятие. – Не перегибай палку, мальчик. Я довольно обидчив и злопамятен. На этом наш разговор себя исчерпал. До загородного дома господина Извольского мы ехали в молчании. Я сжимал ледяные ладони между коленей и пытался не дрожать. Озноб же, несмотря на включенную в машине печку, пробирал до костей. Было страшно и противно одновременно, и более всего пугала неизвестность. Вадим Алексеевич сидел рядом, шелестел какими-то бумагами и не обращал на меня ровным счетом никакого внимания. То ли правда потерял интерес, то ли демонстрировал обиду и наказывал этим своим молчанием. – Приехали, – машина мягко остановилась у широкого крыльца. Дверца с моей стороны распахнулась – охранник терпеливо ждал, пока я выберусь. – Игорь, покажи ему комнату. Я приду чуть позже. Мне ничего не оставалось делать, как идти вслед за охранником. Смотреть по сторонам не тянуло. Я так и не поднимал головы. Коричневая плитка крыльца сменилась кремово-бежевой в прихожей, потом были лакированные ступени лестницы, светлый паркет в коридоре и, наконец, почти однотонный серо-синий ковер в комнате. Охранник оставил меня одного. Я потерянно огляделся: двуспальная кровать навевала нехорошие мысли. Стульев не было, только банкетка в изножье. Пришлось садиться на нее, ноги не держали. На стене висел огромный телевизор, наверное, хозяин по вечерам любил смотреть в постели кино. Сделав этот гениальный вывод, я вытянул ноги. Комната выглядела безлико. Ни безделушек, ни книг, ничего, что выдавало бы интересы живущего здесь человека. Идеальный порядок на полках, тумбочках и подоконниках. – Вадим Алексеевич просили узнать: обедать будете? Я чуть не подпрыгнул от неожиданности и только и смог помотать головой: какой обед, кусок в горло не полезет. Охранник скрылся за дверью, и вскоре явился сам хозяин дома. В халате и тапочках. – Точно не хочешь перекусить? Не трясись. Накрутил-то себя как. Насиловать тебя никто не будет. Еще понравится, просить будешь. Я сомневался в таком оптимистичном прогнозе. Парни, тем более мужчины в возрасте мне не нравились никоим образом, и однополые отношения я считал неправильными. – На-ка, выпей, – он протянул мне бокал, где на донышке плескалась янтарная жидкость. Коньяк? – А чего так мало? – Мне нужно, чтобы ты расслабился, а не напился. Коньяка хватило на полтора глотка. После него стало чуточку лучше. Напряжение немного спало, и я перестал дрожать. – Пойдем в ванную. Деваться было некуда. Пошел. Джакузи быстро наполнялось водой, а я все никак не мог заставить себя раздеться. Вадим Алексеевич развлекался, глядя на мои мучения, но молчал. Просто присел на подоконник и ждал. С трудом избавившись от одежды, я замер, не зная что делать дальше. Чего от меня ждут? Вода налилась уже до половины, наверное, уже пора… Я перешагнул бортик и собрался опуститься в джакузи. Вадим Алексеевич, стремительно сбросив халат, оказался рядом, за спиной. – Садись, – он сказал и потянул меня вниз, на себя. Я оказался прижат спиной к его груди. С обеих сторон от меня были его ноги. – Расслабься, – усмехнулся он мне в ухо, – мы просто принимаем ванну. – Можно мне еще коньяка? – того единственного глотка было мало. Хотелось притупить сознание, чтобы стало море по колено и чтобы все закончилось как можно быстрее. – Можно, – его рука прошлась по коже моего живота, заставив мышцы нервно сократиться. Вадим Алексеевич дернул за шнурок, который, оказывается, висел здесь не для красоты. Дверь приоткрылась, и разгоряченное тело обдало прохладным воздухом. – Принеси коньяк, – приказал он кому-то. Дверь тихонько стукнулась о косяк, ее закрыли с той стороны. Я воспринимал все обостренно. Каждая клеточка моего тела была как натянутая пружина, и зубы, кажется, снова начали отбивать известный только им такт. – Вадим Алексеевич, ваш коньяк, – охранник вкатил столик с бутылкой, бокалами и блюдечком с лимоном. Рядом лежала распечатанная шоколадка. – Спасибо, Игорь. Охранник кивнул и вышел. Он не испытывал ни капли смущения от вида двух голых мужиков в ванне. В отличие от меня. – Пей, – моих губ коснулся холодный край бокала. Теперь нужно было или запрокинуть голову и пить из его рук, или взять бокал самому, дотронувшись до его пальцев. Я выбрал первое. Прогадал. Голову пришлось откинуть