Hello

- Привет, это я. Просто хотел узнать, не хочешь ли ты встретиться, спустя столько времени, чтобы обсудить всё? - я дрожу и прижимаю трубку старого телефона с облупленной краской к уху. Говорят, что время лечит, но мне так и не становиться легче. Будто крылья обрублены. Чувствую себя птицей в клетке. Мы были с тобой вместе на протяжении двух лет. Совсем наивный, молодой, неуклюжий я и статный, взрослый, красивый ты. Мне было пятнадцать лет отроду, когда мы встретились, а тебе двадцать пять. Высокий шатен, подвезший меня до травм пункта, после того как сбил. По своей глупости, нет, тупости, я выбежал на дорогу за перчаткой, которую оборонил, когда выходил из маршрутки. Меня будто прошило болью, особенно ногу, на которой до сих пор красуется четыре уродливых шрама. Четыре. Это же твое счастливое число? А я его ненавижу. Сколько же событий, напрямую связанных с этой чертовой цифрой? Не сосчитать. Ты даже курил ровно по четыре сигареты в день. Соблюдение некой традиции твоего внутреннего мира, в который ты так любил прятаться от меня и остальных. Так безнадежно больно вспоминать это каждый день. Знаю, что накручиваю сам себя, знаю, что ты бы не одобрил этого, но ничего не могу с собой поделать. - Привет, ты слышишь меня? – спрашиваю ровно, всё еще надеясь на ответ. – Я в Петербурге, вспоминаю времена, когда мы были молоды и полны свободы. Забавно, я уже забыл какого это. – грустно усмехаюсь, а перед глазами снова твоё лицо. Помню отчетливо, как ты носил мне сладости каждый день, пытаясь искупить вину. Плевать, что их не люблю, всё равно я съедал всё, так невозможно было тебе отказать. Мне нравилось, когда ты сидел на моей кровати и читал стихи. Твой бархатистый хриплый прокуренный голос словно окутывал с ног до головы. «Коньяк в графине - цвета янтаря, что, в общем, для Литвы симптоматично. Коньяк вас превращает в бунтаря. Что не практично. Да, но романтично. Он сильно обрубает якоря всему, что неподвижно и статично. Конец сезона. Столики вверх дном. Ликуют белки, шишками насытясь. Храпит в буфете русский агроном, как свыкшийся с распутицею витязь. Фонтан журчит, и где-то за окном милуются Юрате и Каститис. Пустые пляжи чайками живут. На солнце сохнут пестрые кабины. За дюнами транзисторы ревут и кашляют курляндские камины. Каштаны в лужах сморщенных плывут почти как гальванические мины. К чему вся метрополия глуха, то в дюжине провинций переняли. Поет апостол рачьего стиха в своем невразумительном журнале. И слепок первородного греха свой образ тиражирует в канале. Страна, эпоха - плюнь и разотри! На волнах пляшет пограничный катер. Когда часы показывают "три", слышны, хоть заплыви за дебаркадер, колокола костела. А внутри на муки Сына смотрит Богоматерь…» Именно благодаря тебе я полюбил Бродского. Очарованный восхитительными строками и твоим голосом, сам не понимал, как влюблялся. А когда понял, было слишком поздно. - Привет, как твои дела? Ммм, да, я понимаю, что вечно говорю только о себе. Ох, прости! – вздрагиваю после столь долгого молчания, вспоминая, что ты никак не можешь меня слушать. - Ты же уехал из этого унылого места, где не происходит ничего интересного? Ты помнишь, тот Новый Год? Наш Новый год, а ещё мой день рождения. Тогда, ты меня поцеловал в первый раз, прямо под бой курантов. А затем, повалил меня на кровать, нежно сминая наши губы. Твои руки так нежно оглаживали мои бедра, ласкали соски. И в этом не было ничего плохого, ведь на тот момент мне уже было шестнадцать, и я был согласен. Твои пальцы очерчивали контур моих губ и это так крышесносно, что казалось, сердце выскочит из груди. Ты оставлял на моём теле огромное количество меток, как мне казалось, но проснувшись утром, я обнаружил всего четыре. Чертово число. То, как твой язык ласкал мой член, приносило огромное удовольствие, а я, будучи девственников бился в судорогах, позволяя тебе приносить мне удовольствие. А когда первый палец, смазанный лубрикантом, проник меня, ты мягко поинтересовался, не больно ли? - В-все в порядке. - промычал я и сильнее вцепился пальцами в простыни, комкая их. Мои ноги на твоих плечах дрогнули и случайно попали по голове. - Мой маленький. - тихо смеешься и целуешь впадинку пупка. Я млею от этих губ и покрываюсь багровым румянцем. Пытаюсь прикрыться, ладонями накрывая глаза, но ты убираешь мои руки от лица и нежно касаешься их губам. Добавляешь второй палец и медленно шевелишь им внутри, явно ища простату. Помню, как читал про анальный секс в инкогнито ночью, пугаясь каждого шороха, ведь узнай мама о нас, всё кончилось бы плачевно. Мне не нравится то, как жжет внутри, не нравится это чувство наполненности, но если это сделаешь ты, я потерплю. Долго и тщательно растягиваешь меня, подготавливая, чтобы не было так больно, потому что размер у тебя не маленький. Это я выяснил, когда первый раз решил сделать тебе минет. До сих пор вспоминаю, как старался доставить тебе удовольствие. И вот, ты приставляешь свой член к моей дырочке и нерешительно толкаешься. Из моих глаз бегут слезы, а я громко всхлипываю. Твои руки гладят мои щеки, а губы собирают слезы. Хватаюсь за твои большие ладони и прошу: - Давай. – с благодарностью смотришь на меня и начинаешь двигаться. По началу, твои толчки были аккуратными, медленными, не глубокими, но надолго тебя не хватило, и ты уже вбивался в моё тело в безумном ритме, жестче попадая по простате. Вскоре и я, привыкнув к наполненности и внушительным размерам, стал постанывать. Тогда, я был полон жизни. А сейчас загнанный в угол зверь – вот кто я. Безвольный раб с саднящим сердцем. С холодной кожей и пустым взглядом Я вслушиваюсь в звуки, но слышу лишь собственное сопение и то, как кричат соседи сверху. Такая громкая тишина, сводящая с ума. Одиночество и пустота как хищники. Они могут подстерегать свою жертву годами, нет, веками, а потом набрасываться и рвать в клочья. Но ты не умираешь, нет. Ты просто страдаешь, стонешь от бессилия и, свернувшись в клубок, вспоминаешь его запах. Такой терпкий и приторный, мучительно сладкий, родной. - Привет, это снова я. – всхлипываю и дрожащими руками убираю пряди, упавшие на глаза. – Наверное, я набрал твой номер уже сотни раз, но когда я звоню, тебя вечно не бывает дома. – сглатываю и уже собираюсь положить трубку, как вдруг раздается: - Я скучал. Не удерживаюсь и срываюсь на рыдания, неразборчиво выкрикивая что-то в трубку о том, как я люблю тебя, скучаю, ценю. Ты говоришь мне, что сегодня ночью у тебя самолет в Питер. В четыре утра. И только тогда, когда я уже положил трубку до меня доходит, что звонков было ровно четыре. Удивительно, что после шести лет разлуки, ты так и не нашел себе жену или парня. Знал бы я, что всё так обернется, никогда не переживал бы так.