назад очень сильно, и по шее тут же прошелся влажный язык. Я сжался, как от удара, такие ласки были не по мне. – Съешь конфетку, – он поднес к моим губам кусочек плитки, ничего не оставалось делать, как открыть рот и начать жевать приторно-сладкий шоколад. – Вот так, хорошо, – похвалили меня неизвестно за что, не за послушание же. Спиной я ощущал вибрацию от его голоса, чувствовал, как сжимают бока его ноги, и твердый член, упирающийся мне в поясницу. Коньяк в таких мизерных количествах не мог помочь, пришлось просить еще. – Больше не дам, – сказал Вадим Алексеевич, проследив, как я проглатываю еще одну микроскопическую дозу. – Мне не нужно невменяемое тело в постели, – и сунул мне в рот еще кусочек шоколадки. Подсластил пилюлю. – Ну хоть валерьянки, – попросил я, успокоиться никак не получалось. – Не очень хорошая идея, – он взял меня за подбородок и развернул к себе, – не выношу ее запах. Его лицо было слишком близко. Сердце стучало в ушах почти набатом, дышать становилось все труднее. Я нервно облизал губы и уже в процессе понял – зря! Его глаза проследили это движение и замерли неподвижно, пугающе и гипнотизирующе. Время превратилось в бесконечную липкую паутину, из которой не выбраться, и я – бедная наивная букашка, был обречен. Его губы коснулись моих. Исследуя. Пробуя на вкус. Кончиком языка он обвел контур верхней губы… Я сидел истуканом, не в силах пошевелиться и испытывая первобытный ужас беззащитного человека перед свирепым хищником. Понимая, что не скрыться, не убежать. Чужие руки скользили по груди и бокам, пощипывали соски, отчего они напрягались и вызывающе торчали. Наверное, это было для него возбуждающе, а я испытывал только отвращение и страх. Когда он попытался ртом поласкать мой несчастный сосок, я попытался увернуться. Вадим Алексеевич отстранился, долгим взглядом посмотрел мне в глаза и улыбнулся. Мне не понравилась эта улыбка, и я понял, что был неправ, проявляя чувства, когда он произнес: – Вставай. Я поднялся, испытывая сильное желание прикрыться. Он же как будто не обратил внимания ни на мое смущение, ни на то, что мое вялое достоинство оказалось прямо перед его носом, и просто встал следом. – Там, – он кивнул на шкафчик, – все необходимое. Если не разберешься сам, хотя все достаточно очевидно, то спросишь. Закончишь – выходи. Я жду тебя в спальне. Он надел халат прямо на мокрое тело и вышел, не обернувшись. Я прислонился лбом к кафельной стене. Потом открутил кран с холодной водой и напился – стоявший во рту мерзкий привкус напоминал о недавнем поцелуе. Я плеснул пару горстей в лицо, чтобы прийти в себя. Как я докатился до всего этого? Сбежать бы к чертям собачьим, но мать было жаль. Без дорогостоящего лечения она очень быстро угаснет, а иметь на совести ее смерть я не хотел. Можно было бы, конечно, попытаться найти работу. Сколько сейчас платят молодым специалистам без опыта? Но об этом следовало подумать раньше, до того, как подписал контракт и согласился торговать телом. После унизительных процедур я постоял под душем, пытаясь смыть липкое ощущение неприятия происходящего. В голове билась одна мысль: «Что я делаю, что я делаю, что я делаю», но задавив в корне малодушный порыв сбежать через окно, я все-таки поплелся сдаваться. Оставалось надеяться, что во время процесса меня не стошнит. В спальне царил благословенный полумрак. Несмотря на белый день за окном, плотно сдвинутые шторы почти не пропускали свет. Над кроватью горел неяркий ночник, его света едва хватало, чтобы разогнать по углам тени, скрыть нежилой облик комнаты. – Иди сюда, ложись, – Вадим Алексеевич похлопал по матрасу рядом с собой. На ватных ногах я доковылял до кровати и сел, собирая силу воли, чтобы лечь. По позвоночнику щекотно скользнули кончики пальцев, от неожиданности я вздрогнул и попытался быстро юркнуть под одеяло. – Трусы-то зачем надел? – усмехнулся Вадим Алексеевич и сел. Про «снимай» он почему-то не добавил. Может быть, просто не хотел смущать еще больше, а может, в данный момент это было неважно. Я лежал, вытянувшись в струну, под оценивающим взглядом. О чем он думал, понять было невозможно. После невыносимо долгой паузы я все-таки стянул с себя боксеры. Чего уж теперь. Простыня холодила спину, и отсутствие одеяла тоже никак не давало согреться. Он, наверное, хотел быть помягче в первый раз, но я как будто задеревенел и кроме мелкой дрожи во всем теле ничего больше не ощущал. Прикосновения пальцев к коже не воспринимались лаской, скорее как некая неприятная процедура. Он выругался себе под нос. Отстранился. – Перевернись на живот и раздвинь ноги. Я покорно лег, как просили, в зародыше подавив желание умолять сделать это по-быстрому, под одеялом и не мучить меня понапрасну всякими гейскими штучками. – Приподнимись-ка, – он звонко шлепнул меня ладонью по ягодице и ловко подсунул под бедра подушку. Теперь моя задница призывно торчала вверх и разве что не умоляла ее трахнуть. Колечка сфинктера коснулись смазанные чем-то пальцы. Холодные. Надавили слегка, обвели полукруг. Я терпеливо ждал конца экзекуции, но Вадим Алексеевич спешить никуда не собирался и тщательно разминал мой судорожно сжимавшийся вход, засовывая свои чертовы пальцы внутрь. Нет, я понимал, что задницу нужно смазать, на сухую вряд ли что выйдет, но как же это было мерзко. Я кусал угол подушки, чтобы не сорваться и не наговорить гадостей – это было бы совсем не в моих интересах. И только спустя вечность, когда внутри почти свободно помещались три, а то и четыре пальца, он счел миссию по подготовке законченной и заменил пальцы членом. По идее где-то там должна была быть простата, и по слухам ее массаж дарил райское наслаждение, но у меня с этим как-то не задалось. Сильно больно не было, но и приятно тоже. Остро ощущалось чужеродное тело там, где его быть не должно. И толчки, сначала осторожные, потом более глубокие и резкие, вызывали раздражение и легкое жжение, как будто от всей этой смазки не было никакого толка. И сфинктер был растянут до предела. Я бы не удивился, обнаружив потом там мозоль. Вадим Алексеевич коротко и негромко застонал и опустился на меня сверху. Я чувствовал спиной его влажную кожу, слышал, как сильно и громко бьется его сердце, и не понимал, почему он не вытаскивает из меня свой член. Неужели это так приятно – лежать и выжидать неизвестно что? – Я не сделал тебе больно? – спросил он и поцеловал в шею. – Нет, – буркнул я и благоразумно промолчал, что и приятно тоже не сделал. – Сейчас немного передохнем и приступим ко второй, более приятной части сегодняшней программы. Я забыл, как дышать, и медленно повернул голову к Вадиму Алексеевичу. Он увидел ужас в моих глазах, засмеялся и уселся рядом. – Тебе понравится, – подмигнул он и велел переворачиваться. Изо всех сил стараясь не смотреть, как он стягивает с себя презерватив и отбрасывает использованную резинку в сторону, как небрежно вытирает член бумажной салфеткой, я нехотя перевернулся на спину и уставился в молочно-белый потолок, на котором как назло не было ни трещин, ни даже люстры. – Страшно? – Страшно, – подтвердил я. – А зря, – с непонятным весельем произнес он и легонько сжал мои яйца. Менее страшно от этого не стало. – Я думаю, что в том, что ты не получил удовольствие в свой первый раз, есть доля несправедливости, и собираюсь это исправить. В дальнейшем надеюсь, что ты все же будешь заботиться о себе сам, не дожидаясь, так сказать, указаний сверху. Или если тебе больше нравится мое вмешательство, то я бы предпочел это узнать от тебя, а не строить догадки. Я считаю, что в постели удовольствие должно быть обоюдным. Сказать по правде, я мало что понял из его пространной речи, но выставлять себя дураком не хотел, решив, что буду разбираться со всеми проблемами и загадками потом. Сейчас же время для этого было совсем неподходящее – меня одарили минетом. И, несмотря на все усилия Вадима Алексеевича, я долго не мог не только кончить, но даже возбудиться. Сама ситуация на корню гасила эрекцию. И сам оргазм не принес ни радости, ни удовлетворения. Просто физиология. Просто возможность сбросить напряжение. Я понимал, что это была всего лишь демонстрация умений и возможностей. Что ж, Вадим Алексеевич мог по праву гордиться собой. После первого секса я опасался, что придется заниматься этим каждый день, но Вадим – теперь мысленно я называл его так, фамильярно, хотя в глаза величал только по имени-отчеству и на «вы» – удивил. Укладывал в постель один-два раза в неделю, обычно по субботам и изредка на буднях, отчего я тихо ненавидел конец недели и с раздражением ждал выходных. После напряженной рабочей недели, а Вадим назначил меня своим помощником и гонял в хвост и гриву, хотелось просто тупо отдохнуть, а не изображать подобие жизни в постели. Попытки смиренно принимать чужой член и не дергаться он пресек быстро, и вскоре я почти привык отвечать на поцелуи в процессе, обниматься и даже подмахивать. Не сопротивляться было проще, чем пытаться отстоять независимость. Ни о чем таком в моей ситуации речь идти не могла. Контракт. Он регламентировал многие стороны жизни, включая работу, посещение спортзала и непременное присутствие рядом охранника. Игорь ходил за мной тенью, таскался даже в фитнес-центр, несмотря на присутствие там же самого Вадима. Я искренне не понимал зачем три раза в неделю нужно было убиваться на тренажерах – физическая форма у меня была вполне хорошая. На первом занятии Вадим о чем-то долго перетирал с тренером. Я не стал вмешиваться, но попыток узнать, о чем именно, не делал, сначала злился, а потом привык к регулярным нагрузкам. После них наступала приятная усталость и спалось гораздо лучше. Не лезли в голову разные невеселые мысли, не смущал лежащий рядом мужик, который в любой момент мог пожелать заняться сексом. Сказать по правде, я потом оценил изобретательность Вадима – делать нам с ним дома вечерами было совершенно нечего. Общего между нами была только постель, несмотря на то, что он был весьма интересным собеседником, поддерживать разговор с ним мне было тяжко – не хватало банальной эрудиции. А просто в слушателе он вряд ли нуждался, хотя порой делился какими-то мыслями, которые поражали мое воображение и заставляли искать в сети статьи по той или иной теме. Так что все более-менее вошло в колею. Я смирился с позицией в сексе, убедив себя, что все в жизни проходит, пройдет и это, и когда-нибудь мою постель будет согревать симпатичная девушка, рядом с которой я забуду эти страницы своего прошлого. Единственным неприятным моментом были звонки родителям и сестре. Раньше мне казалось, что у нас хорошая, крепкая семья. Отец не без заскоков, но вполне адекватен и любит меня, про мать и разговоров быть не могло. Она всегда больше напоминала нежную и добрую фею, чем строгую мать… Теперь же мне было странно слышать сухие ответы отца на вопросы о здоровье мамы. – В больнице. Лечат. Прогнозы благоприятные. Нет, приезжать не надо. Сестра была более разговорчива, но и она сама не позвонила ни разу, хотя о здоровье матери говорила более подробно и даже передавала приветы. – Мне нужно к ним съездить, – я, наконец, не выдержал и попробовал отпроситься на выходные к родным. – Не понимаю, почему мамин телефон все время выключен. – Отец-то трубку берет? – А почему нет? Сначала у него были дела и он не мог разговаривать, а теперь все в порядке. – Угу. – Вадим Алексеевич, можно? – Марат, не хочется разочаровывать тебя в человечестве в целом и твоих родственниках в частности, но на твоем месте я бы не ездил. И прекрати уже называть меня по имени отчеству! – Не могу! Вы мой начальник. Субординация и все такое. – Понятно. Что ему было понятно неизвестно, но взгляд стал тяжелым, и я поспешил уткнуться в договор, составленный юротделом. Вадим требовал, чтобы я скрупулезно вникал во все детали, и иногда мне казалось, что он хочет, чтобы я заменил половину работников компании. – Вдруг я оговорюсь где-нибудь на людях? Нехорошо будет, – я попытался смягчить резкость, но нарвался на холодную улыбку и решил не развивать тему. Перейти с ним на «ты» я просто не мог. Не мог и все. – Кстати, в начале следующей недели я уеду на несколько дней. – А-а, – «А я?» – чуть не вырвалось у меня. – Ничего, поработаешь немного один. Я постарался максимально разгрузить ту неделю. Так, что с договором? – Вадим резко переключился на деловой тон, давая понять, что обсуждать свое отсутствие не намерен. Я чуть не засмеялся – меня никак не волновала эта новость, вернее, радовала. Его не будет рядом. Два, три или даже четыре дня! Пусть не свобода, но что-то очень близкое к ней. Единственное, что омрачало предвкушение долгожданного одиночества, – это прощальный секс. Мне уже заранее казалось, что я чувствую по-хозяйски наглые пальцы во всех интимных местах. И не только пальцы. Ожидания оправдались, и в субботу у нас случился долгий, невероятно нежный секс. Наверное, про такое говорят «занятия любовью», но в моем случае это было скорее изощренной пыткой, чем удовольствием. Я уже умел имитировать неземное наслаждение, постанывал в нужных местах и даже сам насаживался на ласкающие заветный бугорок пальцы, благо возбуждение умело поддерживалось Вадимом. – Понравилось? – он оторвался от вылизывания моего члена и, довольно улыбаясь, лег рядом. – Очень, – кривить душой почти не пришлось, если закрыть глаза и не думать, кто и зачем делает минет, то было на самом деле весьма неплохо. Вадим усмехнулся, притянул меня к себе и попытался поцеловать. От специфически острого запаха собственной спермы меня замутило. Я шарахнулся прочь: представить, что меня поцелуют те же губы, которые вот только что сосали член, пусть даже и мой, было невозможно. Не могу, просто не могу! Улыбка буквально увяла на лице Вадима. В глазах появился холод. Он отстранился, сел и холодно бросил: – Я в душ. Можешь меня не ждать. Дверь ванной закрылась за ним, щелкнул замок. Заперся. Я лежал на спине, плотно зажмурив глаза, и пытался убедить себя, что испытываю облегчение. Ведь испытываю же? На душе было пасмурно. За стеной долго лилась вода, потом все стихло. Я долго ждал, пока он выйдет, совершенно не представляя, что сказать, но страстно желая оправдаться. Составлял в уме страстные речи, одна другой проникновенней, и незаметно уснул. Утром вторая половина кровати оказалась пуста. Несмотря на восемь утра воскресенья. Он появился только в четверг. Ближе к обеду. Стремительно вошел в кабинет, кинул под стол саквояж из рыжеватой кожи. – Ну? Что у нас с контрактом Степаньковского завода? Я молча подал бумаги. С контрактом все было хорошо. Командировка его вымотала. Под глазами залегли тени, прибавляя десяток лет. Резче обозначились складки возле рта. – Отлично, – Вадим то ли просто констатировал факт, то ли похвалил работу. – Предлагаю пойти пообедать. – Хорошо, – покорно согласился я. Если он решил делать вид, что никаких обид не было, то это был наилучший выход для нас обоих. Хотя за время его отсутствия я уже успел и накрутить себя, и убедить в том, что ни в чем не виноват. И контракт, чертов контракт, изучить вдоль и поперек. Я теперь мог бы цитировать его пункты даже при внезапной ночной побудке. В кафе он выбрал столик у окна. Ел быстро и молча, время от времени замирая и разглядывая что-то на улице. – Командировка прошла неудачно? – рискнул спросить я перед тем, как нам принесли кофе. – Командировка? – Вадим с силой потер виски. – Нет. Все в порядке. Устал просто немного. – Выглядишь неважно. – Стоило устать как собака, чтобы ты перестал «выкать», – хмыкнул он. – Я рад. Это «я рад» было произнесено таким тоном, что свело зубы. – Простите. – Ну как хочешь, можешь и дальше строить из себя… – Ваш чай, – официант подошел исключительно вовремя. – Десерт не желаете? После обеда мы оба решили сделать вид, что никакой пикировки и не было. Он смирился с моим демонстративным «Вадим Алексеевич», а я рассказывал о делах компании, что уже сделано и что планируется. Только мне все равно время от времени казалось, что мыслями он где-то далеко. Может быть, думал о зазнобе? Мало ли что в командировке случилось. Я был бы рад, если бы внимание переключилось на кого-нибудь другого. Хотя, если быть честным с самим собой, то как любовник Вадим был неплох. Не в том смысле, что мне нравилось с ним в постели, а в том, что он всегда старался доставить удовольствие не только себе. Если разобраться, Вадим же никогда не заставлял делать ничего такого, что было бы по-настоящему противно. А он бы мог. С легкостью. Контракт штука такая, допускающая некоторую вольность трактовок. И мог бы не просто иметь меня потихонечку в зад, но и требовать иных услуг – того же минета, например. Но в этом плане я так и оставался девственником, не ведавшим как вкуса мужского полового члена, так и сомнительного удовольствия римминга, когда не тебе, а ты... Четверг и пятницу Вадим отсыпался. Задумчивость по мере отдыха сходила на нет. В субботу все было снова как всегда, но после минета он сразу ушел в ванную и вернулся, благоухая ядреной мятной зубной пастой. Вот и думай: демонстративно или случайное стечение обстоятельств. Я как-то никогда не задумывался, кто покупает пасту и кто кладет ее на полку под зеркалом. Две недели пролетели незаметно. Жизнь текла по ранее заведенному порядку, и даже прохладные отношения с семьей уже не причиняли прежнего дискомфорта: уж перед ними я чувствовать себя виноватым никак не собирался. Хотят считать сына «падшей женщиной» – пусть их. Лицемерие отца претило, и хотелось высказать в лицо кое-какие претензии: раз уж ты такой правильный и принципиальный, то нечего каждый раз протягивать руку за неправедно заработанными деньгами. Но он все пытался крутить какие-то аферы, видимо, в надежде в один прекрасный момент вернуть былое богатство и влияние. Это мне как раз популярно объяснил Вадим, припечатав: – Он глуп, надеясь, что ему дадут подняться еще раз. И дважды глупец, если не понимает, что его банально слили. Заметь, с этой точки зрения ты оказываешь им дурную услугу, продлевая агонию. Кое-кому пора бы заняться чем-нибудь полезным. – Деньги в основном идут на лечение матери. – Ну да, на сыновних чувствах так удобно играть. Как я мог забыть. За такие слова хотелось врезать кулаком в челюсть. Какая бы ни была, но это моя семья. Вырастившая, давшая образование и… – Да-да, и ты будешь вечно благодарен, что родили и не сдали в детский дом, – насмешливо сказал Вадим, безошибочно угадавший по моему лицу все мысли. – И на твоем месте я бы хотя бы часть зарплаты откладывал. Контракт закончится, и куда ты пойдешь? Не уверен, что родители будут рады видеть у себя. А на съем квартиры или даже комнаты нужны средства. – Разберусь! – я выбежал прочь, крепко саданув дверью о косяк. Мне нужно было подумать. Интересно, что отщипывание некоторой суммы от денежного довольствия вызвало мгновенную реакцию со стороны отца. – Что, надоел, что ли, ебарю своему? – сказал он, сложив губы в усмешку. – Стараться надо лучше. – Мне тоже нужны деньги. – Ой, да ладно! Живешь на всем готовом. На что тебе они? – Ботинки порвались, костюм пришлось новый покупать, – против воли я оправдывался, хотя внутри все кипело. – Можно подумать ты девка, хотя… Сказал бы своему другу сердечному, что шоппинг, мол, нужен. Неужели обидел бы зазнобу? Головой думать надо, уж если пошел по этому пути, то и действуй соответственно. Нелька вон из-за тебя осталась без шубы. – У нее этих шуб штук пять! – злость почти не удавалось скрыть. – Она женщина, понимаешь? Ей нужно. – Шестую шубу, – буркнул я себе под нос и попрощался. Все-таки прав был Вадим – общение с родней нужно сводить к минимуму. Ему я так ничего и не сказал, просто стал уже сознательно откладывать деньги на всякий случай. Жизнь штука сложная, непредсказуемая, и лучше иметь хоть какую-то возможность для маневра и поиска работы, а не оказаться на улице. Поэтому премию по итогам года, которую давали всем, я честно положил себе на счет, даже намеком не дав понять родне, что появились лишние три десятка тысяч. Новый Год и каникулы после него мы провели дома. Вадим ушел с головой в какие-то бумаги, не обращая на меня почти никакого внимания, чему я был бесконечно рад и праздно валялся перед телевизором, читал или увлеченно играл в какую-нибудь игрушку на компе. Это было почти идеальное время. Родители не горели желанием меня видеть, я тоже, приняв как данность, что теперь птица вольная. После праздников на работу пришлось выходить одному. Вадим как бы между прочим сообщил, что уедет по делам. – На сколько, не могу сказать точно. Зависит от многих причин. Январь месяц спокойный, наши партнеры пока не раскачались, так что сложно не будет. И замы у меня люди вменяемые. Я пожал плечами: надо, так надо. Страдать от разлуки я тоже не собирался – кот из дома, мышам праздник. Пусть даже и под присмотром Игоря, но такие мелочи по прошествии двух лет уже не волновали. Важна не сама свобода, а ее ощущение, и отсутствие регулярного секса в моем случае тоже несказанно радовало. Вадим уехал, а я ушел с головой в работу. Дома было неимоверно скучно, общение с приятелями прекратилось еще до контракта – отец же разорился, и я как бы выпал из привычного круга. Новых друзей не завел, да и не хотелось. Поэтому оставалась работа и фитнес-центр, где я проводил порой по несколько часов, не спеша убраться домой. Плавал в бассейне, ходил на массаж, зависал в фито-кафе, в общем, убивал время. – А что это твой папик пропал? – поинтересовался как-то тренер. Меня покоробил развязный тон, отвечать я не спешил. – Ты же вроде хорошо старался, – продолжал тренер, – неужели не понравился результат? Странно, попка у тебя как орех теперь. Хоть сейчас на обложку… – Послушай, не стоит говорить о клиентах в таком тоне, – я хотел, чтобы он заткнулся, но тренер не понимал намеков. – Вы когда первый раз пришли, ты был такой милый. А папик потом мне все втирал, как хочет, чтобы была накачана твоя задница. Игорь удержал меня от мордобития. Действительно, делать этого не стоило, и я с чистой совестью нажаловался на него администрации: работая в приличном месте, нужно уметь держать язык за зубами. – Его, наверное, после этого уволят, – Игорь, обычно молчаливой тенью скользящий где-то за спиной, высказал свое мнение. – Знаешь, вот ни капли не жаль этого идиота. Не стоит обсуждать клиентов, – мы стояли перед входом в фитнес-клуб и ждали, пока подъедет машина – водителю не удалось припарковаться поблизости. – Согласен, – принял мою точку зрения Игорь и замолчал. По тротуару куда-то целеустремленно бежала рыжая такса, за ней по мокрому грязному асфальту волочился длинный поводок. Не думая, что делаю, повинуясь какому-то инстинкту, я наступил на него. Собака удивленно обернулась и недовольно тявкнула. – Деловая колбаса! – усмехнулся Игорь. – Да уж. От кого сбежала, а? Где хозяева? Собака гавкнула еще пару раз. – Матильда, глупое ты животное! – возле нас остановилась запыхавшаяся девушка в сбившемся платке. – Спасибо, что поймали! Игорь достал из кармана носовой платок и протер кожаную петлю, чтобы хозяйка не испачкала рук. – Какая шустрая, – сказал он, глядя впрочем, на хозяйку, та заулыбалась, отчего проступили задорные ямочки на щеках. – Ой, замучилась я с ней, – охотно поддержала она разговор, наматывая поводок на запястье. – А как вас зовут? – Меня Настя, а ее Матильда. У-у! Злыдня! Я за тобой от метро бежала! Я прикинул расстояние – минут пятнадцать спокойным шагом тут точно было. – А-а, – Игорь не знал, что сказать, и выглядел смущенным – девушка ему очевидно нравилась. Я стоял за спиной новой знакомой. Она суетилась и тоже не знала, что делать. То поправляла платок и пыталась укротить растрепавшиеся светлые прядки, дергая поводок к недовольству Матильды, то рылась в карманах короткого пуховичка. Почему-то мне казалось, что эти двое очень подходят друг другу и что я присутствую при зарождении их обоюдной симпатии. – Скажи, что проводим, – беззвучно шевеля губами произнес я, Игорь понял мою артикуляцию и просиял. – Настя, давайте мы вас проводим! – Спасибо! Они шли рядом и болтали обо всем и ни о чем, как это бывает только с теми, кто вызывает интерес. Я старался не отставать и не заставлять Игоря оглядываться. Просто шел чуть позади, на полшага примерно и думал о том, как странно порой встречаются люди. У подъезда пришлось прощаться, и я едва успел шепнуть Игорю, чтобы взял телефончик, а то разочарование было бы очень сильным, и у девушки тоже. – Спасибо, – пробормотал охранник, глядя на закрытую дверь подъезда. – Пойдем, казанова, – я дернул его за рукав, – водитель нас потерял. – Да, точно! – он тут же прогнал мечтательное выражение лица и потянулся за телефоном, и через десять минут мы уже сидели в теплом салоне. Мишу, тренера, как оказалось, на самом деле уволили, и тренировался я под наблюдением другого, неразговорчивого товарища. Что не могло не радовать. Игорь же теперь сидел и ждал меня как на иголках – все его существо рвалось к Насте, которая старательно выгуливала Матильду неподалеку. – Что ты мучаешься сам и девушку мучаешь? Я, честное слово, никуда из зала не выйду, а тут пасти смысла нет. Сам знаешь. Давай, три часа твои на законных основаниях. Если что, позвоню. Игорь немного поотнекивался ради приличия, но все равно согласился с едва скрытой радостью. Матильда теперь выгуливалась под присмотром двоих людей, правда, было ли им дело до нее, это другой вопрос. В фитнес-клуб я теперь ходил каждый вечер. Любовь дело такое. Вадим не объявлялся уже почти месяц. Пару раз я пытался позвонить, но телефон был выключен, о чем и сообщал приятный женский голос. Оставалось лишь ждать, когда объявится сам. Волноваться по этому поводу я не собирался, поэтому визит адвоката воспринял поначалу исключительно как его желание разорвать контракт, не присутствуя лично. – Я выполняю волю клиента, поэтому предлагаю ознакомиться для начала с письмом. Прозвучало это предложение, на мой вкус, излишне пафосно. Письма там всякие. Сказали бы вещи собирать и выметаться, все бы проще было. Тем не менее, под взглядом адвоката пришлось открывать конверт. «Если ты читаешь это письмо, значит, поговорить лично я уже не могу», – я поднял глаза на одетого в дорогой костюм мужчину. – Дочитайте. Пришлось возвращаться к тексту. «Если говорить коротко, скорее всего операция прошла неудачно. Меня предупреждали, что гарантии никто не дает и что вероятность успеха невелика. Но это неважно. В любом случае, после больницы я собирался отпустить тебя, надежда, что ты хотя бы привыкнешь ко мне, не оправдалась. И, несмотря на то, что я глубоко убежден, что люди по природе своей бисексуальны, ты являешься весьма досадным исключением, которое, как известно, лишь подтверждает правило. Насильно люб не будешь. Ну, а так как ты читаешь письмо, то смысла в моих рассуждениях нет, как и в нытье. Поэтому перейдем к главному. Возьмем быка за рога. Бизнес переписан на тебя, как и этот дом. Как смог, я тебя натаскал в управлении корпорацией. Да и помощники у тебя хорошие, если не будешь дураком и не займешься кадровой политикой с места в карьер. Надеюсь, воспользуешься знаниями с умом и не выкинешь какого-нибудь глупого фортеля, вроде привлечения в бизнес твоего неуважаемого папеньки. Хотя и это тоже уже только твое дело. Можешь продать все и пропить или построить собачьи приюты. Мне уже все равно. Вадим». Я перевернул лист. С обратной стороны он был чист. – Я не понимаю. Этого не может быть. – Вадим Алексеевич скончался в больнице двадцать первого января. – Похороны? Как же похороны? Надо же… – По его распоряжению тело кремировали и прах развеяли. – Я не понимаю, как же так. Почему мне не… – Прошу прощения, но такова была воля клиента. Наверное, вам нужно свыкнуться с известием. Когда можно прийти, чтобы уладить формальности? Завтра? Послезавтра? – Да. Хорошо, – мне было все равно, когда явится этот адвокат. Сейчас уж точно было не до него. Адвокат вышел, и я остался один. Перечитал письмо, попытался сложить два и два, но все равно получалась какая-то ерунда. Вадим был болен? Чем же таким он болел, что я не заметил? Прах развеяли, тела нет. Мелодрама, право слово! Не верю я, что он умер! С чего бы разводить такую таинственность? Не верю! И диагноза мне ведь так и не поведали, сказали только, что в больнице лежал. Прах развеяли – чушь какая… – Марат, прости что отвлекаю, но люди волнуются. Что нам делать? – В смысле? – я непонимающе посмотрел на Игоря. – Ну ты же теперь хозяин. Адвокат нам сказал. Расчет когда будешь давать? – Какой расчет? Не морочь мне голову! – Что, никого не уволишь? – Кого увольнять? Пусть все остается, как было. – А меня? Я же… – И ты оставайся. Охранник мне теперь тем более понадобится. – Спасибо, – он ушел повеселевший. Я сидел в кресле и смотрел в стену. Новости не укладывались в голове. Как же так? Почему? Получается, что он меня… любил? Потому и терпел? Я невольно поежился, теперь поведение Вадима выглядело совсем иначе. Не мог же он разорить отца, чтобы заполучить меня? Папаша и сам неплохо справился с этим делом, а Вадим воспользовался случаем. Тут я его понимал – он сам учил не упускать момент и добиваться желаемого. Кто виноват, что этим желаемым по иронии судьбы окажусь я. Можно сколько угодно не верить в его смерть, но в том, что он не вернется, сомнений быть не могло. Он вполне мог перешагнуть даже через свои чувства и начать где-нибудь с начала. Оставить мне все и уйти, потому что оставаться рядом дальше и безответно любить слишком больно… Мне придется сильно постараться, чтобы оправдать его доверие, чтобы, наблюдая за мной откуда-нибудь издалека, он мог не сожалеть о своем поступке. Я постараюсь. А потом, когда-нибудь, я встречу хорошую девушку и женюсь. Она родит мне детей. И может быть, если будет мальчик, я назову его Вадим. Может быть. Не знаю…